Игры третьего рода - Борис Долинго

Домашников под столом пнул Фёдора ногой, и Исмагилов замолчал. Доктор Аканде поперхнулся и тоже замолчал, глядя красными глазами на Исмагилова.

– Почему вы, майор, позволяете распускать языки вашим людям?! – с угрозой в голосе вдруг осведомился он.

Гончаров увидел, что многие из людей Аканде напряглись, не понимая русского языка, но ориентируясь на интонацию президента. Кажется, даже охранники, стоявшие с оружием поодаль, подобрались и уставились на застолье.

Майор зыркнул на Фёдора:

– Водитель Исмагилов, что вы себе позволяете?! – почти крикнул он.

– Да что я такого сказал?… – начал было препираться Исмагилов.

Пётр снова пнул его.

– Федя, – сказал инженер почти ласково, – тебе командир приказывает помолчать. Ты же не понимаешь замыслов президента – как ты можешь о чём-то судить, да ещё и критиковать его?

– Приношу извинения за подчинённого, господин президент. – Майор склонил голову. – Обещаю, на него будет наложено взыскание. Я ещё раз прошу прощения и за себя: мне нужно отойти в соответствующее место.

К Аканде уже вернулся дар речи, он успокоился и милостиво кивнул Гончарову:

– Идите, идите, конечно.

Майор вылез из-за стола и пошёл за кусты, а Домашников пересел на его место и, наклонившись к президенту, негромко сказал:

– Я прошу вас, господин президент, продолжайте. Честное слово, мне вас очень интересно слушать.

Аканде откашлялся, похлопал Петра по плечу и кивнул на Исмагилова:

– Вот это к вопросу о культуре и цивилизации, – сказал он, осушив чашу пива. – Европейцы построили демократию, которая всем позволяет открывать рот. Демократия не учит уважению к старшим, как по возрасту, так и по званию, и превращает жизнь общества в сплошной разврат и погоню за личной выгодой и наживой. У демократии нет ничего святого, кроме демонов рыночной экономики и всевластия денег.

– Золотые слова, – с тихим восхищением вставил Домашников, при этом признавая, что Аканде сейчас сказал примерно то, что сам он думал о «демократической» западной системе ещё до Катастрофы. – Вы прекрасный оратор, я с вами абсолютно согласен. Америка всем навязывала свой образ жизни. Она и нашей России нагадила, столько нагадила, если бы вы знали…

Президент снова похлопал благодарного слушателя по плечу:

– Разумно мыслите, Петер. Вы же не можете не понимать, что все беды современного мира происходили от США и их европейских приспешников. Вот почему я подозреваю, что и сейчас всё случилось из-за них. Американцы добились своего – разделили мир на куски, которые рассчитывают легко проглотить.

Домашников не стал, как Исмагилов, уточнять про наличие логики в подобных утверждениях, а снова закивал.

– Значит, господин президент, белый шпион, которого поймали ваши люди, американец? – спросил он.

– Я в этом почти уверен. – Аканде заговорщически понизил голос и наклонился к Петру: – Мой Бола думает, что он может быть человеком из иного мира, но это вряд ли. Откуда человек из иного мира может так хорошо знать английский язык? А он говорит по-английски свободно, как на родном. Он, кстати, даже по-русски немного говорит, но я вижу, что он – не русский. Я легко узнаю русских: вас-то я сразу распознал.

Домашников кивнул и осторожно спросил:

– Господин президент, а нельзя ли взглянуть на американского шпиона? Хочется ему в глаза плюнуть, по возможности.

Аканде осклабился:

– А что, очень хочется плюнуть?

– Конечно, я это так, образно говорю, – пояснил инженер. – Зачем плевать – вы его и так… повесите. Но до этого посмотреть очень хочется.

– Я думаю, американец хотел добраться до полковника Мбадинуи – тот как раз пытается строить общество по образу и подобию американского, правда, с жертвоприношениями. Впрочем, американцы всю свою жизнь приносили в жертву власти денег, так что неудивительно.

Пётр молча выпятил губу и покивал, снова соглашаясь. Бола наклонился к Аканде и что-то стал говорить ему, кивая в сторону россиян. Президент внимательно выслушал, задал несколько вопросов на местном диалекте и покачал головой из стороны в сторону, словно раздумывая.

Домашников подумал, что Бола предлагает какую-то гадость по отношению к ним, но неожиданно оказалось, что худосочный коротышка невольно поспособствовал планам Домашникова.

– Знаете, – сказал Аканде, выслушав Болу, – мой советник подал интересную мысль. Он предлагает свести вас с этим американцем, представляя всё так, словно вы – его соотечественники. Вдруг он тогда расскажет больше?

