Билоны - Джаферд Кин

Он еще только показался на горизонте, восходящего над Землей солнца, а Фоша уже начало разворачивать в его сторону. Зверь-птица с удивлением для себя ощутил, что от идущего на него человека не исходит никакой, присущей отношению людей к дикому зверю, угрозы. Такое могло происходить только там, где безраздельно царствует родное ему зло. «Это не человек! Это мираж, в котором хозяин скрыл свою помощь моему разуму!» — не будучи всецело уверенным в своей правоте, попытался убедить себя Грифон. Ему стоило большого труда поднять голову в надежде увидеть на небе знаки поддержки антимира. Там, в пробегающем мимо Земли пространстве-времени, ничего, говорящего об озабоченности Дьявола судьбой своего посланника, Фош не увидел. Но он чувствовал своим звериным инстинктом, что знак есть, блуждает где-то рядом. И точно — с той же неожиданностью, как она их окутала, с глаз спала пелена боли. Казалось бы, навсегда подкошенные ударом силы лапы и ею же вывернутые из привычных костных ложбин суставы, ожили, позволив Грифону подняться. Наконец, он смог стряхнуть с себя, унижающую достоинство силы зла, зловонную пыль дороги, по которой каждое утро, веками, люди гоняли скот на близлежащие пастбища.

Распрямив грудь воздухом, начинающего свой разбег дня, Фош снова обратил свое внимание на человека, который, несомненно, видел, скрытое для всех остальных людей невидимостью, естество дьявольского зверя. Не только видел возрождающуюся в нем плоть, но и представлял себе, что творится с его разумом. Видеть и понимать друг друга могли только жители антимира. Это зверь-птица знал. К его сознанию тут же подлетела радость, что помощь пришла в тот момент, как только он подумал о ней. «Хозяин не бросил меня. Он прислал свою силу, которая поможет мне восстановить смертельно раненный разум. С ней я вернусь к месту СОБЫТИЯ. Другим, верным путем, предназначенным для тех, кто никогда не проигрывает. Вернусь, чтобы победить, вымазав смытым с себя позором, то, что превратило меня в посмешище моего мира», — взбодрил себя очертаниями перспектив Грифон, почувствовав как встрепенувшийся, а значит, все-таки живой разум выскабливает пролом в своей отрешенности от реального мира.

К Фошу полностью вернулась острота зрения. Боль исчезла, оставив место ощущению счастья, что он живет, что он нужен, не забыт и не выброшен из антимира, как отработанная порода экспериментального зла. В нем снова зарделось стремление к действию. Зверь-птицу непреодолимо повлекло к неторопливо надвигающемуся на него предмету, — то ли человеку, то ли его миражу — в котором, как он решил для себя, Дьявол упаковал, направленную своему посланнику, помощь.

Предмет, словно сдавшийся путам усталости от томящего марева пилигрим, был туго окутан светом. Сразу разобрать, что это было конкретно, Грифону не удалось. Слишком ярко сияли, пронизывающие его насквозь, лучи. Да и проходили они через него как-то странно, необычно для стандартного угла падения света на Землю. По отношению к нему, они скользили в совершенно другой плоскости и, что больше всего напрягло разум Фоша, не имели волновой природы и дискретности!!! Это означало, что у них не было источника импульса света, находящегося во Вселенной! Более того, по мере приближения к месту СОБЫТИЯ, их яркость возрастала. Лучи, ко всему прочему, не были бесконечными. Их окаймлял, скрученный из них контур, свет от которого был еще ярче. Цветом и структурой он походил на зубцы короны протуберанцев, скользящих по округлости темноты, которой Луна — назначенный Создателем вечный спутник Земли — периодически шаловливо прикрывала Солнце от изумленного взора людей. Контур двигался. Грифону не надо было гадать — куда. Он двигался прямо на него.

Фош попытался мощными прыжками сократить расстояние, отделяющее его от помощи хозяина. Ему хотелось как можно быстрее забраться в эти лучи, дать им проникнуть в каждую клетку его тела, отфильтровать через них разум, плотно сжатый наростом безысходности, постигшей его участи. Но сил еще было недостаточно. Их хватало только на то, чтобы, осторожно перебирая лапами и спрямляя поднимаемые крылья для удержания равновесия, пошатываясь от окончательно не покинувшей его слабости, застолбить себя, подобно Сфинксу, на месте, где к нему начало возвращаться желание жить ради величия Дьявола и, безусловно, мести добру.

Не найдя в себе силы двигаться с той уверенностью, которая не покидала его с самого рождения, Грифон, всем телом подавшись вперед, начал пристально всматриваться вдаль. На глазах уже не было пелены боли. Она исчезла с них так же неожиданно, как и ослепила. Однако смотреть во всю широту округлости своих хищных глазниц на сияние, приближающегося к нему предмета, зверь Дьявола был не в состоянии. Слишком много было света, режущего не столько его глаза, сколько разум, рвущийся к пришедшей помощи. Ему пришлось сощуриться до ломоты век, чтобы максимально четко сфокусировать образ предмета, который одновременно двигался по земле и плыл по небу. Наконец, он увидел то, что было на самом деле, к чему так стремился его разум.

