Библия Раджниша. Том 2. Книга 1 - Бхагаван Раджниш

Когда я был очень маленьким, у меня были длинные, как у девочки, волосы. В Индии мальчики не носят длинных волос - по крайней мер, в то время это не допускалось. У меня же были очень длинные волосы, и когда я входил, а вход был со стороны магазина... Дом располагался позади магазина, поэтому, чтобы войти в дом, я должен был пройти через магазин. Там был мой отец, там были его клиенты, и они говорили: «Чья это девочка?»

Мой отец смотрел на меня и говорил: «Что делать? Он не слушается». И он чувствовал себя обиженным.

Я говорил: «Не нужно обижаться. Я не вижу никаких проблем. Если кто-то назовет меня девочкой или мальчиком, это его дело; какое это имеет значение для меня?»

Но он обижался на то, что его мальчика называют девочкой. Сама идея мальчика и девочки... В Индии, когда рождается мальчик, по всей округе звучат гонги, барабаны, песни, раздаются сладости. А когда рождается девочка, ничего не происходит - ничего. Вы немедленно узнаете, что родилась девочка, потому что никаких гонгов, никаких колокольчиков, никаких барабанов, никакого пения, - ничего не происходит, никаких раздач сладостей, - это и означает, что родилась девочка. Никто не придет спросить вас, потому что это будет для вас оскорблением: вам придется отвечать, что родилась девочка. Отец сидит опустив голову... девочка родилась.

Поэтому он говорил: «Странно. У меня мальчик, а я страдаю от того, что у меня девочка». Однажды он по-настоящему разозлился, поскольку человек, который спросил его, был очень важным человеком; он был сборщиком налогов в округе. Он сидел в магазине и спросил: «Чья это девочка? Странно, одежда, кажется, мальчиковая - и на ней так много карманов, полных камней?»

Мой отец сказал: «Что же делать? Он мальчик, не девочка. Но сегодня я обрежу ему волосы - хватит!» Он пришел со своими ножницами и обрезал мне волосы. Я ничего не сказал ему. Я пошел в парикмахерскую, которая находилась как раз перед нашим домом и сказал парикмахеру... Тот имел привычку к опиуму, очень красивый человек, но иногда мог отрезать вам один ус и забыть про другой. Вы сидите в его кресле, вокруг вашей шеи его полотенце, а сам он ушел, и вам нужно разыскивать его - куда же он ушел? Это было трудно; никто не знал, куда он ушел. И с одним усом, как вы пойдете искать его? Но он был единственным, кто мне нравился, ведь стрижка у него занимала часы.

Он рассказывал тысячу и одну историю, не связанную ни с чем в мире. Я наслаждался этим. Именно от этого человека, Натхура, - Натхур было его имя, - я научился тому, как действует человеческий ум. Мое первое знакомство с человеческим умом состоялось благодаря ему, ведь он не был лицемером. Он говорил все, что ему приходило на ум; на самом деле, между его умом и его ртом не было разницы! Он просто говорил все, что приходило ему на ум. Если он в уме сражался с кем-нибудь, он начинал сражаться вслух - хотя рядом никого и не было. Я был единственным, кто не спрашивал: «С кем это вы сражаетесь?» Поэтому со мной он был счастлив, настолько счастлив, что никогда не брал с меня платы за стрижку ногтей или чего-нибудь другого.

В тот день я пришел к нему и сказал - мы обычно называли его «Кака», кака означает дядя - «Кака, если вы в себе, то побрейте мне сейчас всю голову».

Он сказал: «Великолепно». Он не был в себе. Если бы он был в себе, он отказался бы, потому что в Индии бреют голову только в том случае, когда умирает отец; иначе не бреют. Так что он принял добрую дозу опиума и обрил мне всю голову.

Я сказал: «Вот и хорошо».

Я вернулся обратно. Мой отец посмотрел на меня и сказал: «Что случилось?»

Я сказал: «А в чем дело? Вы обрезали мне волосы ножницами; они вырастут снова. Я же кончаю с ними. И Кака согласен. Я попросил его. Он сказал, что согласен: «Всякий раз, когда не будет клиентов, ты можешь приходить, и я буду полностью обривать тебе голову, и нет разговора о деньгах». Поэтому вам не нужно волноваться. Я у него свободный от оплаты клиент, потому что никто другой не слушает его; я единственный человек, который слушает его рассказы».

Мой отец сказал: «Но ты же прекрасно знаешь, что теперь это создаст еще большие проблемы».

И тут же вошел один человек и спросил: «Что случилось? У этого мальчика умер отец?» Без этого никто...

