Записки о большевистской революции - Жак Садуль

Так как же им устоять?

Дорогой друг,

Обед с графом Свято-Спасским (шурином Шнейдера{111}, владельца «Крезо»), управляющим в России крупными предприятиями «Шнейдер и К°» (150 тыс. рабочих). Реакционер, каких бы побольше у реакции и во Франции. Он единственный промышленник, который не махнул на все рукой, согласился встретиться со Шляпниковым, попробовал ужиться с рабочими комитетами. Умный, увлеченный, он сумел сохранить на ходу, благодаря своей гибкости, некоторые свои заводы. Если эта огромная французская компания выдержит бурю, которая еще какое-то время будет носиться над Россией, она будет целиком обязана этим Свято-Спасскому и только ему одному. И французские капиталисты, оказавшие ему доверие, и вся Франция у него в должниках.

Хотелось бы, чтобы его примеру последовали другие, но такие начинания слишком редки. К тому же они, похоже, не поддерживаются нашими представителями. Его как будто порицают за то, что он нашел общий язык с ужасными большевиками, за то, что он, похоже, поверил и, что еще хуже, доказал своим собственным примером, что волевой человек всегда сможет противостоять событиям и в некоторой степени с ними совладать.

Дорогой друг,

Встреча с графом де Шевили (имя — целая программа), директором службы пропаганды Французской Республики при Русской социалистической революции, и капитаном Лапортом, парижским финансистом. Только что из Франции. Хотят получить сведения об общем положении и о возможностях защитить в Советах наши интересы в России.

Здесь многое предстоит сделать. Но нам необходимо сотрудничать, если мы хотим добиться прочных результатов. Де Шевили, галантный, ироничный, но глубоко закосневший в старорежимных идеях, не кажется мне способным, несмотря на свою безусловную образованность, понять ситуацию и извлечь из нее возможную пользу.

Лапорт собирается побывать в Комиссариате финансов как просто любопытствующий. Уверяю его, что в таком случае у него не будет ни единого шанса быть должным образом проинформированным. Советую ему, поскольку он финансист, подготовить проект реорганизации большевистского дела, учитывая намерение большевиков провести в определенной степени национализацию банков. Советам очень не хватает компетентных работников, и они с симпатией встретят его помощь и учтут его советы, если у них сложится впечатление, что Лапорт не старается ими злоупотребить и с добрыми намерениями будет способствовать как охране капиталистических интересов, так и в определенной степени — государственных принципов.

Допускаю, хотя и не понимаю, что союзники продолжают действовать как политические противники большевизма, что они отказываются помогать ему в военной области. Но в экономической — было бы безумием не установить в этим правительством, как и с множеством других, постоянных экономических отношений.

С болью отмечаю, что у нас нет здесь никакого органа, который мог бы защитить 25 или 30 французских миллиардов, которыми мы рискуем в России. Дипломатическими протестами не помешать большевикам в их упорных идеологических экспериментах и не спасти нас от разорения.

Почему мы не решаемся мобилизовать на работу всех французских коммерсантов и промышленников, предписав им не покидать своих постов, оставаться на них, чтобы всеми средствами защищать наши интересы, которые в равной степени и их интересы, от всевозможных рабочих комитетов и советов, которые совершают тем большие безумства, чем полнее предоставлены наши предприятия фантазиям их варварской некомпетентности.

Почему бы не создать центральную экономическую организацию, французскую или межсоюзническую, со штаб-квартирой в Петрограде, имеющую представителей в основных центрах, связанную с комиссариатами финансов, по делам торговли, труда, требующую гарантий, предлагающую различные соглашения, указывающую на опасность некоторых слишком скорых преобразований, дающую четкие директивы нашей торговой и промышленной колонии и способной ее решительно поддержать?

Точно так же, как было бы возможно, вернее, как было — еще несколько недель назад — возможно сотрудничать с Троцким в реорганизации армии, можно было бы легко договориться с такими людьми, как Шляпников, и добиться от них значительных выгод в экономической области.

Дорогой друг,

Ухожу после каждой своей беседы с нашим послом в глубокой тоске. Ясно, что я ошибаюсь в своем настроении, и главное, я не имею права ни пребывать в нем, ни говорить, что оно у меня именно такое, если оно у меня именно такое. К тому же г. Нуланс должен быть еще более мрачным, чем я, и сожалеть о моем неизлечимом ослеплении, которое позволило мне, однако, он сам это признает, предвидеть почти точно три месяца назад, что произойдет.

Г. Нуланс очень хороший человек. Но, может быть, во время большевистской революции нужно быть не только хорошим человеком, но также опытным и доброжелательным политиком.

Г. Нуланс однажды мне сказал: «Когда я уезжал из Франции, ваш друг Ренодель мне заявил: „Держу пари, что вы вернетесь из России социалистом!“, и я ему ответил: „Пари принимаю!“». Я совершенно уверен, что г. Нуланс выиграет свое пари, и мне жаль, что бедный Ренодель так верил в силу убеждения русских революционеров. Уехав из Франции «радикалом», г. Нуланс и вернется «радикалом». И признаюсь, что предыдущий столь глубоко антимарксистский опыт, при котором он здесь состоит, не мог по своей сути ускорить обращение в другую веру, которое мне кажется невозможным вообще. Есть же люди милостью государственной. Но г. Нуланс не считает, я в этом уверен, что исключительной или даже первоочередной задачей его работы может быть это обращение в нашу теорию. И было бы катастрофой, если бы наш посол, привезя с собой в Россию склоки Бурбонского дворца, искусился бы просто не поддержать правительство, потому что оно социалистическое, или же был бы всего-навсего рад, если бы большевики пали, использовать это падение в качестве яркой иллюстрации утопичных идей марксистов. Я не хочу, кстати, думать и, по крайней мере, верить, что г. Нулансом руководит подобная доктринерская предвзятость. Но не остается сомнений, что все, что он здесь видит и слышит, вызывает у него негодование, что позволительно, и растерянность, что уже опаснее.

Те широкие, бескрайние просторы, в которые так легко с фантазией, неизменно привлекательной и часто рискованной, вторгается одержимая вечностью русская мысль, — просторы эти так далеки, что примерный французский буржуа, каким является г. Нуланс, никогда не попадет в них, хочет он этого или нет. Он по-прежнему за 3 тысячи километров от Петрограда, за 10 тысяч лье от Советов. Троцкий утверждает, что он ничему не научился и ничего не забыл. Не хочу брать ответственность за якобы клевету. Но он обладает столь богатым опытом, так тесно был связан с самой высокой политикой радикальной партии, что его переполненный мозг не воспринимает так называемые новые идеи. Признаю, кстати, что нашему послу помогают советами несколько восхитительных, очень элегантных секретарей, которые отлично смотрелись бы на придворных приемах.