Ночной дозор - Андрей Воронин

— Зачем? С журналистами мы стараемся дружить — Толик сел к столу и окинул комнату настороженным взглядом, пытаясь сразу же определить, часто ли бывают мужчины в доме. В его планы не входило встречаться здесь с кем-нибудь, кроме хозяйки и Екатерины Ершовой, если, конечно, она сейчас еще в городе.

Он задержал взгляд на двери, ведущей а спальню, но затем слегка улыбнулся. Судя по беспорядку, царившему в квартире, гостей тут сегодня не ждали, значит, не будет и лишних свидетелей.

«Вот те на, — подумала Ершова, — небось, про меня пришел выпытывать. Высчитали же, сволочи! Но ангел-хранитель пока еще парит надо мной, за Лильку меня принял».

Превозмогая волнение, скрестив на груди руки, чтобы не бросалась в глаза их дрожь, Катерина села в кресло.

— Мы разыскиваем одного человека, — вздохнул Толик.

— Мужчину? Женщину? Ребенка? — поинтересовалась Катя.

— Я понимаю ваше настороженное отношение к ФСБ, но, поверьте, ей ничего не угрожает.

— Значит, женщину все-таки?

— Мне известно, что она ваша подруга.

— У меня много подруг, но еще больше женщин называют меня своей подругой.

Толик сдержанно засмеялся. И тут Катя на застекленной полке заметила аккуратную рамочку с Лилиной фотографией, сделанной совсем недавно. На ней Лиля мало походила на сегодняшнюю Катю. "Фотография чертова!

Надо бы как-нибудь незаметно к ней подобраться и повернуть изображением к книгам. Лилька.., фотография…" — эти слова молнией пронеслись в голове Ершовой.

И тут она поняла, почему лицо мужчины показалось ей знакомым, она вспомнила фотографию, которая лежала в ее сумочке: трое мужчин, стоящих недалеко от белого «Опеля». «Это он — седой! — беззвучно шевельнула губами Катя и почувствовала, как останавливается сердце. — Немного благообразный из-за седины, внушающей доверие, но весь какой-то бесцветный…»

— Вы, кажется, не слушаете меня? — проговорил Толик.

— Нет, что вы, я просто задумалась. Столько дел, да и гостей жду с минуты на минуту.

"Боже мой, что я несу!? Зачем я вру о гостях? — Катя ощутила, как кровь сходит с лица. — Нельзя показывать, что я волнуюсь. Боже мой, что же делать? И самое страшное, сумка с фотографиями стоит на столе прямо перед ним. Если бы он знал о них! Кстати, а что он знает?

О фотографиях я никому, кроме Лильки, не рассказывала, а ее можно пытать, ничего не вспомнит, пьяная была.

Катя, возьми себя в руки! На мне столько косметики, вряд ли он заметил, что я побледнела. Вот уж, не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Надо попытаться убедить его в том, что я верю, будто он из ФСБ, наговорить ему всяческой чуши, лишь бы только ушел отсюда, а потом самой сматываться".

— Да, я еще не сказал, как зовут вашу подругу.

— Да-да, — пролепетала Ершова.

— Она фотограф, Екатерина…

— Ершова. А в чем, собственно, дело? Почему она вас интересует?

— Вы знаете ее или нет?

— Мы с ней знакомы, виделись, встречались.

— В последние дни тоже?

— Нет, что вы! Я видела ее в последний раз… Боже, дай мне память, месяца три тому назад.

— В Питере или в Москве?

— Конечно, в Москве, — вырвалось у Ершовой.

«Какого черта я вру? — подумала она, заметив настороженность во взгляде собеседника. — Если он приперся ко мне, то наверняка знает, что я в Питере. Вконец запуталась! То думаю о себе, как о Лильке, то думаю о себе, как о Кате. Раздвоение личности, признак шизофрении. Правильно, вранье еще никого до добра не доводило».

— Придется-таки мне сказать вам всю правду, — усмехнулся Толик, положив перед собой на стол руки, сжатые в кулаки. — Я разыскиваю Екатерину Ершову для того, чтобы обеспечить ее безопасность, и мне абсолютно точно известно, что она сейчас в Питере, что вы с ней встречались. Мне известно и то, что она живет у вас.

Ершовой сделалось совсем плохо. «Так вот оно что? — дошло, наконец, до нее. — Малютина убили не простые бандиты, а люди из ФСБ, и теперь спецслужба разыскивает меня, чтобы уничтожить как свидетеля».

Она попыталась подняться, но ноги не слушались.

Страх буквально парализовал тело.

— Вы зря пытаетесь скрыть от меня то, что вам известно, — в голосе Толика уже сквозили металлические нотки. — Мне нужно обеспечить ее и вашу безопасность, только и всего. Она не рассказывала вам о фотографиях?

— Погодите, погодите… — Катя полуприкрыла глаза, боясь встретиться взглядом с Толиком, обхватила голову руками. — Да-да, я вас понимаю, понимаю.., но поймите и меня.