Тогда мой отец сказал: «Посмотрите! Было бы лучше, если бы ты был девочкой. Теперь я умер! Отращивай свои волосы как можно скорее. Отправляйся к своему Каке, к этому наркоману, и спроси его, может ли он помочь как-нибудь; иначе у меня будет много неприятностей. Будет приходить весь город. Ты будешь ходить по всему городу, и каждый подумает, что твой отец умер. Они начнут приходить».

И они начали приходить. Это был последний раз, когда он что-то сделал мне. После этого он сказал: «Я не буду ничего делать, потому что от этого получается только больше неприятностей».

Я сказал: «Я и не просил - я просто продолжаю делать по-своему. Вы зря вмешивались».

Я никогда не позволял ему давать мне советы. И вскоре все в моей семье поняли, что я весьма не расположен к советам, поскольку, что бы они ни говорили, я делал прямо противоположное, как раз для того, чтобы они прекратили давать мне советы. Я сказал им: «Если вы будете советовать мне, я буду делать все наоборот, поэтому не давайте мне никаких советов. Я не хочу всю свою жизнь нести в себе все эти голоса - пожалуйста, оставьте мой ум чистым. Я хочу слушать мой собственный голос, если есть такой. Я счастлив со своей собственной подлинностью».

Затем постепенно они поняли, что не нужно вмешиваться в мои дела, в этом нет никакого смысла, это создает только дополнительные проблемы: я находил способы, которые приносили им большие неприятности. Тогда настало время, когда я сидел, бывало, в своей комнате, а моя мать оглядывалась вокруг и говорила: «Никого нет. Я хотела бы, чтобы кто-нибудь сходил на рынок и принес немного овощей».

Я говорил: «Я тоже никого не вижу. Никого нет: только я сижу здесь, никого нет».

Меня ни за кого не считали - просто никто. Она видела меня перед собой и говорила: «Я не вижу никого». И она соглашалась со мной: «И я никого не вижу, комната пуста», - и она уходила обратно поискать кого-нибудь в другом месте, чтобы послать его на рынок.

В тот момент, когда они признали, что я никто... Для себя я понимаю, что с того момента я не слышу никаких голосов. И они признали это, когда мне было девять или десять лет, - они вынуждены были признать, - они признали, что я никто; никаким образом не учитывать меня, не полагаться на меня ни в какой работе. Маленькие дела...

Моя мать говорила, бывало: «Пойди и принеси дюжину бананов», - и я отправлялся. Рынок был недалеко, метров четыреста; места было немного. Но на протяжении этих четырехсот метров я встречал так много людей и возникало так много дискуссий, что к тому времени, как я добирался до рынка, я забывал, за чем пришел. И более того, время истекало. Я должен был хватать что-нибудь побыстрее, потому что солнце садилось или уже давно село.

Я возвращался домой, чтобы спросить: «А что же вы хотели?»

И моя мать говорила: «Ты хороший, когда ничего не делаешь. Я просила тебя о простой вещи, о дюжине бананов, а ты потратил пять часов лишь для того, чтобы вернуться с пустыми руками и еще спрашивать!»

Я говорил: «Что же делать? По дороге встретилось так много людей, так много проблем, вопросов, споров. К тому времени, когда я добрался до рынка, я все забыл и поэтому вынужден был вернуться, чтобы спросить». Они расстались с идеей о том, что от меня может быть какая-нибудь польза; но мне это помогло чрезвычайно. Постепенно я стал отсутствующим в своем собственном доме. Люди проходили мимо меня, но проходили так, как будто никого не было. Мне не нужно было говорить привет. Обо мне не нужно было спрашивать.

Я помню, что с той поры не нахожу в себе никаких голосов. Но до десятилетнего возраста они одолевали меня, и когда я начал работать над собой, я вынужден был пройти через все эти голоса и отбрасывать их сознательно. И это не трудный процесс, нужно просто признать, что это не ваш голос, это голос вашего отца, это голос вашей матери, это голос вашего раввина, и вы должны поблагодарить их: «Великолепно, что вы следуете за мной до сих пор, но дальше не надо. Здесь мы расстанемся».

И когда вы пусты от всех этих голосов, только тогда... ведь в этой толпе, на той рыночной площади, которая возникла внутри вас, почти невозможно услышать свой собственный голос. Это начало того, чтобы быть собой. Тогда само собой случается много большее, и это естественно; вам ничего не нужно с этим делать.

Все, что нужно, - это отвергнуть голоса, перекрывающие ваш голос. Коль скоро это случилось, вы начинаете расти в понимании самого себя. Постепенно вы начинаете осознавать проблемы, которые раньше никогда не осознавали, потому что на них у вас были готовые ответы. Впервые вы начинаете слышать вопросы потрясающей важности, о которых вы даже не догадывались, что они у вас есть.