НФ: Альманах научной фантастики. Выпуск 17 - Роберт Блох

— Но не позже трех он мне понадобится.

— Вы его получите, — по-русски пообещал О’Брайен и увел Смейзерса, а Гуранин заговорил с капитаном о ремонте двигателя.

— Как это он тебя не заставил написать на меня официальную заявку! — заметил Смейзерс.

— У него в машинном отсеке свои заботы. Том. И, ради всего святого, говори по-русски. Неровен час, услышит капитан или кто-нибудь из них! Ты что, хочешь под занавес затеять ссору?

— Я не нарочно, Пресс. Просто забылся.

О’Брайен и сам знал, что забыться очень легко. И почему правительство Индии не пожелало, чтобы все семеро американцев и семеро русских изучили хинди? Тогда все в экспедиции объяснялись бы на одном общем языке — на языке капитана. Хотя ведь родной язык Гоза — бенгали…

А впрочем, очень понятно, почему индийцы настояли, чтобы участники, готовясь к экспедиции, кроме многого другого, овладели еще и этими двумя языками. Надеялись, что если русские между собой и с американцами будут говорить по-английски, американцы же станут отвечать им и между собой объясняться по-русски, в пределах корабля будет кое-что достигнуто, пусть даже и не удастся достичь политических целей всемирного масштаба.

А когда экспедиция возвратится, каждый из ее участников станет распространять у себя на родине усвоенные за время полета идеи дружбы и сотрудничества во имя жизни на Земле.

Вот так, примерно. Очень мило — и хватает за душу… Но разве не больше хватает за душу то, что творится сейчас в мире? Надо что-то делать, да поскорее. Индийцы, по крайней мере, пытаются что-то сделать. А не просто сидят ночами без сна, уставясь в одну точку — на грозную цифру шесть, что так и пляшет перед глазами… шестерка, шесть бомб, довольно шести новейших кобальтовых бомб — и конец всей жизни на Земле! Война надвигается и, похоже, ее не миновать. Словно затяжная упорная болезнь: силишься ее побороть, с отчаянием смотришь на градусник, со страхом прислушиваешься к своему тяжелому дыханию. И вот Индия выступила со своим предложением. Пусть два могучих соперника объединят свои знания и силы. Одна сторона уже немного дальше продвинулась в искусстве космонавтики, другая, как известно, достигла немного больших успехов в строительстве атомных ракет. Пусть сообща снарядят экспедицию на Марс во имя и для блага всего человечества…

Отказаться от такого предложения, да еще сделанного в самую подходящую минуту, было немыслимо. И вот они на Марсе, думает О’Брайен; они вместе прилетели сюда и, надо полагать, сумеют вместе вернуться на Землю. Возможно, они многое доказали — но ничему не помешали. Международное положение остается прежним; не пройдет и года — и разразится война. Участники экспедиции понимают это не хуже, а, быть может, лучше кого-либо другого.

По дороге в рубку, проходя мимо люка, они увидели Белова — он вылезал из скафандра. Продолжая раздеваться, неуклюже подпрыгивая то на одной, то на другой ноге, он заспешил к ним.

— Недурная находка, а? — прогудел он. — На второй же день, посреди пустыни! Погодите, вот увидите мои снимки!

— Жду не дождусь, — отозвался О’Брайен. — А пока что поторопитесь-ка в машинный отсек и доложите капитану. Он боится — вдруг вы там нажали какую-нибудь кнопку, замкнули цепь и пустили в ход машину, которая взорвет весь Марс, а заодно и нас.

Русский широко улыбнулся, показав редко поставленные зубы.

— Уж этот Гоз, везде ему чудятся взрывающиеся планеты…

Он потрогал ладонью темя, поморщился и легонько помотал головой.

— Что это вы? — спросил О’Брайен.

— Побаливает голова. Только сейчас заболела. Наверно, я слишком долго пробыл в этой одежке.

— Я в ней пробыл вдвое дольше вашего, а голова ни капельки не болит, — заметил Смейзерс, рассеянно подталкивая ногой сброшенный Беловым скафандр. — Может, у нас в Америке головы покрепче.

— Том! — рявкнул О’Брайен. — Какого черта?

Белов так стиснул губы, что они побелели. Потом пожал плечами.

— После обеда — в шахматы, О’Брайен?

— Непременно. И, если хотите знать, я собираюсь идти напролом. Я все равно уверен, что черные могут выиграть.

— Тут вам и крышка, — усмехнулся Белов и направился в машинный отсек, на ходу осторожно поглаживая темя.

Когда они остались в рубке вдвоем и Смейзерс принялся разбирать вычислитель, О’Брайен плотно прикрыл дверь и сказал сердито:

— Дернула тебя нелегкая. Том! Эти шуточки слишком опасны. И примерно так же забавны, как объявление войны.

— Знаю. Но Белов действует мне на нервы.

— Белов? Да он — самый славный парень из всех русских на борту.

Помощник инженера отвинтил боковую панель и присел перед вычислителем на корточки.

— С тобой он, может, и славный. А мне вечно подпускает шпильки.

— Как это?

— Да по-всякому. Взять хотя бы шахматы. Я предлагаю сыграть, а он отвечает — с одним условием: если он даст мне фору ферзя. И смеется этаким, знаешь, въедливым смешком.

— Проверь-ка верхний контакт, — предупредил штурман. — И слушай, Том, ведь Белов — классный игрок. На последнем московском турнире он занял седьмое место, а там сплошь были мастера и гроссмейстеры. Это совсем недурной результат, ведь у них там шахматы — первая игра, на ней все помешаны, все равно как у нас — на футболе и бейсболе, вместе взятых.

— Да знаю я, что он отличный шахматист. Но я тоже не из последних. Уж не так я плох, чтоб давать мне фору ферзя. Целого ферзя!

— И ты уверен, что только в этом дело? Кажется, ты уж чересчур скверно к нему относишься, а какие у тебя, в сущности, основания?

Смейзерс минуту помолчал, разглядывая электронную лампу. Потом сказал, не поднимая глаз:

— Зато ты, кажется, уж чересчур нежно к нему относишься. А у тебя, в сущности, какие основания?

О’Брайен едва не вспылил, но вдруг кое-что вспомнил и прикусил язык. В конце концов это может быть кто угодно. Может, это и Смейзерс…

Перед самым отъездом из Нью-Йорка в Бенарес, где они должны были встретиться с русскими, членов экипажа пригласили в военно-разведывательное управление и дали им последние сверхсекретные инструкции. Им толковали о том, насколько сложным будет их положение и какими опасностями оно чревато. С одной стороны, уклониться от предложения Индии никак нельзя. Соединенные Штаты должны показать всему миру, что они соглашаются участвовать в этой совместной научной экспедиции по меньшей мере так же охотно и искренне, как и русские. А с другой стороны, столь же важно, если не важнее, чтобы завтрашний противник не смог, используя объединенные знания и приемы, получить какое-то серьезное, даже решающее преимущество — например, на обратном пути завладеть космическим кораблем и вместо Бенареса приземлиться где-нибудь в Баку.