Мятеж - Филип Фармер

Деревянные детали интерьера и мебель в квартире были лимонно-желтого цвета, который, очевидно, предпочитал жилец Понедельника. Дункану пришлось поработать с панелью управления, чтобы выбрать тот цвет, который нравился ему. Экраны на стенах замерли, ему предстояло самому выбрать картинки неподвижные или движущиеся, — которые он хотел бы видеть в своем интерьере. Не устланный коврами пол имитировал дуб, но лишь поворотом рукоятки на пульте Дункан мог выбрать, например, лаковое покрытие. Оформление комнаты по своему вкусу было делом простым, если, конечно, человек знал, чего он хочет.

Креслам, столам и диванам тоже можно было быстро придать желаемый цвет, однако для изменения их формы требовалось не менее получаса, а перед переходом в стоунер им следовало придать прежнюю форму — для жителя следующего дня. Дункан редко утруждал себя подобными операциями, хотя определенно отдавал предпочтение хрупкой изысканности неоалбанской мебели.

Французские окна гостиной открывались на балкон. Вид отсюда оказался столь же прекрасен, как и из окон его старой квартиры, разве что изменился угол обзора. В целом единственное преимущество новой квартиры действительно было в ее близости к месту его работы. Если бы, мотивируя этим свое желание, Дункан сам попросил о смене жилья, ему наверняка пришлось бы ждать не менее полусубгода. Получить на блюдечке то, о чем ему даже не приходило в голову хлопотать, — не подтверждается ли еще раз наблюдение Дункана: в этом обществе связи помогают добиться обычно недоступного. Так было всегда, во все времена и у всех народов.

— Прощай, — сказал Кэбтэб. — Прими мое благословение, сын мой.

— Спасибо, падре. Встретимся в Спортере, если ничто не помешает мне.

— Благословляю твою мужскую жизнь тоже.

Дункан задержался немного, чтобы взглянуть сквозь окошки в стоунерах на лица людей, с которыми ему выпало делить квартиру и с которыми никогда не доведется говорить. Затем он поспешил в Бюро.

Следующая стадия его работы заключалась в провесе корреляции коэффициентов СЦ шахматистов, актеров телевидения и инженеров-электроников. Занимаясь этим, он часто поглядывал на настенные экраны новостей. Пора было уходить, а сообщений о Руиз и Изимове не было. Это, по внутреннему ощущению Дункана, ничего не значило. Наверно, органики просто попридержали эти новости. _Н_а_в_е_р_н_о_.

После побега из Института Такахаши вся жизнь его представляла постоянное преодоление полосы препятствий — всех этих «_н_а_в_е_р_н_о_», «_в_е_р_о_я_т_н_о_» и «_е_с_л_и_», внезапно возникающих из темноты. Он почти ничего не знал о той организации, ради которой должен был, если понадобится, умереть. А ведь не выполни он должным образом какой-нибудь приказ, его запросто могли убить. Мрачность и неопределенность — вот два слова, вполне пригодные для описания ситуации, в которой он оказался.

Дункан напрягся. Приближалась еще одна неопределенная, а возможно, и опасная ситуация. Человек, который только что разговаривал с одним из его коллег по работе, направлялся в его сторону. Дункан не знал, что думает незнакомец и каковы его намерения, но в одном он не сомневался: это органик. Хотя он и был одет в гражданскую одежду, мужчину окружал холодный, жесткий нимб превосходства и отстраненности. Это легкое, прозрачное облачко не видел никто, кроме преступников со стажем и самих гэнков.

«Надо быть милосердным, — подумал Дункан. Отчасти их вид можно объяснить необходимостью самообороны».

В представлении граждан типичный органик выглядит настороженным, подозрительным, циничным, всегда готовым отразить нападение. Хотя по статистике они очень редко сталкиваются с реальной физической или словесной угрозой. Большинство людей боится их. И есть за что.

Дункан поднялся из-за стола. Мужчина немного ниже его ростом, но с массивной мускулатурой, приближался к нему. Остановившись у края круглого стола Дункана, незнакомец произнес равнодушным голосом:

— Гражданин Эндрю Вишну Бивольф?

— Да, — кивая ответил Дункан.

Мужчина приподнял карточку на зеленой цепочке, обвивавшей его колонноподобную шею:

— Роудс Теренс Эверчак, детектив-сержант первого класса из Бюро внутренней иммиграции. Желаете проверить мою карточку в компьютере?

— Нет необходимости, — сказал Дункан улыбаясь. Широкое, красное лицо Эверчака осталось неподвижным.

— У меня к вам несколько вопросов.

Дункан решил играть роль благопослушного гражданина.

— Да, я весь внимание. О чем же вы хотите спросить меня?

Ответа не последовало, впрочем, он и не ждал его.

Эверчак вытащил листок с печатным текстом из нагрудного кармана просторной, зеленой, с золотой отделкой накидки. Посмотрев на листок, он сказал:

— У меня здесь копия вашего запроса, переданного в Бюро транспорта с просьбой перевезти один ящик с личными вещами со старой квартиры на новую. Имеется также прошение о переезде на другую квартиру и соответствующее разрешение. Есть данные проверки факта переезда в квартиру по новому адресу и доставки туда ваших личных вещей. Действительно ли вещи доставили вам в указанное здесь время? Может быть, имело место отступление от графика или вещи не доставили вовсе?

— Точно по графику, и я в самом деле переехал на новую квартиру по адресу Эверхоупфул Курсвэй, 421, - ответил Дункан. — Какие-нибудь проблемы, сержант?

— В таком случае, — сказал Эверчак, глядя прямо в глаза Дункана, что было в тех мешках, которые вы с гражданином Иеремия Скандерберг Вардом перенесли с вашей старой квартиры в квартиру по новому адресу?

Дункан ожидал расспросов о содержимом ящика, но, хорошо зная органиков, понимал, что гэнк может неожиданно ввернуть на первый взгляд совершенно незначащий вопрос. Он улыбнулся.

— Все мои вещи не поместились в ящик, поэтому что осталось, я сложил в два рюкзака.

— Почему вы не попросили рабочих Бюро транспорта прихватить и эти мешки?

— Я допустил ошибку. В заказе я назвал только один ящик. Если бы я попросил рабочих захватить рюкзаки, мне пришлось бы оформить еще один заказ. Тогда вещи приехали бы в следующий Вторник. Вы же знаете, что такое бюрократия. Все канцелярские проволочки…

— Вы критикуете правительство?

— Да, конечно, — запросто произнес Дункан. — Это мое право и моя обязанность. Это — демократия. Вы отрицаете это право и долг?

— Конечно, нет, — сказал Эверчак. — У меня нет подобных намерений. Почему вы решили пригласить Гражданина Варда помочь вам нести рюкзаки?

— Я не смог бы сам нести два сразу.

— Вы не поняли меня, — сказал органик. — Почему вы выбрали именно Гражданина Варда?