Прелесть - Клиффорд Саймак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— С двигателями ничего не случилось. Это с нами что-то случилось, сэр. Мы не можем их запустить.
— Возьмите себя в руки, любезный. Ближе к делу. Почему не можете?
— Мы не помним, как это делается. Мы забыли, как они запускаются!
6
Уоррен включил свет над столом и, выпрямившись, стал шарить глазами по полкам в поисках нужной книги.
— Она где-то здесь, Мак, — произнес он. — Знаю, она была где-то здесь…
Наконец он нашел ее и, сняв с полки, раскрыл под лампой. Не мешкая перелистал страницы. За своей спиной он слышал напряженное, почти жесткое от ужаса дыхание инженера.
— Все в порядке, Мак. Тут в книжке все изложено. Листая пособие, он вначале забежал слишком далеко, и пришлось вернуться на пару страниц. Нашел нужное место и, распластав книгу, пристроил ее под лампой поудобнее.
— Ну вот, — произнес он, — сейчас мы с этими движками сладим. Вот здесь сказано…
Он попытался прочесть — и не смог.
Он понимал слова и даже символы, но слова, составленные вместе, сразу же утрачивали смысл, а сумма символов будто не имела смысла и вовсе. Он покрылся потом, пот бежал по лбу и собирался в бровях, стекал от подмышек и ручейками струился по ребрам.
— Что с вами, шеф? — осведомился Мак. — Теперь-то в чем дело?
Уоррен ощутил, что тело жаждет задрожать, каждый нерв жаждет затрепетать — и ни с места. Он просто окаменел.
— Это инструкция по двигателям, — сообщил он спокойно и тихо. — Она рассказывает все о двигателях — как они действуют, как находить неисправности и устранять их…
— Тогда у нас нет проблем, — выдохнул Мак с огромным и явным облегчением.
— Нет есть, Мак. Я забыл значение символов и почти не могу понять терминологию.
— Вы — что?..
— Я не могу прочесть инструкцию, — признался Уоррен.
7
— Но такого не может быть! — возмутился Спенсер.
— Не только может, — ответил Уоррен, — но и произошло. Есть здесь хоть кто-нибудь, кто способен прочесть инструкцию? — Никто не откликнулся. — Если кто-нибудь может ее прочесть, — повторил он, — пусть выйдет вперед и покажет нам, как это делается!
Клайн тихо произнес:
— Нет, никто не может.
— И тем не менее, — провозгласил Уоррен, — всего час назад любой из вас — поймите, любой! — наверное, прозакладывал бы свою душу, что не только сумеет при необходимости запустить двигатели самостоятельно, но, если понадобился, сумеет взять инструкцию и выяснить, как это делается.
— Вы правы, — согласился Клайн. — Мы прозакладывали бы что угодно. Час назад это показалось бы нам верным, беспроигрышным пари.
— Такие дела, — сказал Уоррен. — Можете ли вы определить, как давно вы потеряли способность прочесть инструкцию?
— Разумеется, не можем, — вынужденно признал Клайн.
— Это еще не все. Вы не сумели разобраться со свалкой. Построили догадку и заменили догадкой ответ, но по сути так и не нашли его. А должны были бы найти. И сами прекрасно это знаете…
Клайн поднялся на ноги.
— Послушайте, однако, Уоррен…
— Сядь-ка лучше, Джон, — предложил Спенсер. — Уоррен ущучил нас намертво. Мы не нашли ответа и знаем сами, что не нашли. Мы пришли к догадке и подставили догадку на место ответа, которого не нашли. Уоррен прав и в том, что мы обязаны были найти ответ. Ответ, а не догадку.
При любых других обстоятельствах, подумал Уоррен, они бы возненавидели его за неприкрытую правду — при любых других, но не сейчас. Они молчали, и он зримо чувствовал, как в душу каждого помаленьку просачивается осознание истины. Первым заговорил Дайер:
— По-вашему, мы не справились, оттого что забыли — в точности так же, как Мак забыл про двигатели?
— Вы утратили некоторые навыки, — ответил Уоррен, — некоторые навыки и знания. Вы работали так же честно, как всегда. Вы выполнили все предписанные процедуры. Но вы не нашли в себе прежних навыков и знаний, только и всего.
— Что же теперь? — осведомился Ланг.
— Понятия не имею.
— Вот что случилось с тем, другим, кораблем! — воскликнул Бриггс многозначительно.
— Может, и так, — отозвался Уоррен не столь уверенно.
— Однако они все-таки улетели! — напомнил Клайн.
— Мы тоже улетим, — заверил Уоррен. — Так или иначе, но улетим.
8
Очевидно, экипаж того инопланетного корабля тоже все забыл. И тем не менее они улетели — значит, каким-то образом вспомнили, заставили себя вспомнить. Но если все сводилось к тому, чтобы просто вспомнить, зачем им понадобилось реконструировать двигатель? Легче было бы использовать прежний…
Уоррен, лежа на койке, пялился в темноту. Ему было известно, что в каких-то жалких двух футах над головой — стальная переборка, но ее было не разглядеть. И ему было понятно, что существует способ запустить двигатели, совсем простой способ, если знать его или вспомнить, но способа такого он тоже не видел.
Люди попадают в неприятности, набираются знаний, познают сильные чувства — а потом, с течением времени, забывают и неприятности, и знания, и чувства. Жизнь, по существу, непрерывная цепь забвения. Воспоминания стираются, знания тускнеют, навыки теряются, однако требуется время, чтобы все это стерлось, потускнело и потерялось. Не бывает так, чтоб сегодня знать что-то назубок, а назавтра забыть.
Но здесь, на этой безжизненной планетке, процесс забвения каким-то немыслимым образом резко ускорился. На Земле нужны годы, чтобы забыть крупную неприятность или утратить прочный навык. А здесь это происходит за одну ночь…
Он попытался заснуть и не сумел. В конце концов он встал, оделся, сошел по трапу и, миновав шлюз, вышел в инопланетную ночь.
Тихий голос спросил:
— Это ты, Айра?
— Я, Лопоухий, я самый. Мне не спится. Тревожно мне что-то.
— Тебе всегда тревожно, — ответил Лопоухий. — Это у тебя профессиональная идео… идеосин…
— Идиосинкразия?
— Она и есть, — согласился Лопоухий, легонько икнув. — Ты угадал слово, которое я искал. Твои тревоги — профессиональная болезнь.
— Мы в ловушке, Лопоухий.
— Бывали планеты, — сообщил Лопоухий, — где я не возражал бы застрять надолго, но эта не из их числа. Эта, если по совести, — охвостье творения.
Они стояли рядом во тьме, и над головами у них сияла россыпь чуждых звезд, а перед ними до смутного горизонта расстилалась безмолвная планета.
— Тут что-то не то, — продолжал Лопоухий. — Что-то носится в воздухе. Твои ученые лбы заявляют, что тут нет ничего, потому что не видят ни черта в свои приборы, и в книжках у них говорится, что если на планете только скаты и мхи, другой жизни не ищи. Но я-то на своем веку навидался всяких планет. Я-то лазал по планетам, когда они были еще в пеленках. И мой нос может сказать мне о планете больше, чем все ученые мозги, если даже смешать их в кучу и переболтать, что, между прочим, совсем неплохая идея…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});