Чудо в аббатстве - Филиппа Карр

— Он ездил с поручением во Францию.

— Этого не может быть!

— Ты не знаешь Бруно.

— Я не знаю Бруно? Я знаю Бруно лучше, чем ты когда-либо будешь знать.

— Что же, тогда ты знаешь его лучше меня.

— Ты временами такая дурочка, Дамаск.

— А ты такая умная.

Все было, как прежде. Но было и что-то новое в Кейт. Ей было не по душе мое замужество.

Я повела ее по Аббатству, и мы пришли на то место, где мы, бывало, играли. Там к нам присоединился Бруно.

— Теперь, — сказала Кейт, — мы взрослые люди. Как много изменилось с тех пор, когда мы детьми возились здесь.

— Ты стала леди Ремус, — сказал Бруно.

— И матерью, — ответила она. — А ты стал хозяином этого огромного Аббатства.

— Тебя это удивляет, не так ли?

— Очень.

— Дамаск была удивлена меньше.

— Ну что ты, Бруно, — сказала я, — я была потрясена.

Но он продолжал:

— Дамаск не так сильно интересуют материальные блага, как тебя, Кейт. Что ты теперь думаешь о бедном мальчике, который искал пристанища в твоем доме?

— Я думаю, — сказала Кейт, — что он был пронырой. У него были драгоценности, и, кажется, на них он и сделал состояние. Хотя ему следовало бы и поделиться кое с кем.

Они пристально посмотрели друг на друга, а я сказала:

— Это все в прошлом. Бруно повернулся ко мне:

— А наше будущее, Дамаск, твое и мое, здесь. Вместе мы построим самый красивый дом, который когда-либо видели, и по сравнению с ним даже замок Ремуса будет казаться невзрачным.

— Мне не нравятся такие сравнения, — сказала я. — Давай покажем Кейт, что мы намереваемся подстроить на месте дома аббата.

Он обрадовался. И вновь, когда он показывал Кейт свои владения, я почувствовала, как его переполняет гордость.

Мы поженились. Церемония была немногим менее пышная, чем у Кейт. На мне было свадебное платье, сшитое белошвейкой моей матери, за шитьем которого она присматривала лично. Мой свадебный пирог был, я думаю, лучше, чем у Кейт, потому что его пек Клемент. А Юджин превзошел себя — вино лилось рекой, почти как на королевских пирах.

На свадьбе пировали и танцевали, а позже часть гостей проводила нас до Аббатства, и мы остались одни в нашем новом доме.

ЖЕНА И МАТЬ

Как странно и как чудесно проснуться на следующее утро в спальне, ранее принадлежащей аббату. Я лежала, глядя на сводчатый потолок, и пыталась размышлять о том, что случилось со мной за последние несколько недель. Конечно, я не могла себе представить, что все будет так.

Бруно уже не спал, и я сказала ему:

— Когда подумаю обо всем, что со мной случилось, то понимаю, как чудесна может быть жизнь. Правда?

Я быстро поняла, что подобные речи доставляют ему удовольствие. Я никогда не забуду, как он держал в тайне, что стал богатым, только из-за того, чтобы я вышла за него замуж ради него самого. И это вызывало нежность к нему. Я хорошо понимала его. Он был уверен в том, что не такой, как все остальные. Грубое пробуждение от этих грез унизило его, и он нуждался в постоянных уверениях в том, что не похож на других. Эти уверения были ему необходимы, и я дам их ему. А со временем он поймет, что я люблю его не меньше от того, что знаю правду о его рождении. Я постараюсь убедить его, что достигнуть того, чего достиг он, более достойно похвалы для человека, лишенного особых достоинств, чем для того, кто обладает особой властью.

Но это в будущем.

А сейчас мы радовались жизни. Бруно очень хотел бродить со мной по Аббатству и рассказывать, что и как он собирается перестроить, и услышать мои советы.

— Мы вместе будем строить наш новый дом, — сказал он.

Тем же утром я узнала, что он нанял несколько слуг, в основном мужчин, и, хотя у них не было физического сходства с Клементом и Юджином, они все же были похожи на них.

Я спросила себя: «Не потому ли эти люди похожи на монахов, что живут в старом Аббатстве?»Я сказала Бруно:

— Они напоминают мне Клемента и Юджина.

— Это потому, что прежде они были монахами. Когда их прогнали из Аббатства, они были сбиты с толку и чувствовали себя потерянными. Теперь, услышав о том, что в Аббатстве живут, и узнав, кто живет, они вернулись. Они хотят работать здесь.

Я ощутила беспокойство.

— Они должны помнить, что здесь больше не монастырь.

— Они знают, что король распустил монастырь.

— Это разумно?

Он посмеялся надо мной:

— Ты должна предоставить такие дела мне. У нас будет богатое поместье, а значит, нужно много слуг. Эти люди знают Аббатство. Они умоляли меня дать им работу здесь, на этой земле, которую они знают всю свою жизнь. Я не мог отказать им. Кроме того, они будут хорошо работать на меня.

— Я это понимаю. Но…

— Я уверяю тебя, Дамаск, теперь это место стало совсем другим, чем при аббате.

— Мне кажется, Бруно, — ответила я, — что нам нужно тщательно обдумывать наши действия. Откуда нам знать, каковы будут новые законы?

Он повернулся ко мне, и лицо его сияло.

— Здесь ты будешь жить в нашем собственном мире. Оставь свои страхи, Дамаск.

Он был высок и красив, как бог, и так спокоен, что я почувствовала, что могу отбросить свои опасения. Я все еще пребывала в радостном блаженстве, когда он привел меня в старый скрипторий, место, где раньше переписывали рукописи и где я увидела еще одного незнакомца. Все говорило в нем как об ученом и стоике: кожа, напоминавшая старый пергамент, морщинки вокруг глаз, внимательный и спокойный взгляд.

И прежде чем Бруно представил его мне как брата Валериана, я поняла, что это еще один из монахов Аббатства.

— Здесь сохранились старые рукописи, не уничтоженные этими вандалами, — сказал Бруно. — Валериан спрятал их. Теперь он достанет их, рассортирует и составит библиотеку.

Да, даже в это первое утро в моей душе не было покоя. Но я забыла о своих страхах, когда мы пошли осматривать Аббатство.

— Колокольня должна остаться, — сказал Бруно. — А разве можем мы разрушить церковь?

Мы пошли взглянуть на нее. Как и многие ей подобные, она была построена в форме креста и была внушительных размеров: высота от пола до самой высокой точки сводчатого потолка достигала примерно пятидесяти футов. Я стояла в церкви, и мне казалось, что я слышу пение монахов. По мощеному полу я прошла к пяти алтарям, и мои шаги звучали неприлично громко. Каждый алтарь был посвящен своему святому. В центре находился алтарь Святого Бруно, основателя Аббатства, того самого Бруно, основавшего монашеский орден картезианцев. Здесь же находилась перегородка, за которой любой преследуемый мог найти убежище.

— Как можно умышленно разрушить такое? — спросила я.

Бруно улыбнулся мне.

— Мы понимаем друг друга, — сказал он. — Мы сохраним церковь.