Опасные тропы - Иван Цацулин

— Вы, очевидно, запугали ее, и она наговорила все, что вам вздумалось ей внушить.

— Вы забыли, Крафт, я говорил о доказательствах, я имел в виду отнюдь не показания вашей жены шпионки Мейер, — продолжал Пчелин. — Вы — шпион, подлый и опасный шпион. Вы пытались отрицать все, хотя отлично понимаете, что ваша карта бита. Ну, как хотите, такое поведение зачтется вам на суде. Хорошо же, прочтите вот этот акт экспертизы, он свеженький, составлен сегодня. Читайте же!

— Я плохо вижу, — вызывающе сказал Крафт.

— Бравируете? Очень глупо… Ну, так и быть, я скажу вам, о чем свидетельствует этот документ. Дужки ваших очков оказались полыми, внутри них обнаружена пленка с записью итогов работы инженера Шаврова над броневой сталью. Ну, ну, не нервничайте, я еще не кончил: на стеклах ваших темных очков обнаружены микроснимки формул Шаврова по броневой стали. Признаться, вы нас удивили, — ведь уж очень фокус-то с бородой: шпионские сведения на стекла очков наносили еще в период Первой мировой войны.

— Что вы от меня хотите? — задыхаясь от ужаса, прошептал Крафт.

Пчелин прибрал документ в папку.

— А теперь последний раз спрашиваю — будете или нет давать показания?

После мучительных колебаний Крафт с трудом выдавил:

— Буду, пишите.

— Итак, поговорим о вашем задании и об обстоятельствах, при которых вы это задание получили, — капитан позвонил. В кабинет вошла стенографистка, села за столик рядом, вопросительно взглянула на Пчелина.

— Говорите, — приказал тот Крафту, и бывший штурмбаннфюрер начал говорить; сейчас он думал только о том, чтобы попытаться как-то спасти свою жизнь, торговаться возможностей у него не имелось, оставалось рассчитывать на искренность, к которой он себя заранее не подготовил, и Крафт заговорил возбужденно, быстро, ему было что поведать органам государственной безопасности.

Поздно вечером полковник Соколов докладывал начальнику управления. Генерал Тарханов внимательно выслушал краткий отчет о поимке пана Юлиана и о его первых показаниях.

— Крафт утверждает, что снимков на микропленку было сделано четыре? — задумчиво спросил Тарханов.

— Так точно, Виктор Васильевич, — подтвердил Соколов.

— Следовательно, наши предположения подтверждаются… Три экземпляра в наших руках, остается последний, он у Смита или Крысюка.

— Крысюку удалось скрыться от людей капитана Жгенти, — с досадой заметил полковник. — Где прячется Патрик Смит, нам тоже пока не известно.

Генерал Тарханов внимательно посмотрел ему в лицо.

— Молодежь нажимает? — сказал он понимающе. — Порой и вам, Иван Иванович, начинает казаться, что я слишком уж осторожничаю? Ну, ну, не отказывайтесь— я же вижу. Я отлично понимаю хотя бы капитана Пчелина: идет он по следу уже разоблаченного нами врага — Яльмара Крафта, знает, что перед ним убийца многих наших советских людей в концлагере, резидент иностранной разведки, опасный шпион, знает, что может в любой момент схватить негодяя, и все-таки вынужден крепиться, терпеть, сопровождать его от завода «Красный Октябрь» до самого Красногорска! Приятного в этой ситуации мало. Конечно, мы могли бы схватить «пана Юлиана» еще в заводском поселке, в доме Брянцева, когда он там разыгрывал из себя идиота Пашку-инвалида. Но мы с вами не имели права идти на такой риск. Почему? Мы знали, что микропленка с расчетами инженера Шаврова по броневой стали у «пана Юлиана» имеется, но не знали, где именно он ее спрятал. Мы понимали, что он постарается переправить ее за кордон, но не знали, что он для этого предпримет. Постарается ли шпион сам удрать за рубеж и явиться с пленкой к своим шефам, или просто передаст ее другому агенту? Мы не знали этого до последнего момента, когда, уже в Красногорске, стало совершенно очевидным: он ни с кем, и с ним никто связи не установил. Больше ждать было нечего, ясно, что пленка при нем и никому до перехода границы он ее вручать не собирается. Только тогда мы получили моральное право задержать его, доставить в Москву, предъявить ему обвинения…

Подобную же тактику приходится проводить и в отношении Крысюка. Убийца и шпион, он должен понести суровое наказание. Но ведь нас-то он прежде всего интересует как агент разведки, располагающий последним экземпляром микропленки с данными по броневой стали! Где он припрятал ее, мы опять-таки не знаем, не так ли, Иван Иванович? Вы, возможно, захотите мне напомнить о разговоре Крысюка с Оглу в каменной башне? Но развитие событий показало, что в той беседе Крысюк почему-то не говорил Оглу всей правды… В результате чего-то, о чем мы пока не знаем, один экземпляр пленки был вручен Оглу, по-видимому, в Кобулети, и сам Оглу был кем-то направлен в район Ячменного озера с приказанием перейти там советскую границу. Но меня сейчас больше интересует другое — ведь во время беседы в заброшенной башне Крысюк утверждал, что пленку он припрятал где-то в Армении. Об этом не следует забывать. А оказалось, по крайней мере один экземпляр находился у него под рукой. Тут что-то не так, и полагаться на заверения Крысюка мы не можем. Возможно, в его словах нет ни грана правды.

