Побег на Альфу Центавра (сборник) - Леонид Шифман

Бортес подул на свою чашку и сделал два больших глотка.

– Мы существуем еще только четыре года, поэтому рано подводить итоги, но думаю, что не ошибусь, если скажу, что нам удалось найти свою нишу в этом безумном-безумном-безумном мире кино. Мы находим тропинки к сердцам наших зрителей с помощью ностальгического кино. Наши фильмы внешне очень похожи на фильмы пятидесятилетней давности, хотя мы используем современную технику съемки. Просто мы полностью отказались от всевозможных спецэффектов. Мы сделали ставку на оригинальные, если так можно выразиться, даже элитарные психологические сценарии и подбор актеров. Экономя миллионы и миллионы на всяких там лазерах и пиротехнике, мы можем позволить себе пригласить любого актера, которого режиссер сочтет подходящим. Конечно, наши фильмы не идут в больших залах, но зато держатся на экранах долго. Так или иначе, мы вполне сводим концы с концами и даже завязываем их в бантик. Можно было ожидать, что нашими основными зрителями станут люди пенсионного возраста, это нам и предрекали многочисленные скептики. Но должен сказать, что они ошиблись. Молодежь, пресыщенная компьютерными играми, уже не ищет подобных развлечений в кино. Им интересны тайны, интриги, любовь, эротика. Все это есть в наших фильмах, и мы приглашаем зрителя попереживать вместе с нашими героями и подумать о своей жизни. У наших фильмов не бывает счастливых концов, но они подразумеваются. Мы хотим сказать нашим зрителям, что какова бы ни была жизнь, она продолжается, и все в ней можно изменить. Будьте сильными и сделайте это!

Бортес явно вошел во вкус, и я пожалела, что плохо подготовилась к визиту: даже не поинтересовалась фильмами, которые уже выпустил «Ретростайл». Мне не хотелось выдавать свою неосведомленность, поэтому я удержалась от ряда напрашивающихся вопросов.

– Очень интересно, мистер Бортес. Расскажите, пожалуйста, как вы начали работать с Брайаном Нордвестером и Эмилем Тотахом?

– С Брайаном Нордвестером я познакомился два года назад на обеде у губернатора, который он раз в два года дает для деятелей искусства или богемы, если угодно. Это было мое первое приглашение, и я чувствовал себя весьма польщенным. Мы тогда уже поставили три фильма, и Брайан Нордвестер оказался их большим поклонником. Он специально подошел ко мне, чтобы выразить свою благодарность. Он сказал, что у него есть интересная идея для сценария, и я пригласил его как-нибудь зайти к нам в студию. Я сделал это из вежливости, совсем не предполагая, что он воспользуется приглашением. Но уже через неделю Брайан Нордвестер сидел на том месте, где сидите сейчас вы.

У меня по коже пробежали мурашки, и я незаметно ущипнула себя за руку, чтобы избавиться от нехорошего чувства и детских страхов.

– Мне понравилось, что Брайан Нордвестер не побоялся выложить все карты на стол, а то, знаете, приходят к нам с идеями многие, но начинают юлить и недоговаривать, опасаясь, что мы, образно говоря, украдем их идею. В итоге у нас ничего с ними не получается. Идея Нордвестера мне понравилась сразу, и я спросил его, не возьмется ли он за сценарий. Он честно признался, что если бы мог, то пришел бы ко мне с готовым сценарием. Но в соавторстве с кем-либо он, пожалуй, взялся бы за это. У него нет проблем с романтикой, но вот разработать интригу он не берется. Я обещал подумать. А тут как раз стали... Мы в то время сотрудничали с Эмилем Тотахом. Нордвестер не возражал против этой кандидатуры. Мы быстро договорились обо всех деталях, заключили, как положено, договор и даже выплатили соавторам аванс. Совершенно ясно, что они рьяно принялись за сценарий... Увы, дописать его они не успели, хотя, полагаю, две трети пути уже пройдены. Мы сейчас ведем переговоры с Эмилем Тотахом, чтобы как-то довести дело до конца. У нас был составлен план, и до ухода из жизни Брайана Нордвестера все сроки скрупулезно выдерживались.

– А не было каких-то конфликтов между соавторами? – довольно прямолинейно спросила я, чем удивила Бортеса.

– Без конфликтов не бывает соавторства, они и двигают все дело. Единство и борьба противоположностей. Но, насколько мне известно, не было ничего личного, они никогда не переходили границы.

– А как вы думаете, что могло послужить причиной самоубийства Нордвестера?

– Мне известно лишь, что в последнее время он стал несколько злоупотреблять алкоголем. Может речь идет о каком-то нелепом и внезапном порыве... Кто знает?

– Скажите, а размер гонорара Эмиля Тотаха изменится со смертью Нордвестера?

