Академия Шекли (сборник) - Квалья Роберто

– Дьявольщина! – патетично воскликнуло оно. – С каких это пор вы, любезнейший, стали единственным владельцем Дорадо?

– С тех самых, – парировал Треух Восьмой, – с которых вы, душечка, поменяли пол и сделались моей супругой. Дама, тем более – замужняя дама, не может владеть озером, это же очевидно!

– Невообразимо, – пожаловалась дама с подпалинами Пони. – Вы видели? Нет, вы слышали? Каков фрукт! Это же безусловная дискриминация по сексуальному признаку. Где, чёрт возьми, независимые журналисты и правозащитники? Где Комитет воинствующих феминисток? Где, наконец, Гарант справедливости и законности?

Птер торопливо отступил за спину Кабальеро и прикрылся-таки крылом. Со следующей недели, которая наступала ровнёхонько через восемь часов (с поправкой на неточность биохронометра Птера), именно ему предстояло быть здешним Гарантом.

Пони потерянно улыбнулась и, осторожно ступая, начала выбираться из медовой лужи. То есть из золотого озера Дорадо.

– Есть мнение, что назревает семейная сцена, – вполголоса проговорил Птер из-под крыла. – Предлагаю тихонько оставить этих милых… эээ…

– Шапочников, – подсказал Чёртов Стальной Кузнечик. – Между прочим, крайне редкий вид живых существ. Крайне редкий и малоизученный.

– Такой же редкий, как чеу’овек? – спросила Пони.

– Пожалуй, да. Представляете, каждый из них является не одним организмом, а симбиозом мыслящего ядра и колонии простейших водорослей, наподобие болотной ряски. Водоросли перерабатывают мёд и солнечный свет в аминокислоты. Гифы, погружённые в мозг, снабжают его пищей, кислородом, информацией, помогают передвигаться, а тот в свою очередь…

– Словом, каждый из них – апофеоз победы разума над сарсапариллой, – прервал набирающего обороты Саранчука Кабальеро. И тут же пояснил для начавшей озадаченно хлопать глазами Пони: – Это была аллегория. Аллегория. Я согласен с Птером, нужно драпать.

– Но как мы минуем у’ужу? Я не хочу поу’зти по кустам. Они колючие!

– Ерунда вопрос. Задача решаема, – сказал Кабальеро, поднёс ко рту боцманскую дудку, с которой никогда не расставался, обратил лицо к небу и трижды просвистел.

В небе возникло блестящее пятнышко.

– Мнение переменилось. Стратосферы сей тандем не достигнет, – сообщил Птер, наблюдая за тем, как привязанная к аэростату крыша спускается на землю. Потом расправил крылья, в которых немедленно запел ветерок, и сказал: – Если никто не станет возражать, я полечу самостоятельно.

– Летите, голуби, летите, – ласково пропел Кабальеро.

– Должно быть, на сей раз мы имеем дело с синекдохой? – полюбопытствовал Птер.

– Не исключено, – быстро согласился Кабальеро и отвёл глаза. Он плохо представлял, что такое синекдоха, а вдобавок постоянно путал её с катахрезой. – Совсем не исключено. Прошу загружаться. – И предводитель цивилизованных гвардейцев-раскольников первый вступил на тёплую податливую крышу. Согнал с её кожи нескольких отяжелевших от обильной кормёжки оводов, уселся по-турецки и занялся стандартной процедурой подкручивания усов.

Пони с размаху шлёпнулась рядом, широко улыбнулась. Ноги её по колено были вымазаны в мёде, да и не только ноги. Клейкие потёки обнаружились даже на гриве и на чёлке. Кабальеро снял пальцем несколько сладких капелек со щеки лошадки и переправил в рот. Пони послала ему страстный воздушный поцелуй.

– Ребята… – тихо сказал Чёртов Стальной Кузнечик. – Я… я не продолжу поиски с вами. Уверен, вы справитесь одни. А мне следует остаться. Изучать шапочников в месте их естественного обитания. Боюсь, другого случая просто не представится. Наука не простит мне, если я уйду.

Как бы подводя итог собственному участию в цивилизованной охоте на человека, Саранчук погасил фонарь.

Пони вздрогнула и едва не расплакалась.

– Что ж, – пожал плечами Кабальеро. – Жаль. Нам будет чудовищно не хватать твоих знаний и твоей рассудительности, но оставайся. Оставайся, друг. Когда мы найдём человека, я сейчас же телефонирую тебе по защищённому каналу. Успехов! Прощай!

