Босиком по осколкам - Яра Вольцева, Анна Сафина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наступила тишина, отчего я забеспокоилась и застыла, тело стало практически деревянным и неподвижным.
– Каждая минута с тобой – блаженство, – вдруг разоткровенничался со мной, заставляя краснеть, – а разлука подобно боли.
К комплиментам и нежностям я была непривычная, так что ответила я немного ехидно.
– Да ты поэт, как я погляжу, – сказала и сразу же пожалела, прикусила говорливый иногда не в меру язык.
– А ты язвочка, – дунул мне на ухо. – Зато моя.
– Твоя, – прошептала, сдерживая улыбку, которая так и норовила растянуться на лице.
Он обнял меня сильнее и накрыл макушку своим подбородком. Наступил момент единения и молчания. Только мы вдвоем, шум легкого дуновения ветерка и бурной реки.
Прикрыла глаза, чувствуя на себе его дыхание, а затем тишину нарушил звук мобильного. Сзади завозился Кирилл, а после раздался его голос.
– Слушаю.
Дальше прозвучал женский голос по ту сторону, и я напряглась, а после ощутила, как натянулись мышцы на теле Соловьева.
– Что случилось? Хорошо, еду.
Бросил трубку, вид у него стал расстроенный.
– Всё в порядке? – спросила, касаясь руки.
Ревность кольцами скрутилась вокруг сердца, но по лицу парня не скажешь, что он был рад чужому звонку.
– Бабуле стало хуже, мне нужно отъехать, – поджал губы и пригладил мне волосы у виска.
Я задержала дыхание, но на моем лице, видимо, отразились все мои крамольные мысли, раз губы Соловьева дрогнули, а глаза заблестели.
– Со мной поедешь? – наклонил голову набок.
Я застыла, а после согласно кивнула, не собираясь отказываться. Но когда мы подъехали к дому, меня бил мандраж.
– Идем, – схватил меня за руку, и мы пошли к входу в подъезд.
– Она отдельно живет? – задала первый вопрос, который возник в голове.
– С матерью вдвоем живут, – пояснил он, а после мы оказались около двери на нужном этаже.
На стук с той стороны раздались шаги, дверь отворилась, и нашему взору предстала женщина лет пятидесяти.
– Кирилл, – улыбнулась она и пропустила нас в дом, кинула на меня лишь мимолетный взгляд и прошла вперед, в одну из комнат.
– Твоя мама? – прошептала я, наклонившись к нему.
– Сиделка, – поджав губы, как-то недовольно произнес парень. – Мать… Скорее, проблемы доставляет.
Спрашивать подробности не стала, чувствовала, что время неподходящее.
А когда мы вошли в комнату, мне стало неловко.
– Бабушка, – улыбнулся Кирилл и подошел к дивану, на котором сидела женщина лет семидесяти.
– Дима? Это ты? – белесыми глазами посмотрела его бабуля на него, словно не узнав.
– Нет, это я, Кирилл, – присел рядом и взял ее за руку.
Во взгляде его отражалась агония, лицо исказилось от муки, а мне стало еще более неловко, чем было до этого. Сиделка стояла всё это время невдалеке, в то время как я переминалась с ноги на ногу у порога, не зная, куда себя деть.
– Кирилл? – переспросила бабуля, после глянула на сиделку. – Надя, кто такой Кирилл? Друг Димы?
– Это не мама, бабуль, это Катя, твоя сиделка, – с какой-то болью пояснил он, а я задержала дыхание, не до конца понимая, что происходит. – Дима – это мой дядя, я сын Нади, твой внук.
Сначала бабуля посмотрела на него ничего не выражающим невинным взглядом, а после слегка улыбнулась.
– Ты всё шутишь, Дима, – хлопнула его по плечу, – А это кто с тобой? Невеста твоя?
Соловьев замолчал и глянул на меня, глаза его потемнели, а я застыла.
– Да, невеста, – губы его дрогнули, но на бабушку глянул он всё равно печально. – Это Аида, я хотел вас познакомить.
Женщина глянула на меня и подозвала к себе. Я подошла и присела с другой стороны рядом с ней.
– Красивая, вроде добрая, ты не обижай ее, – посмотрев на меня, сказала Кириллу, который источал неподдельную боль. – Надя, помоги мне, что-то я устала.
Мы с Соловьевым встали, помогая ей прилечь, а после она прикрыла глаза.
– Альцгеймер, – пояснил мне Соловьев, и я промолчала.
Бабуля засопела, а вот сиделка накрыла ее пледом.
– Где мать? – спросил он у нее спустя несколько минут.
– Как обычно, – поджав губы, недовольно произнесла Екатерина.
Я не стала вклиниваться в их разговор, лишь неловко стояла рядом.
– Это деньги на лекарства, – поставил на тумбочку купюры Кирилл, руки у него слегка дрожали.
– Хорошо, что ты у нее есть, Кирюш, хоть какая-то радость для старушки, – покачала головой и вздохнула сиделка, о чем-то сокрушаясь. – Может, еще раз с матерью поговоришь? Она ведь утопит себя в бутылке, а ты сын, как никак.
– Я умер для нее, впрочем, как и она для меня, – процедил сквозь зубы.
А после Кирилл буквально вылетел из дома, как ошпаренный. Я выбежала следом за ним, чувствуя, что ему нужна моя поддержка.
– Всё хорошо? – застала его возле мотоцикла, он нервно смотрел вдаль.
– Да, – коротко и резко ответил он, а затем, не успела я опомниться, обернулся и прижал меня к своей груди, словно находя во мне успокоение. – Давай просто помолчим, не хочу сегодня говорить.
– Хорошо, – кивнула, ведь всё было понятно и без слов.
Мы какое-то время простояли в объятиях, а после еще долго рассекали город на мотоцикле. Казалось, что быстрая езда успокаивает его нервы, даря забыться в свободе и отсекая боль. А мне было просто хорошо рядом с ним, и я совершенно забыла о нашем споре. Всё это казалось более не важным. Вот только не для меня…