Конечно, мы могли бы схватить Крысюка и приятельницу Оглу Гаяне еще в Кобулети, но к чему это привело бы? К провалу. Ведь мы не знаем, где припрятана пленка. Рассчитывать на то, что Крысюк заговорит после того, как мы его арестуем, и захочет отдать нам пленку, — дело рискованное. Во-первых, нельзя заранее быть полностью уверенными, что он дастся нам живым; во-вторых, он может затянуть с показаниями, а тем временем другой агент разведки успеет завладеть пленкой и улизнуть, и мы даже знать об этом не будем. А случись такое — успехи наши в операциях по поимке Оглу и Крафта потеряли бы всякое значение, мы провалили бы все дело, нанесли бы государству непоправимый вред, мы с вами заслужили бы наказание, степень которого мне сейчас даже трудно определить.

У нас с вами есть только один выход: как и Крафта, схватить Крысюка в последний момент, когда он попытается удрать с пленкой за границу или кому-то передать ее на советской территории. Что нам нужно сделать сейчас, ни откладывая ни на минуту: разыскать Крысюка и ту женщину… Откровенно говоря, я в толк не возьму, на кой черт она ему понадобилась. Но раз уж она с ним как-то связана, и ее трогать пока не следует. Разыскать — и только. Стать на след. Вы запросили сведения о ней?

— Да, — сказал полковник Соколов, — ничего предосудительного за ней ранее не отмечалось… Обманул один прохвост, бросил с ребенком. Она страшно переживала предательство любимого человека… Оглу зачем-то искал себе именно такую женщину и сумел заморочить ей голову. Она понятия не имеет о настоящем лице как своего «мужа», так и его дружка — Крысюка, считает их обоих честными людьми. О гибели Оглу не знает, Крысюк скрыл это от нее. Таковы выводы Русакова, Жгенти и товарищей из Армении.

— И они, конечно, предлагают провести профилактику? — осведомился Тарханов.

— Так точно, товарищ генерал, — подтвердил Соколов. — Высказывают предложения установить с ней контакт, раскрыть ей глаза, предостеречь. Возможно, она даже могла бы оказать нам какую-то помощь…

Тарханов отрицательно покачал головой. Сказал с грустью:

— Я товарищей понимаю, но идти на такой риск не имею права. Какая уж тут профилактика! А вдруг в полученных нами сведениях есть неточность? А представьте себе, им удалось завербовать ее. Ведь мы с вами не знаем, зачем она им вообще потребовалась! Тогда она поможет, но не нам, а Крысюку. К чему это может привести, я только что говорил. Нет, на такой риск нам права не дано, Иван Иванович. Теперь о Патрике Смите… Его надо найти и арестовать во что бы то ни стало и как можно скорее. Хватит ему резвиться.

— Разрешите доложить, товарищ генерал, утвержденный вами план частично уже выполнен, — сказал Соколов. — Скрывшийся из Расторгуева Чистяков обнаружен неподалеку от Москвы…

— Вы все-таки рассчитываете через этого мерзавца придти к Смиту?

— Крепко рассчитываю, товарищ генерал. Долго обойтись без своих помощников Патрик Смит не сможет, в этом я уверен, и на этом построен весь наш план.

— Ну и как? Рассказывайте.

Полковник приступил к обстоятельному докладу…

Глава тридцатая

В купе, кроме Степана Кныша, ехали еще трое: девушка, служащая в каком-то московском учреждении, бывший летчик и руководитель строительной организации на юго-западе столицы. Девушка старательно прихорашивалась перед дорожным зеркальцем, а когда встречалась взглядом со Степаном, делала строгие глаза и вообще всем своим видом стремилась выразить неприступность и равнодушие. Степана эта наивная игра забавляла.

Летчик и строитель всю дорогу играли в шахматы с переменным успехом: оба большие, грузные, шумливые, от души радовались тому, что вырвались в отпуск, проведут на юге бархатный сезон. И все-таки отрешиться от повседневных дел они никак не могли, постоянно делились наболевшим, что мучило каждого из них еще совсем недавно. Кныш вышел в коридор и остановился у окна, напротив полуоткрытой двери. Из купе слышался хрипловатый басок летчика.