Влюбиться на максимум (СИ) - Вийя Шефф
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Приглядываюсь к девчушке. Темно-карие глаза, длинные ресницы, каштановые волосы. Это Максим, только маленькая. Кажется, я даже видел фотографию в альбоме, где она в таком же платье.
Нет, только не Макс! Почему она здесь?
Страх за неё сжимает душу.
— Тебя Максим зовут? — присаживаюсь перед ней на корточки.
— Ага. А тебя Гордей, — тыкает маленьким пальчиком мне в грудь.
— Откуда ты меня знаешь?
— Я здесь чужих не встречала, только знакомых.
— Почему ты здесь? — сглатываю, скопившуюся от напряжения, слюну.
— Я болею, — улыбается по-детски невинно.
Почему здесь все такие счастливые? Там они страдают. Может быть поэтому? Здесь боли нет…
— Ты маленькая, как так получилось?
— В этом месте ты можешь сам выбирать, каким тебе быть.
— То есть, если я захочу, то смогу стать таким, как ты, маленьким мальчиком?
— Ты уже такой, — громко смеётся.
Я смотрю на неё и вижу, что она выросла. Или я уменьшился? Протягиваю руки вперёд и вижу, что они детские.
— Хочешь поиграть в догонялки? — предлагает мне Макс.
Мы бегаем друг за другом и весело смеёмся. А потом она замирает на месте.
— Смотри, там дверь открылась, — показывает пальчиком в сторону.
— Нет, там ничего Макс, — я не вижу.
— Ну как же? Там солнце, цветы и бабочки. — Глядит, не отрываясь. — Мне надо туда…
Макс делает несколько шагов в сторону своего видения и мне в голову приходит мысль, что она уходит туда навсегда.
Умерла… Как удар наковальни бьёт осознание.
— Нет, Макс! — кидаюсь к ней и пытаюсь схватить двумя руками.
Но она тает, остаётся одна дымка. Я обнимаю воздух. Только мишка падает к моим ногам. Я его поднимаю, а по щекам начинают катиться слёзы.
Я снова взрослый…
Интересно, Макс из прошлого или из будущего? Я должен это узнать, чтобы предотвратить. Но как?
— Макс…
— Опять он какого-то Макса зовёт, — меняет медсестра реанимации повязку на месте шрама от операции.
— Да, он третий день это имя в бреду твердит, — вводит препарат в капельницу вторая.
— Эх, красивый парень, как с обложки. Даже обидно за наш женский род, — поправила на нём одеяло. — Где справедливость?
— С чего ты решила, что он…? У него на лбу не написано, — посмеивается девушка.
— А ты сюда взгляни, — кивает головой в сторону паха Калинина. Он возбуждён. — У тебя есть ещё сомнения? — хихикает.
Глава 52
— А ты настырная, — смотрит на меня сверху вниз главврач больницы.
Я под его кабинетом уже полдня торчу. Каждую трещинку на кафеле пола выучила и все стены обтёрла.
— Так я из спортсменов… А у нас упорство и сила воля в комплект базовых установок входят.
— Не могу я тебя к нему в реанимацию провести, не положено… — делает виноватое лицо.
— Тогда почему такое неравенство? Кому-то можно, а мне нельзя? Если я пожалуюсь? — приподнимаюсь и стараюсь хотя бы в наглости быть выше его, с ростом это не получится, Борис Васильевич высокий.
— Ты меня шантажировать пытаешься, пигалица? — неприятно криво усмехается.
— А это как получится… Почему Ирине Васильевне можно к нему войти, а мне нет?
— Сравнила тоже хуй с пальцем! Она ему мать. А ты?
— Неважно кто я… Может от меня больше пользы будет. — Не обращаю внимания на его мат.
— Возможно… — он вдруг задумывается и проводит рукой по волосам, откидывая чёлку назад.
Калинин уже четыре дня в сознание не приходит. Мама по секрету поделилась, что он время от времени моё имя произносит. Вдруг, услышав мой голос, он очнётся.
— Сиди здесь, я сейчас сделаю пару звонков, и пойдём, — приказным тоном произносит Борис Васильевич.
— У меня есть большой выбор?
Мы идем по каким-то закоулкам больницы. Сплошные коридоры, кабинеты, палаты. Лифт на восьмой этаж. Какого хрена тяжелых пациентов так высоко кладут, а вдруг пожар?!
Вглядываюсь в дядю Калинина, который прислонился к стенке, пока поднимаемся. Он на год старше своей сестры, а выглядит лет на сорок с небольшим. Причёска модная, с короткими висками и длинной чёлкой, зачёсанной назад. Импозантный мужчина…
Вид у него уставший, светло-карие глаза, как у Калинина, стали красными от недосыпа. Он с больницы почти не уходит с момента операции Гордея. Контролирует всё: от укола, до перевязки. Полозов, так его фамилия, сам практикующий кардио-хирург. По должности мог забить на пациентов и перебирать бумажки в кабинете, но он до сих пор оперирует самые сложные случаи.
На этаже с реанимацией он подталкивает меня в спину в какую-то комнату, где санитарка выдаёт мне комбинезон, который защищает с ног до головы.
— Надевай, — произносит жёстко. — Не хватало, чтобы ты нам принесла чего-нибудь.
— Можно подумать, ваши медсестры проходят полную санобработку, когда бегают туда-сюда в ларёк за пирожками, — грублю в ответ, натягивая костюм.
Он посмотрел на меня прибивающим к земле взглядом. Это улыбнуло. В точку ведь попала.
— А ты язва. Правильно Ирка говорит — хлебнёт он с тобой проблем, — откровенно посмеивается. Америку, можно подумать, открыл. — Идём, — снова слегка толкает в спину.
Мы подходим к медсестринскому посту, он расписывается в каком-то журнале.
— Тебе туда, — показывает пальцем на дверь. — У тебя пять минут, Макс.
Вот блин! Я столько добивалась этого, а именно в этот момент ноги, словно свинцом налились, и с трудом поднимаются.
Чего ты боишься? В глаза Калинину взглянуть, после того, как выгнала его? Так он в отключке. Возможно, он меня даже не услышит.
Всё же делаю робкие шаги к палате реанимации, один раз поворачиваясь и смотря на Бориса Васильевича. Краем уха улавливаю его разговор с медсестрами.
— Извините, Борис Васильевич, вы назвали эту девочку Макс? — полушёпотом спросила одна из девушек.
— Ну, — смотрит он что-то в карте.
— Это прозвище?
— Имя такое. Максим её зовут. А что? — поднимает голову и с прищуром смотрит на неё.
— Ну вот, а ты говорила — потеряли пацана. — Хихикают медсестры.
— Куры, вам заняться нечем? Вот он проснётся, мы все вместе с ним посмеёмся над его ориентацией. У него девок было… — оборачивается ко мне и смущается, что я слышала их разговор. — Что стоишь? Часики тикают.
Быстро вхожу в палату и застываю у двери. Гордей неподвижно лежит на койке с закрытыми глазами. Рядом пикает какой-то аппарат, который контролирует его жизненные показатели. Через катетер под ключицей медленно поступает лекарство из капельницы.
Он бледный, как простыня, на которой лежит. Над левой бровью пластырь закрывает швы от рассечения. И левая рука в гипсе. Доктор сказал, что у Дэя ещё перелом четырёх
