Разорванный круг - Владимир Федорович Попов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не понукайте, пожалуйста, — дает волю накопившемуся раздражению Брянцев. — Приберегите ваш неистовый темперамент для притерпевшихся сотрудников института.
— Но вашего Кристича, если он там, я не опознаю, — дает резонную отповедь Хлебников.
Вошли в полутемное помещение. Служитель ведет их в самый дальний угол, где лежат два неопознанных трупа. Запах тут тяжелый, специфический, и Брянцев невольно сдерживает дыхание. Черт побери, почему так стучит в висках, почему кружится голова? Ведь он навидался смертей на войне. Да, навидался. Но то была война. Там смерть — повседневное, неизбежное явление. А этой смерти можно было избежать…
Служитель неторопливо стаскивает простыню, и Брянцев внутренне сжимается. Но нет, не Кристич. Почти мальчишка. Второе мертвое тело — бородатый смуглый мужчина.
Хочется вздохнуть полной грудью — затеплилась надежда, что Кристич цел и невредим, но легкие отказываются вобрать насыщенный тленом воздух.
Апушкин лежит в другом углу. Брянцев старается не смотреть на него и не может. Сильное, мужественное лицо солдата. Даже смерть не исказила его, не стерла выражения отваги.
— Хороший человек был, — скорбно вздохнув, говорит Хлебников и добавляет с откровенной враждебностью: — Надо ж так: всю войну прошел и погиб не за понюх табаку из-за чьего-то недомыслия…
Сказать Брянцеву нечего. Пожалуй, на месте Хлебникова он был бы так же беспощаден.
Хлебников бросает на Брянцева мимолетный взгляд: ну как, мол, довольно с тебя? — и уходит.
В списках этой больницы Кристич не числится, а в других его не может быть — с травмой попал бы сюда или на крайний случай сюда сообщили бы.
Теперь автоинспекция.
Причина катастрофы? Пока не выяснено. Инспектор, выехавший на аварии — их произошло три в разных местах, — еще не вернулся. Где находится машина? На 112-м километре. Выставлен ли пост? Да, выставлен, приказано ничего не трогать.
«Но где Кристич? Не может же человек сквозь землю провалиться… — тревожно рассуждает про себя Брянцев. — Остается надеяться, что все станет ясно на месте происшествия».
Душно. Нещадно палит солнце. С непривычки больно глазам, их приходится щурить, и это вызывает сонливость. По обе стороны дороги, сколько ни охватывает взор, сплошняком тянутся хлопковые поля. Ни деревца, ни холмика, глаз остановить не на чем. Если бы не ощущение тревоги, усиливавшееся по мере приближения к месту аварии, Брянцев заснул бы. Хлебников, сидящий рядом с шофером, уже клюет носом. Ему волноваться нечего, ему заранее все ясно.
Машина пожирает пространство на все увеличивающейся скорости. Сотый километр… Сто пятый… Сто седьмой… Хлебников уже не дремлет, всматривается вдаль. Дорога становится волнистой, теперь она идет по краю небольшого холма и постепенно забирает вверх. Справа склон. Сто одиннадцатый, сто двенадцатый… Поворот, еще поворот, и вот внизу, метрах в тридцати от шоссе, перевернутый грузовик со смятой кабиной. А колеса где? Машина разута.
Таксист затормаживает «Волгу», и Брянцев бежит по склону. Никакого поста нет и в помине. Одна машина. Но, подбежав ближе, обнаруживает под кузовом орудовца — он укрылся в тени от палящего солнца. Подходит и Хлебников.
Орудовец, молодой парень, с миндалевидными угольно-черными глазами, решительно ничего не знает — его забросили сюда только утром. Машина была в таком виде, как сейчас. Покрышки сняты вместе с ободами. Кем? Кто его знает. Может, шофером какой-нибудь проходившей мимо машины. Удивляться нечему, на шины голод. Кристич? Какой Кристич? Подобрали одного, отвезли в больницу. Что охранять здесь — непонятно — кабина смята, мотор разбит.
Снова неопределенность, снова никаких данных для выводов. А Брянцеву нужна ясность. Полная ясность. Не в состоянии он больше блуждать в лабиринте гнетущих догадок.
— Шины, значит, были хорошие, если их украли, — высказывает он спасительное предположение.
Орудовец не дает разгореться этой последней искорке надежды.
— Чичас всякий украдут. Шина лысый ходит. И снимали, наверно, ночью, когда не видать, какой она.
Брянцев резко поворачивается и идет к такси. Хлебников следует за ним.
— А мне что тут делать? — с отчаянием в голосе кричит вслед им орудовец. — Тут испектись можно!
Хлебников на мгновение задумывается и решительно машет рукой.
— Поехали!
Достав из-под кузова термос и недоеденную дыню, орудовец бежит вдогонку.
До города едут молча. Дремлет Хлебников, дремлет орудовец. А Брянцеву не до дремы. Мысли о Кристиче, об Апушкине все сильнее занимают мозг и гвоздят, гвоздят…
Возле управления милиции Брянцев выходит. Он должен во что бы то ни стало найти Кристича. В конце концов человек — не иголка в стоге сена, исчезнуть бесследно не может.
Хлебников улетает сегодня, они сухо прощаются.
— Не задерживайтесь здесь и не удерите в свою вотчину, — предупреждает он Брянцева. — Встретимся у Самойлова. Надо ставить точку над «i».
«Хорошо тебе решать, — мысленно отвечает Брянцев, — когда кровью не выхаркал. И как отзовутся эти события на настроении исследователей? Проваливается самая крупная их работа, да с каким треском! И Кристич… Эх, Саша, Саша, как же ты так…»
— В отношении Кристича мы установили, — говорит майор милиции, — что в шесть утра он вышел из гостиницы вместе с Апушкиным, а из гаража Апушкин выехал один. Никакими другими сведениями пока не располагаем.
— А не могли снять шины люди, которые переправляли Апушкина в больницу?
— Ну что вы, — морщится майор. — Когда человек умирает… Да и людей этих мы хорошо внаем. Кроме того, мы сразу отправились на место происшествия. Шин уже не было.
— Их надо непременно найти. — Брянцев вырвал из блокнота листок, положил на стол перед майором. — Номера. Кроме того, на каждой клеймо «опытная». Найдете — причина аварии станет ясна.
— Очень может быть, — подхватил майор, — поскольку ни следов алкоголя, ни каких-либо других отклонений, предопределивших аварию, в организме погибшего не обнаружено.
ГЛАВА 22
Каждое слово Хлебникова обрушивается на Брянцева, как удар бича.
В кабинете Самойлова множество людей. Здесь и сотрудники НИИРИКа, и представители шинных заводов, и руководители Всесоюзного химического общества имени Менделеева, и сотрудники Комитета партгосконтроля. Но Брянцев не видит никого, кроме выступающего, не слышит, как перешептываются его соседи в особо острые моменты выступления. У Хлебникова вдруг открылся талант прокурора.
— Мы своевременно предупреждали Брянцева, — говорит он, пропустив, должно быть не без умысла, слово «товарища», — о несостоятельности опытов по применению снадобья, разработанного «академией» доморощенных исследователей и громко именуемого «антистарителем ИРИС-1»; мы демонстрировали ему образцы резины, прошедшие у нас испытания в озоновой камере. Они свидетельствовали о том, что заводской антистаритель губит резину. — Хлебников извлекает из портфеля конверт с фотографиями, раздает их присутствующим.
Изгрызенные озоном образцы на самом деле производят устрашающее впечатление.
— Какое же это
