Огнем и мечом. Россия между «польским орлом» и «шведским львом». 1512-1634 гг. - Александр Путятин

Василий Шуйский совершил очередную ошибку. Его ратники не хотели сражаться за «несчастливую» династию. И когда с юга к Туле подошла десятитысячная крымская орда мурзы Кантемира, царь обратился за помощью к татарам. Кантемир взял деньги, но всерьез воевать за интересы Шуйского не стал. После нескольких стычек с войсками Лжедмитрия II татары разграбили окрестности и двинулись в обратный путь с богатой добычей. Противостоявшие самозванцу отряды Воротынского и Лыкова после ухода крымских «союзников» отступили к Москве. Там уже назревал взрыв. Полгода назад Скопин освободил столицу от «воровской» блокады. А теперь все снова катилось в тартарары. Москвичи требовали объяснений. Они были возмущены действиями царя и его бездарного брата. Сторонники Голицыных решили, что настало время действовать. Впрочем, сам князь Василий Васильевич, как обычно, постарался остаться в тени. Зато активную роль в событиях играл его давний союзник, Захар Ляпунов. Вторым заводилой мятежа стал бывший «глава воровской Думы», а ныне активный проводник интересов Владислава, Михаил Глебович Салтыков.

Смоленский договор с Сигизмундом, рожденный в недрах «тушинской Думы», с каждый днем приобретал вся больше сторонников в Москве. Кандидатура Владислава многим казалась привлекательной. Вскоре приверженцев королевича возглавил руководитель Думы Федор Милославский. Впрочем, во всем, что касалось свержения Шуйского, оппозиционные силы договорились без труда. Разногласия ждали их на следующем этапе. Однако каждая из партий надеялась, что сможет после отречения Шуйского перетянуть на свою сторону Москву и армию. Вскоре заговорщики получили еще один толчок извне. «Бояре» Лжедмитрия II предложили им «нулевой» вариант: москвичи свергают Шуйского, а «тушинская Дума» во главе с Трубецким устраняет самозванца. После этого они совместно организуют выборы нового царя.

Не стоит думать, что Трубецкой действовал самостоятельно. В лагере Лжедмитрия II все решали поляки. Еще 10 июля 1610 года наемное войско Сапеги добилось от самозванца, чтобы тот официально признал над собой власть Сигизмунда III{123}. По поводу будущих выборов предложенные наемниками «артикулы» предусматривали два варианта. Коли Москва призовет на трон короля, «царика» в награду за «труды» ждет удел в Речи Посполитой. Если же русские изберут «Дмитрия», тот признает верховную власть Сигизмунда III и станет его вассалом. Из чего можно сделать вывод, что если Сапега и не состоял в сговоре с Жолкевским, то действовали они оба в пользу одного и того же лица. Таким образом, железная рука интервентов все сильнее сжимала горло России. Казалось, хуже уже не может быть. Однако через несколько месяцев действительность опровергла это предположение.

ГЛАВА 20.

СВЕРЖЕНИЕ ВАСИЛИЯ ШУЙСКОГО.

ПЕРЕХОД ВЛАСТИ К СЕМИБОЯРЩИНЕ.

ГИБЕЛЬ ЛЖЕДМИТРИЯ II

16 июля 1610 года войска Лжедмитрия II подступили к стенам столицы. На следующий день в Москве начались волнения. Шуйский еще сидел в своем Кремлевском дворце, но народ толпами собирался под его окнами и кричал: «Ты нам больше не царь!» Трудно сказать, что стало главной причиной возмущения: приход самозванца в Коломенское, наступление Жолкевского или пересылка польскими агентами в Москву договорной записи между гетманом и Валуевым. Однако заговорщики во главе с Захаром Ляпуновым четко уловили настроение посада и своего шанса не упустили. Понимая, что не стоит вести безоружных людей на штурм царского дворца, мятежники ворвались на патриарший двор и захватили Гермогена. Затем вместе с патриархом они двинулись к Серпуховским воротам, где стояли полки, оборонявшие Москву от Лжедмитрия II.

Заговорщики надеялись, что обозленные неудачами ратники поддержат их призыв к низложению Шуйского. Так и случилось. Возглавлявшие войско бояре сразу же приняли сторону Ляпунова, а если какая-то часть дворян была против, то их голоса утонули в общем одобрительном хоре. Вскоре, несмотря на протесты Гермогена, толпа постановила, что Шуйского надо лишить трона, поскольку он «не по правде, не по выбору всей земли русской сел на престол и был несчастен на царстве»{124}. Позднее многие историки представляли дело так, будто Шуйского низложил «правильный» Земский собор. Это утверждение сомнительно. Сборище мятежников у Серпуховской заставы, после того как к нему присоединилась большая часть армии, стало единственной организованной силой в столице. Здесь собрались люди разных чинов. Было много бояр и дворян, жителей посада и церковных иерархов. Однако делегатами их никто не выбирал. А бессвязные выкрики возбужденной толпы мало напоминали дискуссию на Земском соборе.

