Том 8. Фабрика литературы - Андрей Платонов

Если бы пьесу написал опытный литератор, мы бы назвали его произведение спекулятивной подделкой, а самому автору посоветовали бы впредь не заниматься литературой, чтобы не доставлять горя ни себе, ни другим людям — своим читателям. В стране много других счастливых дел, кроме литературы. Зачем же быть несчастным?

Но наш начинающий автор здесь ни в чем не виноват, кроме того, что у него не обнаружилось пока литературного дарования. По простоте своей или по наивному расчету он взял у некоторых современных советских драматургов все плохие качества их творчества и соединил их в своей пьесе. Он, тов. Сысоев, является здесь лишь робким, неумелым учеником гораздо более опытных и искусных «творческих работников», спекулирующих на бдительности, на советском патриотизме, на глубоких и органических чувствах и свойствах советского народа, но своим «творчеством» только оскорбляющих эти чувства.

В пьесе тов. Сысоева есть честные работники, есть диверсанты, есть драматический сам по себе факт разрыва дочери с отцом во имя интересов родины и т. д., но нет ни одного действительного, реального образа советского человека, написанного убедительно и проникновенно. Положительные герои пьесы говорят и действуют пошло и глупо (исключим из этого поступок Бодрова на линии, взятый у Гаршина), они вызывают у читателя не симпатию, а недоумение и отвращение. Отрицательные персонажи — просто истерики и идиоты, что не вызывает у читателя отношения к ним, как к серьезным, нешуточным врагам.

И тов. Сысоеву и его более старшим «учителям» по драматургии следует понять, что не всякое изображение вредительства есть борьба с вредительством, хотя бы попытка дать такое изображение и была вызвана субъективно хорошими чувствами. Может быть такой случай, что изображение героев и их противников-подлецов будет сделано столь глупо и бездарно, что само литературное произведение превратится в моральное преступление автора. Никакое частое упоминание писателем румяной, сдобной, сладкой жизни ему не поможет, потому что эта жизнь находится в действительности, а не в его сочинении. С того момента как написана первая строка любого произведения, оно должно держаться своими средствами, а не постоянной ссылкой на действительность. Действительность — не костыли, а искусство — не калека.

Тов. Сысоеву следует глубоко подумать о своей дальнейшей литературной работе и обязательно перестать подражать тем драматургам, которые и сами-то пишут лишь благодаря доброте и долготерпению читателя-народа.

Из прозы, помещенной в сборнике, относительно хорошо и просто написан рассказ «Алексей Худоногов» Сергея Сартакова; этот рассказ, действительно, дает представление о жизни и людях Красноярского края, на что и надеялось издательство в своем предисловии.

Из стихов сборника наихудшие принадлежат Петру Казачкину — «Стихи о Енисейском севере». Эти стихи представляют собой механическое, нетворческое подражание. Маяковскому. Против творческого подражания Маяковскому, против продолжения его пути в поэзии никто, конечно, возражать не будет, но для этого надо не только любить Маяковского, но и самому быть поэтом.

Возьмем один пример для доказательства.

Ледоход!Миллиарды бацилл несиденьяПерекусали всех…В учрежденияхдисциплина раскисла…Хромает,как лошадь в лугахстреноженная…Над городомчто-то такое…повисло —Радостное и тревожное…Ледоход —это вамне вагон блинов.Енисей —не цистерна сметаны!

На этом мы останавливаемся, чтобы вторично не тратить бумагу на такие стихи.

Из чтения Красноярского сборника мы убедились, что всякий сборник следует издавать лишь в том единственном случае, если для него есть достаточно много хороших литературных произведений.

Реторта для изготовления человеков

(О романе Л. Кассиля «Вратарь республики»)

Этот роман можно прочесть сразу, и даже с некоторым интересом. Если не задуматься после чтения романа, то можно остаться при впечатлении, что вами действительно прочтено значительное художественное произведение. Но какую ценность имеет чтение без добавления к нему собственной мысли и собственного жизненного опыта?

Мы, в частности, имеем собственную мысль и свой личный жизненный опыт и благодаря этому имеем возможность рассуждать по поводу романа Л. Кассиля.

Автор романа, Л. Кассиль, попытался, видимо, найти свою главную, генеральную тему и по его собственному мнению — нашел ее. Тема эта, естественно, — мужество и счастье. Естественно потому, что ее, эту тему, ищет один из главных героев романа — худощавый журналист Женя Карасик (он же известный, якобы едкий, газетчик Евгений Кар), который, чтобы найти проход ко внутренней, и не иначе как только ко внутренней, то есть скрытой, таинственной жизни людей, «познакомился в пивной со старым шарманщиком, научился у него управлять несложным его органом, раздобыл костюм поплоше, целый день ходил по дворам московской окраины, вертел ручку сиплой звукорубки… Он продавал билетики „со счастьем“, видел скрытую интимную жизнь дворов» и т. д.

На самом же деле он ничего не видел, потому что таким способом ничего увидеть нельзя: маскируясь сам, он маскировал и всю жизнь, всю действительность. Таким шуточным манером ничего всерьез изучить нельзя. Жизнь не приспособлена для мгновенного постижения ее творческим работником с шарманкой.

Далее, физически отсталый журналист Карасик ищет «мужественный коллектив» и, ясное дело, находит этот коллектив. Это — Бракфут, сиречь: «бытовая рабочая коммуна футболистов» коллектива Гидраэр (члены коллектива работают в области производства и испытания глиссеров). Принцип этой коммуны — непрестанное едкое единство, означающее, что люди, входящие в коммуну, не расстаются никогда. Они вместе работают, вместе отдыхают, вместе играют, вместе развлекаются, вместе кушают из большой чашки, вместе изобретают, вместе спят — вблизи друг от друга, вместе надоедают друг другу и т. д. В конце концов, им больше ничего не остается, как только любить, уважать друг друга и учиться, воспитываться один у другого. В этом ничего плохого, кроме одного: будь этот «Бракфут» морем, человечеством, окруженным воздухом всего мира, а не союзом нескольких молодых людей. В море, в большом коллективе, в человечестве дует ветер истории, а в такой «малоедоцкой» коммуне, как десять-пятнадцать преимущественно молодых людей, и ветер истории не способен освежить воду, и вода загнивает. Это понятно: что благоухает в океане, то протухает в блюдце.

«К черту симпатичную согбенность», говорит вдруг отчаянный Карасик. «Я теперь нахальный интеллигент, ни в чем не кающийся». Нахальный интеллигент не лучше, а хуже согбенного, противнее последнего, во всяком случае, — вот что ясно для всякого, кто видел тех и других; представьте себе такого активного умственного чертика со слабыми ребрышками — он и будет нахальным интеллигентом. Это было бы ясно и для писателя, который способен иметь объективную, реалистическую точку зрения на характеры людей и на явления действительности.

Евгений Карасик познает людей (через шарманку, например) и участвует в жизни всякими экстраординарными, эффектными способами, но делает он это лишь ради преуспеяния в своей журналистской профессии и для собственного удовольствия. Как человеческий характер, он на протяжении всего романа не развивается, не воодушевляется до степени высокого образа. Мужественный коллектив молодых неразлучных бодряков в этом смысле не помог Карасику и не мог помочь, потому что в реторте люди не рождаются. Правда, для своего физического здоровья Карасик, под влиянием коллектива, начал играть в футбол и достиг на этом поприще некоторых успехов. Но это относится скорее к здравоохранению (Карасик телесно маломощный субъект), чем к росту личности человека.

Коллектив Гидраэр входит, понятно, в разные отношения с другими, посторонними, «внеколлективными» людьми — на производстве, на футбольном поле и еще кое-где. Но весь жизненный опыт, обогащающий человека в результате всякого рода общения с другими, многочисленными, разнообразными людьми, здесь, в Гидраэре, ограничен очень узко. Столь малое общество, как «коммуна» Гидраэра, не может широко и глубоко воспитать человека, даже если бы такое общество и состояло случайно из очень одаренных, очень одухотворенных людей. Для получения качества тут просто не хватает количества. Чтобы приобрести действительно коммунистическую душу, нужно серьезно и героически участвовать во всей жизни человечества, интересоваться всеми его интересами, работать в его передовом, многомиллионном авангарде, а не копошиться в «гармонической» кустарно-кооперативной артели сплошных благородных друзей, не проживать жизнь в уютной модели мира, в копии с копии действительности, в реторте для приготовления «человеков». Ведь такая «коммуна друзей», если до конца, до некоего логического предела дать ей возможность существовать, неминуемо превратится в нечто враждебное по отношению к окружающей среде.