На Фоша двигалась отнюдь не сила зла, украсившая себя светом энергии антимира и разума Дьявола.

К нему приближался Крест — символ проклятия зла.

Этот Крест был создан из того же вещества, что и факел победы ЕГО ВОЛИ. Состав вещества был известен только Создателю и первому ангелу. Но во Вселенной знали, что вещество не имеет постоянного содержания, меняя себя под цели, которые выдвигал САМ, а воплощал ЕГО ВОЛЯ. О размерах Креста у небожителей тоже было смутное представление. Он мог выглядеть бесконечным, охватывая, как обруч, Божий дом. А мог быть и вполне соразмерным глазу ангелов и населения антимира. Витая над разделительной полосой царств БОГА и Дьявола, он показывал антимиру, что если в доме САМОГО кто-то и дремлет, то абсолютное добро всегда начеку. Периодически Крест пропадал, и тогда весь разум Вселенной погружался в тревожное любопытство: исчезновение Креста означало, что он понадобился САМОМУ и ЕГО ВОЛЕ там, где абсолютному добру нашлась срочная работа. В этом не сомневались ни в Божьем доме, ни в антимире.

Увидев мерно надвигающийся на Грифона Крест, Дьявол мгновенно сообразил, насколько Фош близок к совершению ошибки. Роковой, которую невозможно будет исправить, оставив зверь-птицу в живых. До сегодняшнего дня никогда Крест САМОГО на Земле не появлялся. Его жалкие рукодельные подобия, используемые людьми как охранный талисман против греха, никакой опасности для зла не представляли. Неоднократно бывало, что Дьявол и соратники, издеваясь над почитанием людьми скрещенных между собой деревяшек, ставили главным условием продажи им порока его обмен на крест. Ни разу ни один из интересующихся товаром Дьявола от предложения не отказался.

Но сегодня все было не так, как ранее. Дьявол видел Крест, освещенный абсолютным добром, к которому не раз прикасалась сущность САМОГО. К нему нельзя было ни подойти, ни прикоснуться. Бесполезной была и любая попытка скрыться от него. Крест полностью властвовал над всем, что его окружало. Он двигался в оре гула, который расстилался перед ним, будто накинутый на дорогу необозримый ковер. Это, засевшее в людях зло, завывало от страха перед шедшим на него искуплением.

— По этой причине Грифон и стоит на месте, — подумал хозяин зверь-птицы. — Что же, пусть стоит и ждет. Ничего другого предпринимать не стоит. Он сам захотел пройти к цели моим путем. По нему и пойдет, только не с начала. Это вряд ли возможно. Крест его от себя никуда не отпустит. А вот сыграть главную роль в придуманном мной финале… Почему бы и нет! Я же знаю, чем все закончится. Раз Крест на Земле — значит, он понадобился, прибывшему на нее Творцу. Сам по себе Крест по Вселенной не блуждает. Им всегда водит по ней Всевышний или ЕГО ВОЛЯ. Но сатрапа САМОГО на Земле нет; он гуляет по просторам бесконечности. Выходит, направляет Крест на Фоша САМ. Им ОН лично и накроет Грифона, чтобы превратить его-мой разум в жертву зла во имя добра. Не зря же, не добив, оставил ему жизнь.

Воистину божественный подарок: оставить жить, когда в разум уже поселилась смерть. Вот теперь из такого Фоша, осенив его Крестом, САМ, несомненно, вылепит нужное ему существо. И создаст ОН из него уникальную по вселенским меркам вещь. Это будет перерожденное зло, прозелит, в которого уже никогда не вселится ложная правда. К нему будут водить молодых ангелов и решившихся на искупление людей, показывая им, что собой представляет искреннее раскаяние.

Дьявол жонглировал логическими выкладками своего разума, не выказывая ни малейшего беспокойства за исход, порученной Фошу миссии. Он благодушествовал, то подпуская к себе, то кокетливо отталкивая неотступно кружащуюся вокруг него эйфорию. Она, как ласково затягивающий в себя пух заботливо взбитых подушек, оказалась рядом в тот самый момент, когда Дьявол окончательно поверил, что приближающаяся развязка финальной сцены так или иначе, но завершится по сценарию его разума. Он всегда считал неплотское наслажденье одним из гениально придуманных им пороков. «Кому из поднявшихся мыслью выше животных инстинктов, — поучал он соратников, — чуждо чувство наслажденья от работы разума, завершившейся планируемым результатом? Разве что только аскетам разума, не порождающим, как правило, ничего толкового, кроме истязания собственной души. К счастью, такие отщепенцы — предмет не нашей заботы, а другого мира. Нам интересны только те, для кого наслажденье победой разума над гнетущей его проблемой — важнейшее условие ощущения им власти над всеми и всем, что эту проблему составляло».