Тем не менее глава Думы Федор Мстиславский утвердил приговор «собрания». Бояре решили «послати от себя из обозу из-за Москвы-реки к царю Василью Ивановичу всеа Русии боярина князя Ивана Михайловича Воротынского, чтобы он, государь царь Василей Иванович всеа Русии… государьство Московское отказал и посох царьский отдал для [из-за] пролития междуусобные крови христианской»{125}. В ответ на добровольный уход от власти мятежники обещали оставить ему в удел Нижний Новгород. Шуйский переехал на свое старое боярское подворье. Однако он продолжал плести интриги: собирал приверженцев, вел переговоры с неустойчивыми, пытался подкупить стрельцов. Это заставило заговорщиков пойти на крайние меры. 19 июля Захар Ляпунов со своими сторонниками явился к бывшему царю в сопровождении чудовских монахов. Василия и Марию Шуйских насильно заставили принять постриг. Затем обоих развезли по кельям: «инок Варлаам» отправился в Чудов монастырь Кремля, а его бывшую жену определили в Ивановскую обитель. Чтобы окончательно устранить возможность реставрации, Дума вскоре передала братьев Шуйских в руки Жолкевского. Гетман отослал их под Смоленск к Сигизмунду III.

Гермоген до конца боролся за нелюбимого царя, которому присягал. Патриарх долго не признавал законности пострижения Василия, объявляя иноком князя Тюфякина, который 19 июля произносил за бывшего самодержца монашеские обеты. Протестовал против решения Думы выдать братьев Шуйских Сигизмунду III. Настаивал, чтобы свергнутого царя направили вместо этого в один из российских монастырей: на Соловки или в Кирилло-Белозерский. Гермоген понимал, что его попытки помочь бывшему самодержцу заведомо обречены на провал. Что поддержка свергнутого Василия может повредить самому заступнику. Однако по-другому поступить патриарх не мог. Вскоре эти качества — упорство в принципиальных вопросах и верность однажды данному слову — сделают Гермогена признанным лидером нации и последней надеждой российских патриотов.

А пока боярам главным казался опустевший трон. Оспаривать право на высшую власть стали многие знатные лица. Первыми заговорили о своем кандидате сторонники Василия Голицына. Этот хитрый интриган давно уже тянул руки к московской короне. В свое время князь Василий Васильевич играл ведущие роли в расправах над Федором Годуновым и Лжедмитрием I. Одну попытку свергнуть Шуйского Голицыну сорвал Гермоген, зато вторая удалась на славу. Правда, дальше дело застопорилось… Еще в первый день переворота, 17 июля, Захар Ляпунов и его сторонники стали «в голос говорить, чтобы князя Василия Голицына на государстве поставить»{126}. Но агитация не имела успеха. В Думе были и другие Гедиминовичи, претендовавшие на престол. Глава ее, Федор Мстиславский, не соглашался уступить корону Голицыным. Сходной позиции придерживался и князь Воротынский. Чтобы не подпустить к трону никого из конкурентов, эти двое готовы были призвать на царство Владислава. Вскоре в борьбу с Голицыным вступил еще один претендент. Филарет Романов, будучи духовным лицом, не мог рассчитывать на корону, но он выдвинул кандидатом сына Михаила. В глазах многих людей юный Романов имел наибольшие права на трон. Как-никак, а двоюродный племянник Федора Иоанновича, последнего законного царя из династии Калиты.

Таким образом, лидеры определились быстро. Самым перспективным из них сразу же стал Владислав. За интересы юного Сигизмундовича готова была сражаться подходившая к Москве армия Жолкевского. Королевичу присягнули ратники Валуева. Его кандидатуру поддержали лидеры Боярской думы: Мстиславский и Воротынский. Второе-третье место разделили Гедиминович Василий Голицын и сын лидера старомосковского боярства Михаил Романов. Суздальская знать после свержения Шуйских не смогла выдвинуть достойного кандидата, а представители опричных родов дискредитировали себя службой у самозванца.

Избирательная кампания продолжалась недолго. Главной претензией к предыдущему монарху была келейность его избрания. А потому бояре вскоре пришли к выводу, что голосовать за нового царя следует «всем заодин всею землею, сослався со всеми городы»{127}. Вряд ли это стало действительной причиной, по которой Дума отложила выборы. В верхах общества не было единства. Боярские лидеры Мстиславский и Воротынский держали сторону Владислава, в то время как глава Освященного собора Гермоген агитировал за русских кандидатов: Голицына и Романова. В результате сошлись на том, что до проведения «правильных» выборов Дума создаст особую комиссию по управлению страной. Во главе ее встал боярин Федор Мстиславский. Кроме руководителя Думы туда вошли Иван Воротынский, Василий Голицын, Иван Романов, Федор Шереметев, Андрей Трубецкой и Борис Лыков. Так появилась печально знаменитая Семибоярщина, вскоре запятнавшая себя предательством интересов народа.