Однажды в июле - Максим Гарбузов

Биллу от этой явной лжи становится ещё тяжелее себя сдерживать, но он понимал, что в его ситуации молчание золото, и заставил себя отвернуться. Он всё ещё уверен, что крик, который разбудил его, он слышал в реальности, также он нисколько не сомневался в реальности шепота за тонкой металлической перегородкой. И хотя это казалось невозможным, надзиратель каким-то образом узнал о том, что он сделал со своим отцом. Билл отравил его и ни разу за все прошедшие годы не пожалел об этом. Его отец был чокнутым, жестоким ублюдком, и он оказал миру услугу, убив его. Но в первую очередь он оказал услугу себе самому.

Билла даже сейчас спустя столько лет бросало в дрожь, когда он вспоминал те вечерние часы, когда отец звал его к себе в гостиную. Обычно всё начиналось словами: Билл, иди ко мне, нам нужно поговорить. И Билл шёл на зов отца, как мышь идёт к кобре. Отец все вечера проводил возле телевизора, иногда компанию ему составляла бутылка пива, но чаще он просто складывал руки на коленях и немигающим взглядом смотрел на сверкающий экран. В таком положении он мог сидеть часами, и если бы его глаза не оставались открытыми, можно было счесть его спящим или умершим. Телевизор был настоящим спасением Билла, именно благодаря ему не все вечера для него превращались в пытку. Но если телевизор не работал, отключали электричество или он ломался, то отец звал Билла. Он сажал мальчика напротив себя и заводил своим тихим монотонным голосом разговор. Это был даже не разговор, а монолог, потому что Биллу обычно слова не давали. Зато отец говорил много, и все его разговоры были об одном и том же, о крысах, о ядах и о том, как крысы мучаются, когда съедят яд. Отец не отличался оригинальностью, и Билл к десяти годам почти дословно знал все, что он скажет. Но ему всё равно приходилось выслушивать все эти так хорошо знакомые ему слова снова и снова. Билл много раз пытался увильнуть от этих разговоров, он казался больным или старался увести разговор в другом направлении, но все его попытки были бесполезны и даже опасны. Один раз, когда Билл отказался идти к отцу и вместо этого выбрался через кухонное окно на улицу, он почти неделю просидел в чулане без еды. Такие средства борьбы были неэффективны, потому что рано или поздно ему всё равно приходилось вернуться домой, и отец всегда уже ждал его, сидя в его комнате на его же кровати. Но Билла наказывали нечасто, обычно ему хватало здравого смысла не спорить с отцом. Но после происшествия в школе всё стало намного хуже.

Билл думал, что отец будет в ярости, узнав, что он совершил, но вместо этого Корни Соммерс как-то странно посмотрел на сына и ничего не сказал. Его как будто даже не обеспокоило то, что Билла отчислили от школы, а из-за того, что родители не хотели видеть такого ребёнка играющим или даже просто гуляющим рядом с их драгоценными детьми, им пришлось переехать. Все эти события не вызвали в душе Корни никакого отклика, зато сам факт отравления его сыном другого ребёнка произвёл в его душе значительные перемены. Билл до того момента и не подозревал, насколько безумен его отец.

От воспоминаний Билла отвлекли изменения, которые произошли вокруг. Его так взволновал крик, что он не уделил этому изменению должного внимания, но оно было таким значительным, что больше игнорировать его он не мог. Билл заметил, что окружающая температура заметно упала. Даже в закрытой кабине стало легче дышать, а через окошко задувал довольно прохладный ветер. Билл прильнул ближе к решётке и увидел, что небо затянули пепельно-белые облака, а деревья клонились под порывами ветра. Что-то приближалось. Биллу почти не было видно горизонта из-за плохого обзора, даваемого маленькими окошками, но он всё равно смог увидеть грозовой фронт, приближающийся с востока.

Видение шедшего на них урагана успокоило его. Буря в его ситуации могла послужить неплохим преимуществом. Если Лоуренс и остальные ребята планировали напасть неожиданно, дождь и плохая видимость могли помочь. Билл лёг на дно фургона, закрыл глаза и принялся ждать.

– Билл.

Опять этот голос. Назойливый, допытывающийся, вкрадчивый.

Билл открыл глаза. Хуже всего было то, что когда он слышал этот голос, перед его глазами вставало лицо отца.

– Билл.

– Чего тебе нужно?

– Ты действительно отравил отца?

Билл не стал отвечать, он закрыл уши руками.

– Я знаю, что ты это сделал. Твой папаша был чокнутым. Ты боялся, что однажды он подсыплет крысиного яда тебе в еду. Ты следил за ним, не правда ли?

Откуда надзиратель мог знать, что Билл безумно боялся, что отец отравит его. Все эти разговоры о ядах, о том, что будет, если какой-то из них скормить крысам, кошке или собаке. В конце концов, Билл стал следить, как отец готовит еду. Он старался делать это незаметно, но один раз отец все же поймал его с поличным.

– Чего ты боишься, Билли? – спросил он его тогда.

– Чего ты боишься, Билл? – повторил вопрос голос.

– Я ничего боюсь, – ответил Билл.

Тот маленький мальчик, который не мог заснуть из-за ужаса перед собственным отцом, давно умер. Теперь он был Биллом Соммерсом, человеком, которого боялись, человеком, имя которого не сходило с первых страниц газет и звучало из радиоприёмников. При упоминании о нём одинаково дрожали и полицейские, и служащие банков. Его именем мамы пугали своих непослушных детей, а в его банду мечтали вступить все грабители страны. Билл Соммерс ничего и никого не боялся.

Он протянул руку и нащупал бутылку с водой, которую ему дал надзиратель, отвинтил пробку и сделал глоток. Мерзкий вкус. Вода была не только тёплая, но имела неприятный болотный привкус. Билл прополоскал рот и выплюнул воду тут же на металлический пол фургона.

– Почему ты не пьёшь, Билли? – спросил вкрадчивый голос. – Боишься, что тебе подсыпали крысиного яда?

– Чего тебе нужно от меня? – Билл терял терпение, чтобы сдерживаться, ему приходилось прикладывать неимоверные усилия.

– Я просто хочу знать, не ты ли отравил своего папашу Билли?

Фургон качнуло на выбоине, и бутылка с водой выскользнула из рук Билла, покатилась в дальний угол, расплёскивая воду. Билл несколько мгновений смотрел, как вода вытекает из бутылки, и всё это время лицо его отца стояло перед ним. Это было лицо не мёртвого человека, которое он видел в последний раз, отец всё ещё был жив, и его водянистые, жуткие