Драконий день (СИ) - Янтарина Танжеринова

— Такое развитие событий представляется мне вполне возможным, — согласился герцог. — Впрочем, у нас есть возможность узнать точно с помощью эльфийской магии. Мэор Тианориннир, прошу вас!

Тианор, с самого начала избегавший взгляда Айриэ, шагнул вперёд. Вид у него был невозмутимый и вполне безмятежный, но магесса успела приметить подрагивавшие кончики пальцев. Менестрель немного нервничал. Опасался её реакции или возможного недовольства всесильного герцога?

— Герцог, могу ли я спросить, что вы намерены делать?

— Всё очень просто, мэора Айнура. Мэор Тианориннир с помощью эльфийской магии определит, принадлежат ли волосы, найденные у Пайпуша, нашему магу. Я бы предложил вам, мэора, также принять в этом участие, но, насколько мне известно, классическая магия не имеет заклинаний, подобных эльфийским.

Голос его светлости выражал лёгкое сочувствие и содержал отголосок некого торжества. Думаете, утёрли нос выскочке из Ордена? Ну-ну.

— Отчего же, мэор Рольнир? Драконьи маги — несколько большее, чем обычные, классические. Нам известно немало тайн Ушедших, и мне как раз вспомнилось одно подходящее заклинание. Я вычитала его в древней книге, которая была написана ещё при драконах.

Спокойно подойдя к столу с другой стороны и развернувшись лицом к зрителям, магесса картинно простёрла руки над «образцами». Тианор, к слову, подозрительно охотно отступил назад и прямо-таки просветлел обликом. Магесса быстренько проверила волосы на сходство и убедилась в полной идентичности обеих прядок. Впрочем, раз уж его светлость счёл нужным затеять этот фарс, следовательно, можно было не сомневаться, что волосами Мирниаса он запасся. Как — дело техники, да и не особенно важно. Если Мирниас после наложения чар на мечи находился в обморочном состоянии, тут его, пожалуй, наголо остричь можно было, не то что аккуратно выдрать несколько волосков.

Айриэ чувствовала, что начинает злиться, и привычно успокоила начинающее бесноваться внутри пламя. Подождать совсем немного, всего-то одну декаду… Ещё не время снимать маски, как бы ни хотелось стать собой. Для неё носить эту искусственную оболочку поверх себя настоящей, поверх истинного облика — всё равно что дышать сквозь грязную тряпку. Как же хочется освободиться… вдохнуть полной грудью, рвануть вверх, свободно, не оглядываясь ни на что, кружиться в немыслимой для человеческого тела выси. Лететь навстречу ветру, обжигаясь о его холодное дыхание, и выдыхать пламя в ответ, а потом сливаться с ветром и парить в невесомости или стремительно нестись наперегонки с ним, на равных споря, кто выносливее. Обнимать землю раскинутыми крыльями, падая ей навстречу, танцевать под хлещущими струями грозового ливня, шагнуть в неистовствующее пламя огромного костра, ласкающего горьковатым дымом. Жить. Жить по-настоящему, всё сбросить, всё забыть, избавиться от чужого облика, смыть лишнее, ненужное, наносное… Быть собой, вот высший смысл существования. Быть собой, жить в ладу с собой, чувствовать Вселенную и отзываться на её ритм, танцуя при этом свой собственный танец. Все ошибки — только твои, все победы — только твои и тех, с кем захочешь их разделить. Отвечать лишь перед собой, и все принятые на себя долги — добровольные, иных не нужно. Стать пламенем, рванувшимся ввысь, выжигающим до серого пепла накопившуюся вокруг мерзость…

Стать!.. Пламенем!..

Жечь!.. До пепла!..

Неистовый позыв освободиться сотряс Айриэннис от макушки до носков запылившихся сапог. Кратчайший миг безмолвного ликующего крика, легчайший шлейф манящего запаха свободы — и всё угасло. Глубокий, медленный вдох — и внутренний огонь присмирел до поры, повинуясь её воле. Ждать. Тем слаще станет свобода, тем приятнее будет наконец-то чувствовать по-настоящему, а не из-под наброшенной пыльной вуали, приглушающей восприятие…

Ну что же, герцог, хотели фарса — получите. Разноцветные искорки потанцевали и покружились над столом, потом его медленно окутало облако густо-фиолетового тумана. Вспышка бездымного фиолетового пламени — и туман словно растворился в нём, а над столом парил небольшой призрачный дракон. Его чешуя отливала чернёным серебром, а глаза казались океанами кипящего золота. Кто-то называл их совершенством, кто-то проклинал, а драконы просто были. Были собой. Этот крошечный фантом гордо выдохнул струю изумрудного пламени в собравшихся, отчего они испуганно отшатнулись назад. Не все, впрочем. С места не сдвинулся изумлённый, онемевший от восхищения полуэльф и неизвестно когда появившийся в комнате Фирниор. Последний бестрепетно шагнул к столу, не сводя потемневших серо-лиловых глаз с крошечного дракончика, и даже протянул руку, подставляя её под изумрудное пламя. Струя огня прошла сквозь его пальцы, не причинив вреда.

— Его можно… коснуться, мэора? — охрипшим, чужим голосом спросил юноша, с какой-то обжигающей тоской глядя на дракончика.

— Это фантом, Фирниор. — Айриэ позволила себе добавить в голос сожаления: порыв юноши, пожалуй, пришёлся ей по нраву. — Вы ничего не почувствуете.

— Жаль…

Серебряный дракончик вдруг задорно улыбнулся и подмигнул Фирниору, а потом крутанулся в воздухе и завис над двумя прядками, поливая их своим изумрудным огнём. Волосы задымились и медленно засияли изумрудным же свечением. Потом свечение угасло; одна прядка окуталась багрово-красным полупрозрачным облачком, вторая — чернильно-синим. Дракончик ещё раз перекувырнулся и исчез, растворившись в эффектной фиолетовой вспышке.

Все присутствующие зашевелились, приходя в себя. Фирниор, сдвинув свои чёткие, прямые тёмные брови, неотрывно смотрел куда-то в угол, задумавшись о своём. Мирниас таращился на стол с видом человека, уговаривающего себя спокойно выслушать свой смертный приговор.

— И что всё это означает, мэора Айнура? — высокомерно приподняв брови и прищурив глаза-льдинки, осведомился его светлость.

— Свечение было разного цвета. Моё заклинание чётко выявило, что пряди волос принадлежат разным людям! — нагло солгала магесса и устремила безмятежный взгляд на владельца Файханас-Манора.

Попробуйте возразить, дорогой герцог. Заодно объясните, откуда у вас столь интересные сведения и кем является тот таинственный маг, которого вы так старательно прячете от королевского суда.

Видит Равновесие, герцогу очень хотелось возразить. И сдержался он неимоверным усилием воли, но ярость, на миг исказившую лицо, скрыть не сумел или не хотел. Война так война. Пока тайная, но, возможно, дойдёт дело и до открытой схватки. По крайней мере, герцог явно на это надеялся, а пока спросил неестественно ровно: