Атлантический дневник (сборник) - Алексей Цветков

Духовная атмосфера этой новоанглийской культуры еще в значительной степени определялась религией. На смену суровому кальвинизму массачусетских пуритан уже пришло куда более либеральное унитарианство, но в целом религия по-прежнему оставалась организующим стержнем любого мировоззрения, цементом, гарантирующим единство мира и отражающего этот мир знания. Именно религия в конечном счете привела новоанглийскую интеллигенцию к аболиционизму, идее нравственной недопустимости рабства и необходимости активной борьбы с ним. Эта борьба вылилась в самую кровопролитную войну столетия и разрушила не только рабовладельческий уклад Юга, но и духовный уклад Севера, на обломках которого плеяда замечательных мыслителей создала новое американское мировоззрение. Вот как характеризует этот период Луис Менанд, автор вышедшей в прошлом году книги «Метафизический клуб»:

Гражданская война смела рабовладельческую цивилизацию Юга, но она смела вместе с ней и почти всю интеллектуальную культуру Севера. Соединенным Штатам понадобилось почти полвека, чтобы создать новую культуру взамен прошлой, найти комплекс идей и образ мышления, который помогал бы людям жить в условиях современной жизни. Эта борьба – предмет настоящей книги.

Сквозь эту историю пролегает немало троп. Та, которая выбрана здесь, пролегает через жизни четверых людей: Оливера Уэнделла Хоумса, Уильяма Джеймса, Чарлза Пирса и Джона Дьюи. Эти люди были весьма яркими личностями, и они не всегда друг с другом соглашались, но, взятые вместе, они куда больше ответственны за продвижение американской мысли в современный мир, чем любая другая группа.

Луис Менанд – профессор английского факультета Городского университета Нью-Йорка, но его известность выходит далеко за рамки академической. Уже много лет он выступает как ведущий литературный и культурный критик на страницах журналов New Yorker и New York Review of Books. Книга «Метафизический клуб», над которой он работал десять лет и которую критики и читатели встретили с энтузиазмом, уникальна по своему жанру – это история возникновения первой по-настоящему оригинальной американской философской школы, прагматизма, и такой материал, казалось бы, упирается в неизбежное о граничение доступности и читательского интереса. Это ограничение автор с триумфом преодолел, выстроив сюжет как настоящее приключение: похождения философов в кильватере исторического катаклизма и, что главное, приключение самой философской мысли. Кроме того, материал изложен таким образом, что интеллектуальная история вековой давности приобретает неожиданно актуальное для сегодняшнего дня звучание. Но начнем по порядку – представим главных героев.

Из всей перечисленной выше четверки Оливер Уэнделл Хоумс менее всего известен за пределами США и, в частности, в России – о причинах я еще скажу пару слов. Он родился в одной из самых уважаемых бостонских семей – его отец, которого тоже звали Оливер Уэнделл Хоумс, впоследствии декан медицинской школы Гарвардского университета, был вдобавок средней руки прозаиком и поэтом, знакомым и приятелем практически всех светил новоанглийской элиты и, судя по отзывам, непревзойденным застольным говоруном. Доктор Хоумс придерживался конформистских убеждений, полагая рабство злом, но раскол государства – еще большим злом, и поэтому предпочитавший не расшатывать устоев. Его сын рос уже гораздо большим радикалом и с юных лет связал свою судьбу с движением за отмену рабства. Когда в 1861 году разразилась война, для юного Оливера Уэнделла Хоумса, в ту пору студента Гарварда, не было иного нравственного выбора, кроме как записаться в армию юнионистов добровольцем.

Он ненавидел войну, и она предстала ему в самом страшном обличье. В первом же сражении он стал свидетелем гибели бостонских друзей и сам получил ранение, которое было объявлено смертельным. Он выжил, но был ранен еще дважды и прошел войну до конца. Когда она закончилась, он поступил в юридическую школу Гарвардского университета, стал известным юристом и философом права, а впоследствии – членом Верховного суда США. Он прожил целую историческую эпоху и умер в 1934 году. Он растерял остатки веры и на всю жизнь сохранил ненависть к абстрактным идеям, требующим гибели на своем алтаре. Хоумс был естественным кандидатом в ряды будущих прагматистов.