Бортес изумленно вскинул тонкие брови.

– Очень несущественно и только при условии, что он доведет проект до конца. Вы полагаете...

– Нет-нет. Просто мне важно знать все детали.

Я поблагодарила Бортеса, получила приглашение пообедать вместе, пообещала как-нибудь в другой раз (вдруг, он мне еще понадобится?) и отправилась в офис, где меня, вне всякого сомнения, ждал Генри.

– Я заждался вас, Николь!

– Что случилось?

– Ничего. Мне просто хочется поделиться с вами впечатлениями. Вчера Китти прочитала мне несколько рассказов Барри Экдаха. Они и вправду великолепны. Но больно уж он кровожаден. Как будто бы, кроме убийств, других преступлений не существует. И убийства все такие изощренные. Чего стоит, например, убийство шахматиста в рассказе «Дебют Рети». Вы не читали этот рассказ?

– Нет, не припомню.

– В шахматах есть такой дебют. Белые начинают партию ходом правофлангового коня. Не важно. Важно, что шахматист всегда начинал партию дебютом Рети, и убийца знал об этом. Ему удалось подменить коня на фигуру с заусенцами, обработанными ядом, приготовленным по какому-то древнему индейскому рецепту. От действия яда у человека происходит разрыв сердца.

– Насколько я разбираюсь в шахматах, игроки почти всегда выводят коней. Почему так важно, чтобы это случилось на первом ходу?

– Яд действует лишь через несколько часов. А убийце было важно, чтобы смерть наступила в турнирном зале на глазах у многих свидетелей. С другой стороны яд быстро испаряется, и его действие ослабевает. Кстати, благодаря этому свойству, его трудно распознать.

– И чем дело кончилось?

– Черные избрали вариант, в котором они в ранней стадии партии поменяли своего слона на отравленного коня. В итоге, игравший черными также прикоснулся к коню, но действие яда уже ослабло, так что для него это кончилось лишь кратковременным обмороком. На это и обратил внимание длинноносый Тимоти Купер, сыщик Экдаха. Так что яд искали и нашли. А тогда в поле зрения и попал убийца. Ведь он был известным специалистом по индейским рукописям.

– Да. Барри Экдах рассказывал мне, что он всегда тщательно прорабатывает разоблачение убийцы.

– Совершенно верно. Таковы все его рассказы. Сначала изощренное убийство, а затем Тимоти Купер последовательно шаг за шагом распутывает клубок преступления.

– Экдах считает, что таким образом он страхуется на случай, если кто-то захочет воспользоваться описанным методом.

– И правильно делает. Но стопроцентной гарантии не существует. Ведь можно попытаться усовершенствовать его методы.

Дав Генри выговориться (у него редко возникает потребность в этом), я рассказала ему о визите в киностудию.

– Вам надо бы встретиться с Эмилем Тотахом, – порекомендовал Генри.

– Именно это я и собираюсь проделать.

Я разыскала в бумагах инспектора номер домашнего телефона Тотаха и набрала его.

Вежливый сухой голос поинтересовался, с кем имеет честь. Я представилась, сказала, что веду частное расследование, и попросила о встрече. На другом конце провода стояла тишина. Мне даже пришлось удостовериться, что мой собеседник еще со мной. Он предложил мне встретиться завтра в кафе на Джонсон-стрит.

– Странный тип, – сказала я Генри, положив трубку на рычаг. – И голос его кого-то мне напоминает.

После работы я поехала в зал торжеств «Рио», около которого меня поджидал Макс. Мы были приглашены на тридцатилетие его друга.

Мне вовсе не хотелось расслабляться. Да и времени было жалко. Я уговорила Макса, что мы заглянем в «Рио» только, чтобы поздравить именинника, а затем уединимся в каком-нибудь кафе.

Мы нашли уютное кафе с приглушенной музыкой (какая удача!) и заказали кофе с тирамису. Я рассказала Максу о посещении киностудии и телефонном разговоре с Эмилем Тотахом. Макс неожиданно расхохотался.

– А знаешь, детка, Экдах на иврите означает «пистолет», а Тотах – «пушка»! Как тебе это нравится?

– Макс! Теперь я вспомнила... Голос Тотаха похож на голос... Барри Экдаха!

– Завтра тебе предстоит маскарад. Не забудь одеться Ксантиппой и прихватить скалку!

– Прекрати, Макс. Лучше не напоминай! Еще один пуримшпиль я не переживу.

Встреча с Тотахом была назначена на полдвенадцатого, так что утром я поехала на работу.

Последние дни выдались теплыми, снег подтаял, сплошное месиво на дорогах заставляло двигаться осторожно. Я не разгонялась более двадцати миль в час. Редкие пешеходы, спасаясь от цунами, поднимаемых мчавшимися машинами, жались к стенам домов.