«А советник Бола, похоже, куда более умён, чем его патрон, – подумал Домашников. – Он тут за кардинала Ришелье, что ли?»

– Очень мудрая мысль, – теперь уже совершенно искренне сказал он вслух. – Я полностью согласен с советником – это великая идея!

Вдруг у ворот, ведущих с улицы во двор, возник шум – группа солдат тащила какого-то человека в лохмотьях. Пинками и прикладами его выволокли на площадку метрах в десяти от столов, где пировало руководство НРЮП, и швырнули на колени.

Президент Аканде чуть покосился на гостей и что-то грозно спросил у старшего вооружённой группы. Высокий нигериец, на голове которого, несмотря на жару, болталась каска с остатками надписи о принадлежности сего предмета в прошлом миротворцам ООН, начал свои объяснения.

Глава местного режима слушал, размеренно кивая. Наконец, когда солдат закончил, он что-то грозно спросил у стоявшего на коленях человека. Худой негр вскинул лицо и негромко ответил. Аканде задал новый вопрос ещё более повышенным тоном – на сей раз допрашиваемый промолчал, понурив голову.

Как раз в этот момент из туалета вернулся Гончаров, и Домашников подвинулся, освобождая место майору, который немедленно поинтересовался, что здесь происходит. Пётр только пожал плечами, кивнув вперёд: смотри, мол.

Аканде повторил вопрос. Стоящий на коленях человек вдруг начал что-то быстро говорить с каким-то решительным отчаянием. В конце концов, он вскочил, с криком выбрасывая руку в сторону президента и его окружения, но тут же покатился по земле от удара прикладом. Кривясь от боли, негр кое-как встал на четвереньки, а потом на колени.

Гости переглянулись – становилось понятно, что они присутствуют при весьма драматическом событии. Видимо, местный житель совершил какое-то правонарушение согласно действующим законам, вопрос только в том, насколько разумны были эти законы.

Доктор Аканде неожиданно резво для подвыпившего человека выскочил из-за стола и встал перед правонарушителем. Тут же рядом с ним возник и советник Бола.

Президент разразился длинной речью. Он с криками то указывал на согнувшегося в коленопреклонённой позе оборванца, то воздевал ладони к небу, то топал ногами. Наконец, подводя итог своей темпераментной речи, Аканде что-то последний раз выкрикнул и указал на окровавленный чурбан.

Солдаты подтащили упиравшегося человека к плахе – только теперь майор сообразил, что это никакая не разделочная колода, а самая настоящая плаха, – и один из них, вывернув несчастному руку, заставил его положить её на деревяшку.

Гончаров, чувствуя, что сам уже готов сорваться, тем не менее взял за полу куртки привставшего из-за стола Домашникова и зыркнул глазами на Фёдора и Альтшуллера, чтобы те сидели тише воды ниже травы.

Командир вооружённого отряда, ухмыляясь, отцепил от пояса здоровенный мачете. Оборванец задёргался, пытаясь вырваться из цепких объятий солдат, и закричал что-то истошным голосом, обращаясь ещё раз к президенту, но тот только сделал утвердительный знак палачу. Приспешники Аканде, сидевшие за столом, одобрительно залопотали.

Мелькнуло тяжёлое лезвие, хлынула кровь, и завизжал несчастный, оставшийся без кисти руки.

– … твою мать! – выдохнул Исмагилов, и даже Гончаров поморщился, искоса наблюдая за своим экипажем.

Исмагилов налил самогона и залпом выпил. Домашников сидел красный как рак, не отводя глаз от места экзекуции. «А это хорошо, что он краснеет», – машинально подумал Гончаров, вспоминая известные слова Цезаря о том, кто – краснеющий или бледнеющий солдат – более выгоден в экстремальной обстановке.

Семён Ефимович смотрел куда-то мимо в пространство, стараясь совладать с чувствами. За него, кстати, Гончаров волновался меньше всего – евреи, по его мнению, на бытовом уровне генетически являются нацией философов.

Визжащему негру перетянули культю верёвкой и вытолкали его за ворота. Доктор Аканде, сопровождаемый верным Болой, вернулся за стол. В воздухе висело тягостное молчание.

– Вам этого не понять, – важно молвил доктор Аканде, внимательно разглядывая россиян. – Это был вор: он посмел украсть коз из президентского хлева.

– А сколько коз он украл? – машинально спросил Пётр.

– Что?… Ах, ну какое имеет значение сколько? Да хоть бы и одну! Воровство есть воровство. Его не должно быть!

– А этот человек – он, собственно, кто? – поинтересовался Гончаров.