Озаренный Солнцем - Брендон Сандерсон

– Я бы, наверное, сумел взломать систему при помощи кое-каких редких устройств, – сказал Скиталец, со вздохом вставая с кресла. – Но они, к сожалению, недоступны.

Он был так близок к избавлению от Муки, хотя бы от малой ее части! Осознать, что это невозможно, все равно что с разбегу влепиться в стену.

Хотелось двигаться. Физически, не только вместе с машиной. Скиталец вернулся в заднюю комнату, но там расхаживать было негде. Пыл и его парни, за исключением Мужества, дремавшего у стены, жевали пайки и над чем-то смеялись.

Как им удается радоваться? недоумевает рыцарь. Они же буквально стоят на краю гибели.

– Они всю жизнь стоят на краю гибели, – ответил Скиталец. – Наверное, приучились ценить счастье в промежутках между катастрофами.

Тогда… что не так с тобой? Почему ты не можешь этого делать?

В вопросе Помощника не крылось злого умысла, – это Скиталец смог определить, несмотря на отсутствие интонаций в голосе: очень уж хорошо знал спрена. Но ощущение воткнутого под ребро ножа никуда не делось.

Он закрыл глаза, чтобы не видеть смеющихся, и уселся на скамейку у стены.

– Они тоже меня знают, – шепнула Элегия.

Скиталец взглянул на нее, сидящую на цепи. Он знал, что женщины недавно помогали ей с физическими потребностями, но все равно почувствовал укол стыда при виде содранной кожи под наручниками и одежды – длинной распахнутой накидки и штанов, – которую не меняли с тех пор, как обугленную вытащили из грязи арены.

Элегия неотрывно смотрела на Пыла и его команду, и в глазах читалось… замешательство? Понять выражение ее лица удавалось редко.

– Они часто поглядывают на меня, – продолжила она, – как будто ждут, не мелькнет ли что-то знакомое. Как будто… Не знаю. Раньше умела находить слова для подобных вещей.

– Они тебя действительно знают, – подтвердил Скиталец. – Как и все на Маяке.

– Я их не помню, но все они помнят меня, – проговорила Элегия. – Да… помнят, но не знают. Больше не знают.

– Кое-кто счел бы это избавлением, – заметил он. – Элегия, ты совершенно свободна от себя прежней. Ты можешь сделать себя какой угодно. Многие были бы рады сбросить груз собственного прошлого.

– И ты?

– Нет. Я – нет. – Он поднял глаза к потолку, жалея, что не может взглянуть на звезды. – Мне мало нравится то, каким я был раньше, но я ценю то, что узнал о себе. Благодаря этому могу верить в некоторые истины.

– Я вообще не знаю, во что верить, – сказала она. – Голос в голове говорил так уверенно…

– Думаешь, он понимал тебя? – спросил Скиталец. – Элегия, за кем ты пойдешь? За тем, кто приказывает убивать? Или за тем, кем ты была раньше?

– Я не знаю, какой была.

Он кивнул на мужчин:

– Прежняя ты вдохновляла их. Все, что они совершили ради свободы, – благодаря той прежней Элегии. – Он пожал плечами. – Ты не можешь ею стать, но можешь верить, что она знала, что делает. Верить, ориентируясь на ее идеалы и на общество, которое она помогла создать.

Обугленная сгорбилась и опустила глаза.

– Голос может вернуться, – проговорила она. – Я слышу, как он шепчет на краю сознания, как он крепнет. Он может снова исказить мое сердце.

– Так воспользуйся вот этим. – Скиталец достал обрезок солнечного сердца и вложил Элегии в ладонь. – Сохрани его. Если голос вернется, скажи: «О бесстрашная, стоящая на пороге смерти, отдай этому солнечному сердцу твое последнее тепло, дабы могло оно облагодетельствовать живущих».

Она тихо повторила.

– Почему именно такие слова?

– После их произнесения крохотный кусочек твоей души переместится в солнечное сердце. Слишком мало, чтобы его зарядить, но душа естественным образом отторгнет ту часть, которая… наверное, не совсем ты. Как минимум, это способ оставаться в здравом уме. Именно так мне удалось пробудить твое сознание.

С ободряющим кивком он расстегнул один из браслетов. Элегия взглянула на Скитальца с жадностью, в глубине глаз по-прежнему просматривалось нечто свирепое. Он улыбнулся, но второй наручник демонстративно оставил застегнутым. Одна рука – предел свободы, которую он был готов ей сейчас дать.

Скиталец отошел, оставив Элегию изучать обрезок души ее матери. Хотелось надеяться, что он не вручил ей источник силы, который позволит каким-то образом накачаться энергией, освободиться и разорвать его в клочья. Шквал! Он-то думал, что давно отучился доверять чересчур опасным людям.

Впрочем, Скиталец проигнорировал подступающий ужас, в каковом искусстве он достиг небывалых высот. Просто вернулся в рубку, потому что услышал гром.

Скиталец вошел как раз вовремя, чтобы увидеть, как из тьмы за ветровым стеклом проступает вечный вихрь.

Вихрь горел.

34

Cкиталец заморгал – от неожиданно яркого света заслезились глаза. Он все время забывал, что лампы у маячан приглушены даже в помещениях.

Поначалу пейзаж впереди походил на абстрактную картину в налтийском вкусе – колеблющаяся мешанина желтых и оранжевых пятен. Постепенно глаза привыкли, и стало возможно различать детали. Полыхало преимущественно внизу, но смерчи вздымались то тут, то там огненными воронками. Свет исходил в основном из их эпицентров, но в тех местах, где воронки утыкались в облака, небо озарялось яркими вспышками.

– Он что, горит? – спросил Скиталец. – Почему он горит?!

– Это вечный вихрь, идущий вослед закату! – сказал Пыл, втискиваясь в рубку. – Вы утверждали, что бывали в таком.

– Буря не должна гореть! – воскликнул Скиталец. – Она должна быть мокрой! Состоять из ветра и дождя.

– Ты предложил такой план, – нахмурилась Ребека, – не зная, что в вихре есть пламя?

Скиталец смотрел на огненный ад, раскрыв рот. Пребывая на ночной стороне планеты, они все же подобрались опасно близко ко дню, пусть и по другую сторону заката. Возможно, это намек на то, что их ждет, но шквал побери! Скиталец знал десятки описаний ада из различных культур и традиций. На его родине, в Преисподней, царил холод, но во многих представлениях фигурировало неугасающее пламя. Там огненные языки бичевали души и плавили саму плоть.

Скиталец и подумать не мог, что увидит нечто подобное наяву. Корабль повернул и полетел вдоль края территории катаклизма, чуть забирая вперед, чтобы не отстать от уходящей следом за закатом бури. По крайней мере, магма вырывалась на поверхность лишь местами. Зато бросилось в глаза, что остывает она необычно быстро. Как будто…

– Что-то вытягивает из земли тепло, – прошептал он. – Как вы забираете его друг у друга?

На Скитальца уставились непонимающе, но объяснение показалось ему логичным. Что-то с ядром этой планеты определенно не так. Оно дает куда большую гравитацию, чем должно бы при таком размере. Значит, оно