Сквозь тебя - Дарья Данина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Держи крепче! Лёха, ну где ты! Иди помоги! – коренастый санитар зовёт на подмогу ещё одного верзилу, чтобы те вдвоём могли меня держать. Я делаю ещё один рывок и мой затылок ударяется о морду, что скручивала мне руки за спиной. Тот вопит и отступает, а я бросаюсь со своего места на ублюдка, который готовился вколоть мне какую-то хрень.
Одно мгновенье. Всего лишь миг. За который я успеваю выхватить из его рук шприц и всадить ему его в шею. Крик. Уже не мой.
- Ах ты сукин сын! Шиз паршивый!
Не успел. Сзади на меня навалились двое и, не особо переживая за мои кости, прижимают меня лицом к грязной напольной плитке.
- Я убью вас всех! Твари! – дёргаюсь под тяжестью. Приподнимаю голову, когда чьи-то пальцы, вцепившись в мой загривок, тянут за волосы. Мне даже дышать трудно. Куда уж мне... пятнадцатилетнему пацану против двух центнеров... было бы смешно, если бы не так херово.
Проходит не больше минуты, а моё тело слабеет окончательно. Койки и люди на них расплываются. Решетки на окнах ползут, словно змеи. Плохо. Мои конечности немеют, а веки с каждым разом становятся тяжелее.
- Выродок... - с эхом доносится до моего сознания, и я окончательно проваливаюсь во тьму.
...
- Ооо... - сквозь туман в башке до меня доносится чей-то сиплый голос, - очнулся, красавчик? А мы уж было подумали, что ты того, - тихий смех и скрежет. Я знаю этот противный скрежет. Так скрипят пружины на доисторических кроватях, которые нам предоставило государство.
- Заткнись, - с трудом произношу и провожу языком по потрескавшимся губам. Пить. Так сильно хотелось смочить глотку чем-то большим, чем собственная слюна.
- Не хило ты их, - снова почти беззвучный смешок справа от меня и такой же привычный скрежет.
Я пытаюсь разлепить глаза, но яркий дневной свет мгновенно разъедает радужную оболочку, создавая ощущение песка под опухшими веками. Я терпеливо жду, когда глаза привыкнут к солнцу, что светило в зарешеченные окна, будто насмехаясь над нами. Лишний раз напоминая, что всё только начинается. Седьмой круг ада.
Смотрю на того, кто говорил со мной и узнаю в худощавом парне своего соседа по палате Пашку. И ты тоже...
- И ты тут? – хриплю. Надсадно и пиздец как больно.
- Шшш! – шикает на меня и кивает головой на открытую настежь дверь надзорной палаты. Надо же... а они тут прибрались. – Забыл про уши? Они только и ждут, когда ты проснёшься. Так что лучше не шуми.
Уголки мои обезвоженных губ дёргаются в подобии улыбки. Я пытаюсь сменить положение, но тут же чувствую скованность. Мудаки... на привязь «посадили».
- Я их матом обложил... - продолжил Пашка, осекаясь в сторону открытых дверей. Не просто открытых, а приваренных. В этой палате никогда не закрываются двери. Нельзя. Странно, что их вообще с петель не сняли до сих пор... - ну и, они долго не думали. Отправили обратно в надзорную. Так что, нам с тобой теперь по новой отматывать. А ты чего нюни распустил? Не знал, что сопли под запретом?!
Знал. Просто в какой-то момент не сумел сдержаться. Я хотел домой. Я хотел к родителям и к брату. Я хотел увидеть Паулу – мою собаку. Я хотел вернуться к друзьям. В нормальную жизнь.
Я рассчитывал на обычный стационар, а не на это дерьмо в виде твёрдой кровати, отвратительной жрачки и грёбаного банного дня, которого ждёшь, как второго пришествия. Звонить нам позволяли только один раз в неделю, и то не всегда. Плакать и даже смеяться, мать вашу, нам тоже было нельзя. Даже еда, которую приносили родственники, доставалась нам только с дозволения санитаров. А чтобы разрешили покурить, ты должен отдраить толчок ил выдраить столовку...
И это только цветочки. Ягодки прятались глубже.
...
Терапия? Какая на хер терапия? Даже смешно.
Единственная терапия, которой мы удостаивались — это шашки, домино и ещё кое-какие настольные игры. Книги, но их было так мало, что мы выстраивались в очередь, чтобы прочесть хотя бы Жюля Верна.
Пашка однажды стащил простой карандаш у санитара. Мы втихаря ночью играли в морской бой. Да, именно ночью. Потому что свет здесь не выключали даже в это время. А днём в палатах нам находиться было запрещено. Старались как можно меньше давить на грифель, чтобы тот не стирался быстро, так как поточить его было нечем. Этот карандаш стал моей отправной точкой.
В больнице ходили слухи, что некоторые из персонала пользуются пациентами. Ну, вы поняли в каких целях?
Всё было слишком просто. Ведь потом можно было сказать, что псих всё это придумал. Ему показалось. Это просто его больное воображение...
Хотя, какие слухи? Мы все об этом знали. Только толку от этого было мало. Фальсификации данных в медицинских картах говорили о том, что это просто "видения". Лечили ли здесь? Если лечение тебе подошло, то ты везунчик. Если нет — кто об этом узнает?
Это была моя вторая госпитализация. Я уже имел представление, как себя вести и понимал, чем чреваты шум, эмоции или простое непослушание.
Я плохо чувствовал себя после таблеток. Поэтому утреннюю дозу я стал прятать. Выплёвывал их при первой возможности и смывал в толчок.
Это было место, где было невозможно убежать от себя. Именно здесь, я начал осознавать как хрупок человек и его жизнь. Каким зыбким может быть твоё существование. И уверенность в том, что происходит вокруг тебя...
Карандаш... тупой и изгрызенный. Я смотрел на то, как он торчит из глотки санитара. Из-под него сочилась струйка крови. Сначала тонкая, но с каждой секундой та утолщалась и становилась гуще. Эта мразь таращила на меня свои поросячьи глазки и хватала воздух тонкими губами. Из его рук выпал телефон, на который он фотографировал обнаженную двенадцатилетнюю девочку, и отскочил к моим ногам. Я был не в себе. Я всё ещё стоял напротив него. Задыхаясь и не веря, что сделал это. К моей спине прижималась девчонка. В попытке спрятаться, она крепко сжимала свои тонкие пальцы на моих плечах. Я чувствовал, как она трясётся. Как мокрым заплаканным лицом трётся об мою застиранную до дыр рубашку.
Это было время, когда отец впервые вытащил мою задницу из ещё большей задницы. Я мог бы получить реальный срок. Только не на тех нарах, на которых сидят обычные зеки. А на тех, откуда ты
