Тайна поместья - Виктория Холт

— Я буду помнить это, Саймон.

— Да, помните, прошу вас. Наши характеры и то, какими мы становимся, в наших руках. Подумайте сами: какое сейчас в Англии население? Наверное, раз в десять больше, чем несколько сот лет назад. Вам никогда не приходило в голову, что если бы мы могли проследить свою родословную достаточно далеко назад в прошлое, то оказалось бы, что мы все состоим между собой в той или иной степени родства. И в каждой семье наверняка были и святые, и негодяи, и гении, и безумцы. Нет, Кэтрин, каждый из нас — это самостоятельная личность, жизнь которой у нее же в руках.

— Я не думала, что у вас есть склонность к философии. Я всегда считала, что вы до крайности практичны и обладаете невероятной трезвостью ума, но при этом лишены воображения и, следовательно, способности к сопереживанию.

— Считайте, что это моя маска. Ведь у каждого из нас она есть, не так ли? Жесткий, прямой, трезвомыслящий человек, который не боится рубить с плеча, выражая свое мнение, — таков мой внешний образ. Кстати, не слишком привлекательный, не так ли? Дерзкий, никому не позволяющий ущемить свои интересы, поэтому всегда готовый ущемить интересы другого — таким меня многие видят и, честно говоря, до некоторой степени таков я и есть. Я этого не отрицаю. Но это еще не весь я. Во мне есть и что-то другое. Человек — ведь это создание не простое, не однородное… Ну а уж если мужчина может быть сложным существом, — добавил он, глядя на меня с хитрой улыбкой, — то о женщине и говорить нечего.

— Пожалуйста, продолжайте! Вы не представляете, как вы мне помогаете.

— Хорошо. Так вот, как вы будете себя чувствовать, когда вернетесь домой?

— Не знаю, во всяком случае не так хорошо, как сейчас.

— А я знаю. Вам опять будет страшно. Вы поспешите наверх, в свою комнату, оглядываясь назад, чтобы убедиться, что за вами никто не крадется, вы распахнете дверь своей комнаты и не войдете, не убедившись, что там никого нет. Потом вы запрете дверь, чтобы не впустить незваного гостя, но ваш страх все равно останется с вами, и с наступлением темноты он станет еще сильнее.

— Вы правы.

Он наклонился ко мне через стол и взял меня за руку.

— Кэтрин, вам нечего бояться. Не надо никогда ничего бояться. Страх — это клетка, которая мешает нам освободиться, но эту клетку мы строим сами. Ее прутья кажутся нам сделанными из прочного железа, на самом деле это не так. Мы сами можем и должны их сломать. Прочные они или хрупкие, в любом случае они такие, какими мы сами их сделали.

— Вы действительно хотите меня убедить в том, что мне нечего бояться?

— Никакой реальной опасности вы ведь пока что не подвергались, разве не так? Вы были просто напуганы.

— А как я могу быть уверена, что впереди ее тоже нет?

— Нам ведь с вами понятна их цель. Кто-то стремится вывести вас из душевного равновесия. Вашей жизни как таковой ничего не угрожает. И это понятно. Ведь ваша внезапная смерть вскоре после неожиданной гибели Габриэля обязательно бы вызвала подозрения. Нет, угроза не над вами, а над вашим ребенком. Их цель — довести вас до столь взвинченного, панического состояния, что ваши шансы благополучно произвести на свет здорового младенца станут равны нулю. Опять же, на фоне смерти Габриэля, все должно выглядеть совершенно естественно и не вызывать подозрений.

— А смерть Габриэля… — начала я.

— Я теперь уже думаю, что это был первый акт драмы.

— А моя собака? — пробормотала я, вспомнив, как вечером, накануне гибели Габриэля, Пятница лаял и рвался в коридор, словно кого-то там почуял. Я рассказала об этом Саймону.

— Ну ясно: там кто-то был. Наверное, если бы не ваш пес, Габриэль погиб бы уже в ту ночь. Поэтому-то пса и убрали. — Он положил ладонь мне на руку.

— Мы не знаем, как это произошло, но давайте думать о том, что у нас впереди. О том, что было, мы можем только догадываться. Если мы поймаем «монаха», мы потребуем у него объяснений, и я уверен, что мы узнаем, какова была его роль в смерти Габриэля. Ну а пока, если он снова перед вами возникнет, притворитесь, что не видите его. Ради Бога, не пытайтесь сама его ловить. Кто знает, на что он может решиться. Если мы правы в наших догадках по поводу того, как погиб Габриэль, то, значит, мы имеем дело с убийцей. Поэтому умоляю вас, делайте, как я сказал.

— Хорошо, Саймон.

— И помните, вы больше не одиноки. Мы будем бороться вместе.

Мы вышли из гостиницы, снова сели в двуколку, и Саймон отвез меня домой. Хотя моя поездка в Уорстуисл оказалась бессмысленной, я чувствовала себя гораздо увереннее, чем до нее: разговор с Саймоном пошел мне на пользу, а главное, я теперь действительно знала, что мне есть кому доверять.

Я написала отцу, надеясь, что уже через несколько дней буду знать всю правду, так как отец поймет, с каким нетерпением я жду от него ответа. Как только я отправила письмо, я почувствовала себя как бы сильнее. Весь следующий день прошел без приключений, а наутро приехал доктор Смит.

Он захотел поговорить со мной наедине, и Рут оставила нас вдвоем в утренней гостиной.

Он подошел к креслу, в котором я сидела, и почти с нежностью на меня посмотрел. Положив ладонь на подлокотник моего кресла, он мягко сказал:

— Значит, вы ездили в Уорстуисл.

— Я хотела убедиться, — ответила я.

— Разумеется. Значит, теперь вы знаете, что я вас не обманул?

— Они мне там ничего не сказали.

Он кивнул.

— Главный смотритель ни в коем случае не мог поступить иначе. Он обязан соблюдать конфиденциальность в отношении своих пациентов и их родственников. Но во всяком случае вы убедились, что там содержится некая Кэтрин Кордер.

— Да.

— Кэтрин, поверьте, я вам сказал правду: это действительно ваша мать. Ваш отец, Мервин Кордер, каждый месяц ее навещает. Он просто счел необходимым все это от вас скрыть.

— Это меня не удивляет.

— Кэтрин, зато я приятно удивлен вашим спокойствием. Кстати, если бы вы меня попросили, я бы сам свозил вас в Уорстуисл. Вы бы тогда убедились, что я был бы вам там гораздо полезнее, чем Саймон Редверс.

У меня было минутное искушение сказать ему о моем письме к отцу, но я удержалась. Саймон сказал, что мы с ним вдвоем разгадаем эту таинственную загадку, и я не хотела никого посвящать в наш с ним договор.

К тому же у меня не было особой надежды получить от отца какое-нибудь радостное известие. Мне было уже ясно, что Кэтрин Кордер, томящаяся в Уорстуисле, была не кто иная, как моя мать.

— Может, как-нибудь я все-таки свожу вас туда, чтобы вы могли ее увидеть.

— Какой в этом смысл, если я ее никогда не знала?

— Но разве вы не хотите видеть свою родную мать?