Происхождение Уильяма Джеймса не было столь знатным – хотя бы потому, что он родился в ирландской семье. Его отец, Генри Джеймс-старший, сын разбогатевшего иммигранта, провел бурную молодость, затем обратился в веру последователей шведского мистика Сведенборга, отвоевал в суде миллионное отцовское наследство и посвятил свою дальнейшую жизнь образованию детей. Для детей эта миллионерская прихоть, постоянные смены школ и переезды из Америки в Европу и обратно, обернулась немалой головной болью, но она принесла плоды. Уильям Джеймс стал в конечном счете одним из пионеров экспериментальной психологии в США, а затем – крупнейшим американским философом, а его брат Генри – замечательным американским прозаиком.

Отцом Чарлза Пирса был Бенджамен Пирс, многолетний профессор математики в Гарвардском университете и первый американский математик с мировой известностью. Сын, с самого начала пошедший по стопам отца, долгие годы пользовался его покровительством и, наверное, отчасти благодаря этому не сумел сделать особой научной карьеры. Пирс-старший, помимо академической деятельности, занимал высокий пост в береговой геодезической службе США и пристроил туда сына. Кроме того, Чарлз, судя по сохранившимся фотографиям, был мужчина весьма яркой наружности и в отношении слабого пола был всегда готов воспользоваться его слабостью. Оба этих фактора привели в конечном счете к тому, что и семейная, и научная жизнь сложились для него крайне неудачно. К тому же, при всем исключительном математическом и философском таланте, он был органически неспособен к организованной работе, за всю жизнь не написал ни одной книги, а все его идеи дошли до нас в коротких эссе, черновиках и пересказах современников. В результате именно Джеймс, который, по собственному признанию, многие идеи Пирса понимал лишь с большим трудом, стал лидером и ведущим представителем прагматизма.

Последний из числа персонажей первого плана – Джон Дьюи, человек уже нового поколения, родившийся в канун Гражданской войны. Наибольшую известность ему принесла его побочная деятельность, в первую очередь школьная реформа, которая стала ответвлением его философских интересов. Кроме того, Дьюи известен своими прогрессивными взглядами и неутомимой общественной деятельностью – он участвовал в создании таких организаций, как Американский союз гражданских свобод, Национальная ассоциация содействия цветному населению, Нью-йоркский профсоюз учителей, и многих других. Именно Дьюи, проживший девяносто три года, был олицетворением идей прагматизма до конца Второй мировой войны, когда их затмила новая реальность – идеологическое противостояние холодной войны.

Победа Севера в Гражданской войне стала не только триумфом свободы над рабством, но и датой рождения современного капиталистического общества. Разница с предшествующим этапом заключалась в том, что до войны еще сохранялись остатки прежней идеологии, уже упомянутого пуританства с его культом честности, бережливости и трудолюбия. В новой фазе одним из главных стимулов развития стал культ потребления, ни с каким пуританством не совместимый. Парадокс и уникальность капитализма среди других систем общественной организации заключаются в том, что, хотя он нуждается в определенной идеологической среде для своего зарождения, развитой капитализм лишен собственной идеологии и не порождает ее. Капитализм индивидуалистичен по определению, его девиз – это плюрализм, полная свобода убеждений.

Противники капитализма, которых всегда было и остается немало, привычно обличают капиталистическую идеологию, навязывая обществу, лишенному духовного надзора, собственные принципы. Но такой подход возможен лишь ценой полной слепоты: единственная идеология, которую капитализм устойчиво порождает, – это именно идеология его противников, его обличителей. В любом современном развитом постиндустриальном обществе интеллектуальная элита в подавляющей массе враждебна существующему строю, а в самом мягком случае относится к нему с большой настороженностью. Это, конечно же, прямая противоположность идеологии, цель которой всегда состоит в приведении взглядов граждан к общему знаменателю и воспитании в них лояльности режиму.

В этом наблюдении, разумеется, нет ничего нового – его можно было бы назвать тривиальным, если бы оно с таким упорством не игнорировалось. Вот что писал об этом известный социолог Дэниэл Белл в своем замечательном труде «Культурные противоречия капитализма», вышедшем четверть столетия назад и по сей день ничуть не устаревшем: