Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков. - Иван Черных

Серебряный лежал неподвижно, плотно сжав потрескавшиеся губы и закрыв глаза. Казалось, он заснул. Но вдруг Ваня приоткрыл глаза и позвал:

— Сурдоленко! Сержант Сурдоленко! — Вопросительно посмотрел на Александра. — Где стрелок-радист?

— Нету больше Сурдоленко, — не стал врать Александр.

— Как? Не… Не может быть. — Серебряный заскрипел зубами. Боль мешала ему говорить. Собравшись с силами, он все же выдавил: — А ведь я… пошутил насчет сна. Хотел разыграть… — Он помолчал. — Меня в полк, командир. Только в полк, в медсанбат… в госпиталь не надо.

Рана у Агеева оказалась легкой — пуля задела мякоть голени. Когда девушка закончила перевязку, сержант отправился к видневшимся в полукилометре обломкам самолета.

Серебряный начал бредить — то звал кого-то, то командовал: «Так держать!», то что-то хотел объяснить. Девушка склонилась над ним, давала нюхать нашатырный спирт, но это не помогало.

— Его надо в госпиталь, — категорично заявила она. — Только в госпиталь.

— Готово, товарищ летчик, — подошел к Александру старичок.

Александр с трудом поднялся, попросил:

— Давайте, папаша, командуйте как надо. Вы лучше знаете наши обычаи. А у меня — спина, плохой я вам помощник.

Серебряный не приходил в себя. Его уложили на сено в кузов машины, и Александр попросил подъехать к остаткам самолета, где находился Агеев. Воздушный стрелок стоял у обломков с фотоаппаратом в руках — каким-то чудом он уцелел.

— Аэродрома поблизости нет? — спросил Александр у красноармейца.

— Нет, товарищ лейтенант.

— Тогда на ближайшую станцию…

6/VII 1942 г. Боевой вылет с бомбометанием по Харьковскому тракторному заводу…

(Из летной книжки Ф.И. Меньшикова)

Тяжелое ранение Серебряного разрушило все планы Пикалова: штурман, как глупый карась, заглотнул крючок под самые жабры, и теперь можно было делать с ним, как с глупым карасем, все что угодно; но едва ловец протянул руку к своей добыче, как налетела волна, вырвала из рук леску и унесла добычу. Когда теперь вернется Серебряный в полк, и вернется ли? А подручный Пикалову был очень нужен.

От выброшенных в ночь на 23 февраля связников ни слуху ни духу. «Валли-4» — разведывательный центр абвера, с которым непосредственно поддерживал связь Пикалов — на вторичный запрос о связниках ответил, как и прежде: «Ждите». Значит, с ними все благополучно, они выполняют другую задачу, а когда потребуется, найдут Пикалова. Вместе с тем центр требовал более полной и глубокой информации, более активных действий агента «Кукук-21», сообщений о маршрутах полетов советских бомбардировщиков и объектах их бомбардировки не перед самой целью, а заранее, перед их взлетом. Никаких оправданий, что советская контрразведка ищет радиста, что пеленгаторы круглосуточно дежурят вокруг аэродрома, центр во внимание брать не хотел. «Немецкая армия перешла к решительному победоносному наступлению, и каждый истинный немец должен отдать все силы, а если потребуется, — и жизнь во имя процветания нации, — отстучали ему шифрованную радиограмму. — Ищите другие способы, изобретайте, вербуйте…»

Командовать, поучать, разумеется, легче, чем выполнять приказы. Тем более, когда рядом с тобой враги, каждый твой шаг виден и слышен. И если бы он, Хохбауэр, не проявлял осторожности, слепо руководствовался указаниями центра, давно бы оказался в лапах контрразведки. Конечно, лучше было бы предупреждать о налетах советских бомбардировщиков заранее, когда они только собирались взлетать. Но как? В последнее время действительно пеленгаторы круглосуточно дежурят вокруг аэродрома, передачу сразу же засекут. А высчитать, кто вел передачу, останется делом техники. Нет, ставить себя под удар он не собирается. И хотя соотечественники вновь начали успешное наступление, до победы еще ой как далеко. А Пикалов-Хохбауэр должен выжить и дожить до нее. Интересно, сколько уже на его счету в Берлинском банке? Его ежемесячный оклад — 1000 марок, платным агентом он числится уже пятый год, плюс до сотни марок каждая развединформация (в зависимости от ее ценности). По приблизительным подсчетам, он уже обеспечил себе далеко не безбедную жизнь. Когда только война эта кончится? Наденет он шикарный штатский костюм, будет разъезжать по красивым городам, купаться в море, загорать, развлекаться с красивыми женщинами, пить, спать, сколько душе будет угодно…

Стоило ему только подумать о такой жизни, как тело его наполнялось сладостной истомой, его охватывало такое жгучее нетерпение, что он еле сдерживал себя, чтобы не развернуть турель пулемета и не чесануть по стоявшим рядом бомбардировщикам. Да, он хотел победы соотечественников. Скорейшей победы. И делал все для этого, зависящее от него и не зависящее. В назначенное время он залезал в любой бомбардировщик своей эскадрильи для проверки радиостанции, настраивал ее на нужную волну и принимал предназначенную ему шифрограмму. Сведения же, которые требовали и которые попадали к нему в силу его служебного положения и представляли ценность для центра, он передавал во время полета уже за линией фронта, куда пеленгаторы достать не могли, а если и доставали, то определить, кто вел передачу — свои или чужие, — не могли.

Не сидел он сложа руки и на земле. Так, пользуясь тем, что ему было поручено отбирать и готовить стрелков-радистов и воздушных стрелков, он включал в экипажи тех, кто был более «расторопен», на самом же деле — наиболее нервных, раздражительных, психически неуравновешенных. И учил их стрелять «с налету» — первыми очередями, навскидку, без тщательного хладнокровного прицеливания. Сам он умел поражать цели навскидку и восхищал в тире своим мастерством новичков, они старались ему подражать, но слишком мало отводилось им времени на тренировки. В воздушном бою же спешка и горячность приводили к неточности, к быстрому расходованию боеприпасов, к поражению…

«Ищите другие способы передач разведданных, вербуйте обиженных Советской властью, чем-то проштрафившихся, сейте недоверие друг к другу, подозрительность, разжигайте вражду…»

Неплохо бы заставить их воевать друг с другом. Но как? Общая опасность, единый враг, наоборот, делают их еще дружнее. Даже Меньшиков с Петровским, эти антиподы, недолюбливающие друг друга, находят общий язык. И письмо, на которое так рассчитывал Пикалов, не сработало… Нет, шантаж, интриги — тоже не его, разведчика, амплуа… А сообщник нужен. Очень нужен… «Ищите обиженных, проштрафившихся…»

Обиженных, проштрафившихся… Будто этот обиженный, проштрафившийся сразу мстить начнет… Туманов чем-то не по нутру Петровскому. Не очень-то радушно встретил его утром, несмотря на то что лейтенант вернулся обгорелым и с раненым воздушным стрелком. И в праздничном приказе его обошли: всем летчикам и штурманам ордена, медали вручили, а ему даже благодарности не объявили… Странный он и скрытный человек. Говорят, что воспитывался в детском доме. Так ли это? И где его родители, родственники?… Жаль, очень жаль, что ранен Серебряный. Придется без него подбирать ключи к Туманову. Но прежде — выяснить, кто он и что из себя представляет…