Победить смертью храбрых. Мы не рабы! - Сергей Лапшин

– Надо брать то, что можно унести, – подергав последовательно еще несколько канистр, контейнеров и баллонов и не обнаружив на них никакой маркировки, заключил я. – Предлагаю взять разных форм. С чем-то все равно угадаем.

Диляров отошел в сторону с сосредоточенно водил лучом фонаря по полу. Заметив что-то, махнул рукой, подзывая ближе. Аккуратно вернув на место квадратный контейнер, я подошел к лейтенанту. Диляров посветил на пол, показывая на углубленную квадратную нишу, накрытую идеально прилегающим куском железа. Тщательно осмотрев его по краям, я довольно скоро обнаружил две приваренные ручки, которые, вероятно, облегчали процесс проникновения в это дополнительное хранилище.

– Лезем?

Для меня это был не вопрос. По аналогии со всякими играми, сказками и фильмами я полагал, что главные бонусы должны быть как минимум спрятаны. Нычку мы нашли. Теперь оставалось лишь проверить ее. Ухватившись за скобы, я с натугой потянул на себя железную крышку.

Нельсон

После утреннего разговора настроение у меня было – хуже некуда. Конечно, по здравом размышлении я согласился с доводами Свиридова и предложенный им план принял безропотно. Но смириться с тем, что мне рассказал лейтенант, было сложно.

В определенном смысле я уже чувствовал себя своим в окружении разведчиков. Это было, наверное, сродни тому самому чувству единения, что накрывает тебя на стаде[19] или на выезде. Я не могу привести других примеров. Но вы должны понять. Может, какой-то рок-концерт, да митинг чертов, в конце концов. Ведь там все люди братья, сестры и тому подобное. Вот и здесь я почувствовал нечто схожее.

Здесь все в действительности готовы были стоять за тебя, а ты – сражался за них. С оружием в руках, окончательно решая вопрос с врагом.

Черт побери, как это отличалось от трепа, к которому я привык! Как разнилось с равнодушием, которым было пронизано современное мне общество! Как, в конце концов, это было единственно правильно!

И вдруг, всем сердцем поверив в это, полностью отдавшись чувству единения, командной сплоченности, оказаться жестоко обманутым! Неужели наши устремления, твердая жизненная позиция, отрицающая вранье самим себе и диктующая лишь один метод борьбы с врагом – его уничтожение, неужели все это оказалось неверным? Почему именно этот вариант, описанный в книгах, воспетый в стихах, преданиях, почему именно он оказался провальным? Привел нас фактически на плаху?

У меня не было ответа на эти вопросы. Задавать же их кому-то другому мне не хотелось. Да и вряд ли кто-то мог помочь в этом деле. Будь на вооружении у капитана и лейтенанта какой-то другой вариант, пожалуй, именно его бы они и избрали. Ведь не самоубийцы же – слепо следовать единственной линии поведения, совершенно четко сознавая, куда она ведет.

А с другой стороны, почему бы и нет? Ведь это мы с Боном из другого мира. Где возможны компромиссы, перемирия с врагом, да и прямое сосуществование с ним. Что, если Терехов и Свиридов даже и не рассматривали такую возможность? Если у них и в мыслях не было попытаться не враждовать с немцами?

Тогда, конечно же, все вставало на свои места. Понятна была их непримиримость и стремление бороться, несмотря ни на что.

Но почему их позицию безропотно принял и я, прекрасно сознавая, к чему это приведет? Почему и меня это захватило до такой степени, что об ином исходе противостояния, кроме как победа, я и не думал? И Бон (я ведь прекрасно помнил его прощальные слова)… он сказал мне, уходя: «Не вздумай сдаваться». Никогда, ни при каких обстоятельствах, не поддавайся. Почему он воспринял все так же, как и я? Почему мы оба были уверены в том, что лучше погибнуть, нежели сдаться немцам?

Короткий стук в дверь прервал мои размышления. Не дожидаясь ответа, Настя в буквальном смысле ворвалась в комнату. Стремительно сделав пару шагов, остановилась, демонстративно уперев руки в бока. Наверное, именно так, по ее мнению, и должно было выглядеть дефиле.

Поневоле улыбнувшись, я посмотрел на девушку, облаченную в темно-синее с фиолетовыми вставками приталенное платье, перехваченное темным поясом. Широкие лямки, прямой, небольшой квадратный вырез. Черные аккуратные босоножки на небольшом каблуке. Выглядывающее из-под широких лямок платья белоснежное белье.

Платье, судя по всему, было для нее непривычно. Фасоном своим. По крайней мере, оно позволяло демонстрировать незагорелые предплечья и коленки, которые раньше были скрыты от солнца. Ну и каблуки. Слава богу, что немцы не додумались презентовать нечто на шпильках, а ограничились пусть и простенькими, но весьма симпатичными босоножками.