Он прищёлкнул пальцами, и летательный аппарат медленно вознёсся вверх.

4

Решив, что верхом на ветре можно полетать и подольше, цивилизованные гвардейцы-раскольники устроились на крыше с максимально возможным удобством и стали рассматривать проплывающую внизу землю. Многое из увиденного было путешественникам непонятно, многое странно, но всё – ужасно любопытно. Скажем, конструкции из растрёпанных мётел, жестяных банок из-под краски, осколков бутылок и обрезков проволоки, которые двигались по парящим пашням и собирали в холщовые мешочки червей. Или пара гусеничных экскаваторов, вычерпывающих решётчатыми ковшами шампанское из мраморного бассейна. Тритоны и саламандры, водящие хоровод вокруг раскачивающейся чешуйчатой башни. Дымные псы, идущие по следу туманного оленя. Роботизированная линия по производству крабовых палочек из генетически модифицированного гороха и просроченных консервов «снатка». Чан с кипящим гудроном, из которого торчит перископ субмарины…

Пони безостановочно справлялась, не люди ли это, но Кабальеро отрицательно мотал головой. Задумался он лишь раз, когда увидел титанических размеров клопа, безуспешно пытавшегося раздавить себя картонным сапогом. И то крайне ненадолго. Однозначный вывод помогло сделать достигшее небесных странников зловоние. Даже самый последний человек не мог пахнуть так омерзительно.

Впрочем, рассматривали чудеса и диковинки только Кабальеро да Пони. Птер азартно носился за разноцветными мини-геликоптерами и с большим аппетитом их пожирал. Наездники винтокрылых крошек отстреливались самонаводящимися личинками дюбелей, но Птер перехватывал и кушал и их тоже.

– Есть мнение, что я вообще неприхотлив в еде, – чирикнул он в ответ на озабоченный вопрос лошадки.

Примерно через полчаса платформа начала снижаться.

– Устал, родимый, – объяснил Кабальеро, делая жест в направлении воздушного шара. – Что ж, дальше двинем пешком. Пешком.

Он вновь взялся за боцманскую дудку. Аэростат, почувствовавший скорое освобождение, счастливо затрепетал ослабевшими серебристыми боками и устремился к земле. Посадка получилась мягкой: крыша опустилась на заброшенный лет сто назад травяной корт для лаун-тенниса. Точно фейерверк, взметнулся в воздух пух одуванчиков.

…Далеко цивилизованные охотники не ушли. На перепачканные мёдом копытца Пони начал налипать всяческий мусор. Вскоре она не могла сделать ни шагу.

– Я могу нести тебя и на руках, но лучше, наверное, искупаться, – сделал вывод Кабальеро. – Птер, дружочек, организуй-ка водоём.

Просить дважды не пришлось. Будущий Гарант справедливости и законности с орлиным клёкотом ударился грудью оземь. Из образовавшейся трещины хлынул белопенный поток. В каких-нибудь десять минут жидкость заполнила близлежащую складку рельефа, образовав симпатичный прудик.

– Прошу, синьора! – сказал Кабальеро, куртуазный, как Гильом де Кабестань. А может быть, чуточку больше. – Для вас – парное молоко. Молоко.

– Это гипербоу’а?

– Даже не литота, – улыбнулся Кабальеро. – Чистая правда. Чистейшая.

– Есть мнение, что я на друзьях не экономлю, – подтвердил Птер.

Пони благодарно качнула головой и начала раздеваться. Кабальеро, поначалу бесстрастный, вдруг забеспокоился и стал следить за процессом обнажения с возрастающим изумлением. Ноздри его раздувались, усы топорщились сильнее, чем когда бы то ни было, глаза приобрели азартный блеск.

– Что с’учи’ось? – обеспокоенно спросила Пони. – У меня что-то не так?

Кабальеро бездумно дотронулся до левого уса и сказал:

– Боюсь, что у тебя многое не так, барышня. Практически всё. Всё.

– Э? – коротко прощебетал Птер. – Э?!

– Она человек, братишка. Человек.

– Я у’ошадка, – несмело возразила Пони. – Смотри, копытца! Чё’очка! Грива, наконец!

– Это не копытца, – беспощадным инквизиторским тоном сказал Кабальеро. – Это обувь. Копытцами, голубушка, называются роговые образования на концах ног. Они не имеют шнуровки и уж тем более не снимаются.