— Она просила вас никому не рассказывать о встрече? — подбросил спасительную идею Толик.

— Да. — ухватилась за нее Катя. — Но раз уж вы пришли, раз уж вам все известно… Да, она встречалась со мной совсем недавно, я даже предложила ей пожить в моей квартире, но она отказалась. Сказала, что остановится в гостинице.

— В какой?

— Не помню. Не то… — Катя осеклась, ей не могло прийти на ум ни одного названия питерской гостиницы, в голову лезли лишь московские, и она боялась себя выдать этим. — Не помню, что-то связанное с морем, абсолютно дурацкое название. А потом она мне позвонила и сказала, что уезжает из Питера — далеко-далеко, она, знаете ли, уже летит куда-нибудь или катит, далеко-далеко. Вы не там ее ищете.

— Знаете что, — уже с угрозой в голосе проговорил Толик, — пока вы пытаетесь обмануть меня, вашей подруге грозит расправа со стороны бандитов.

— Каких?

— Вот этого мне не хотелось бы говорить. Так что вспоминайте быстрее.

— Давайте я вам кофе приготовлю? — выпалила Ершова осмысленную фразу, и сама удавилась тему, что ей это удалось сделать с первой попытки.

— Да-да, кофе. Но я бы предпочел, чтобы вы сказали все сразу.

— Нет, кофе нужен для меня. Мне плохо думается без кофе. И вам тоже неплохо будет выпить чашечку.

Кате хотелось схватить сумочку и спрятать ее подальше. Но как это сделаешь, если сумка с фотографиями стоит посреди стола, незаметно к ней не подберешься?

«Я уже не могу, — подумала Ершова, — еще немного и сдохну от страха. Спасибо ангелу-хранителю, но, кажется, даже он сейчас меня не спасет. Если Малютина убили люди из ФСБ, то мне — крышка. Кому звонить? К кому бежать за защитой? Может, отдать ему фотографии и поклясться, что ни одна живая душа не узнает о них?»

Катя боком двинулась в кухню.

— Я мигом.

— Если можно, побыстрее.

Она прикрыла за собой дверь и взяла в руки спичечный коробок. Спички от волнения ломались в пальцах, не зажигались. Наконец, огонек заплясал на кончике тонкой деревянной палочки. Но Катя разволновалась так, что зажгла огонь не сразу. Расплескивая воду, она поставила джезву на огонь, взяла со стола трубку радиотелефона и застыла, не зная, что с ней делать. Кому она могла позвонить в Питере? Кто бы мог ей сейчас помочь?

— Извините, но я спешу, — дверь на кухню подалась и Катя, прежде чем успела подумать, зачем это делает, спрятала трубку за пояс джинсов, одернула свитер, широкий и свободный.

Толик шагнул в кухню:

— Пока вы раздумываете, вашу подругу могут убить, — он сказал это жестко.

— Я и в самом деле не помню, как ее отыскать. Да-да, в самом деле, не помню! Гостиница.., она обещала мне потом перезвонить, но…

— Вы лжете!

— Неужели я бы стала рисковать ее жизнью?

— Только что вы сказали, будто она звонила вами сказала, что уезжает.

— Я предупреждала его, без кофе не умею думать.

Кофе закипел, побежал пеной через край джезвы Толик протянул руку и повернул кран на газовой плите.

Катя схватила джезву за длинную металлическую ручку и подняла ее. Вскрикнула, ощутив, как металл обжег пальцы, Джезва перевернулась, кофе вылился на стол, забрызгал свитер.

— Извините, я сейчас вытру. Нужно замыть свитер, видите, пятно. — Она бросилась в комнату, но только сейчас вспомнила о странной планировке Лилькиной квартиры, где вход в ванную — прямо из кухни, медленно повернулась и направилась в ванную комнату. Закрыла дверь и щелкнула задвижкой. Открутила маховик крана. Горячая вода с шумом полилась в широкую белоснежную раковину Ноги подкашивались. Скользя спиной по холодному кафелю. Катя ощутила, как на глаза наворачиваются слезы.

"Все, это конец, — пронеслось у нее в голове. — Еще немного, и он поймет, что я никакая не Лилька. — Вода с шумом разбивалась о дно раковины, брызги летели во все стороны, некоторые попадали на лицо Ершовой, обжигали ей кожу. — Неужели так глупо может кончиться моя жизнь? — Катя вздрогнула. — Лиля вернется не скоро и обнаружит в квартире мой труп… Совсем недалеко от меня, за стенами, люди… Ну почему я не умею проходить сквозь стены? Это ловушка, ловушка! — Катя почувствовала себя плохо, прижала руки к груди и сложилась пополам. Телефон больно впился антенной в живот. — Это единственный шанс. — подумала Ершова, медленно вытаскивая трубку. — Выйти из ванной у меня не хватит духу, я не смогу дольше врать, не смогу дольше притворяться. Но кому?