– Отлично, – понимая, как нужно Насте мое одобрение, подтвердил я. – Даже не ожидал, что будет так здорово!

Девочка поправила платье, будто бы пытаясь его одернуть. Коснулась пальцами красных бус на шее.

– Ага, – кивнул я, – тоже здорово. Самое то!

– Как тебе вообще это удалось?! – Широко распахнув глаза, девушка едва ли не запрыгнула на мою кровать, вынуждая меня резко подвинуться. Незажившая рана дернула по нервам, и я недовольно сморщился. Чего Настя, занятая своими мыслями, разумеется, не заметила. – Где ты это взял?! Там просто куча всего такого! – Сразу несколько взаимоисключающих предположений обрушились на меня вместе с девчонкой. В прямом смысле слова. Настя фактически насела на меня, хватая за плечо и заглядывая в глаза.

– Тише-тише! – постарался я ее урезонить. Тут же нашелся, вспомнив о своем увечье. – Я же раненый, а ты меня так тормошишь! Давай по порядку все. О’кей? В смысле, договорились?

– Договорились, – отпрянула она и все так же, не сводя сияющих глаз с моего лица, повторила: – Мне капитан сказал, что вся эта одежда – твой подарок! Где ты взял это, рассказывай скорее! Или… – Девочка задумалась, а затем, лукаво улыбнувшись, сжала кулачок, демонстрируя его мне: – Или я не посмотрю, что ты раненый. Ясно?

Не выдержав, я рассмеялся. Прямо залился хохотом – настолько уморительно выглядела ее деланная серьезность. Следом за мной рассмеялась и сама Настя. Сначала прыснула в кулачок, а затем захохотала.

Все так же, не прекращая смеяться, подалась вперед и прижалась ко мне, благодарно обнимая. Правда, памятуя о моем предупреждении, не сильно при этом напирала.

Я после некоторого колебания также аккуратно обнял девочку, разделяя ее восторг. Правда, мысли у меня при этом были далеко не такими же радужными, как у Насти.

Бон

Уже через десять минут после того, как мы спустились на второй уровень хранилища, я понял, что мы попали в кон. Идеально выбили десятку в своей мишени.

Начну с того, что на второй уровень уходила не вертикальная лестница, а добротно сваренные и установленные ступени с перилами. Внизу мы ощутили недурственную прохладу даже по сравнению с первым этажом, на котором было отнюдь не жарко. Следующее отличие заключалось в том, что порядок, царивший здесь, можно было назвать образцовым.

Посветив по сторонам, Диляров снял со спины рюкзак, поставил его на один из покрытых пылью столов и спешно расстегнул клапан. Посветив внутрь, вытащил планшет и, неловко перебирая пальцами в толстых перчатках, выудил наконец то, что его интересовало. Заглянув через плечо лейтенанта, я посмотрел на рисунок. На нем была тщательно скопированная, увеличенная картинка с фотопленки.

Скользнув лучом фонаря по столам, Диляров быстро переместился к крайнему, задвинутому в угол. Посветил на бока выставленных друг на друга контейнеров размерами примерно полметра на полметра и задержал круг света на бумажке, приклеенной к боку одной из емкостей. Выведенные на бумаге цифры и буквы явно образовывали какой-то код. Посветив еще раз на рисунок и сверив надписи, Диляров указал фонарем на контейнер:

– Чума.

Потратив некоторое время на осмысление услышанного, я опасливо взглянул на Дилярова. Протянув руку, взял из его ладони рисунок. Вглядевшись, я различил четкие надписи, поясняющие, какое именно вещество соответствует определенному шифру. Прошел в противоположную сторону, остановился у одного из столов, заставленного примерно такими же по форме и размеру контейнерами, и оглядел наклеенные на них таблички.

Сверился со списком и уже без всякого удивления констатировал:

– Холера.

Вновь провел лучом света по столам. Контейнеров было, мягко говоря, до черта. Чума, холера, ботулизм, а также сибирская язва, которые тут, судя по всему, находились, таили в себе угрозу в тысячу раз большую, нежели баллоны несчастного иприта этажом выше. Это был козырь.

Наш козырь.

Как это часто бывает, реальность не вяжется с нашими замыслами. Подкидывает проблемы, а зачастую просто безжалостно обламывает. Именно это произошло и с нами.

Потратив примерно час, мы в достаточной степени исследовали бункер и поднялись наверх. Овсеенко, сложив с себя полномочия часового, взялся за рацию, а я, стащив противогаз и перчатки, напротив, перехватил удобнее автомат и поднялся на горку. Пока все шло неплохо, и прерывать эту полосу везения собственным безрассудством не стоило.