Мне плевать! - Ная Таль

Нет. Бутылку мне совершенно не жаль. Пусть хоть сколько стоит. Мне страшно за маленькие ножки. Она же могла порезаться.

– Ну, твою дивизию, – это одновременно и огорчённо, и со смехом. Испуг отпускает нас обоих, и я замечаю, что не просто так мужчина присел. Видимо от волнения подскочило давление. – Солнышко, ты не поранилась? Нет? Вот и отлично. Идите ножки помойте, а дедушка тут парами подышит и можно в прятки играть. Где там, говоришь, закуска и кофе?

– С вами точно всё в порядке? – Беспокоиться меня заставляет его бледный цвет лица.

– Идите. У меня таблетки с собой. Справлюсь.

– Первая дверь направо от входа в дом – это кухня, – найдет, не маленький. Да и не думаю, что он станет рисковать своим здоровьем.

Мы поднимаемся на второй этаж. Заходим в ванную комнату. И я пытаюсь поставить Настю в душевую кабинку, но девочка ещё сильнее прижимается руками к моей шее. Она как маленький котёнок, который намертво вцепляется в тебя своими тонкими коготками. Сдаюсь. Просто стою и жду, когда она хоть немного успокоится.

– Ну же. Надо помыть ножки. Они у тебя мокрые, – новая попытка проваливается, и я присаживаюсь вместе с ней на пол. – Испугалась?

– Угу, – прячет личико на моём плече хулиганка.

– И я, – обнимаю малышку крепко. – Очень за тебя испугался.

– А угол у тебя где? – Она отрывается и смотрит прямо мне в глаза.

– Зачем?

– Ну я же виновата, – и снова судорожные всхлипы, и она прижимается ко мне со всей своей детской силы.

– Маленькая моя. Солнышко, – глажу по голове, а сам растерян и не знаю, как правильно поступить и что сказать, чтобы не напугать её ещё больше. – Нет у меня углов. Есть носки с котиками. Хочешь? – Девочка осторожно кивает. – Тогда давай снимем твои носочки, и я тебе дам свои огромные, но с котиками, – несу откровенную чушь, но она расслабляется, и мы вместе моем ноги.

Она смотрится нелепо. Сидит с видом королевы посреди кухни на высоком барном стуле, ест мороженое и болтает ножками в огромных белых носках с рыжими котиками. Дедушка напротив неё попивает чай. Кофе ему нельзя, потому что давление и без него подскочило. Идиллия. Только вот я с тряпкой и ведром навожу порядок.

Смешно сказать, но за последние годы забыл, что такое бардак. Когда живёшь один, совсем не сложно соблюдать небольшие правила и не захламлять свою жизнь. Ем в кафе или ресторане. Для уборки раз в неделю приходит нанятый человек. Всё посчитано, рассчитано и работает, как часы.

Ещё забыл, что маленькие дети – это ураган, вечный бардак и море счастья. После уборки собираю документы, над которыми работал дома чуть больше недели назад, а кажется уже, что это было в прошлой жизни. Надо передать их Эрику. И застываю над портретом, который оставила Настя на моём столе. Голова огромная. Глаза кривые. Губы-бабочки. И волосы вразлёт. Зато галстук хорошо получился. Теплота детского рисунка трогает до глубины души. И я жадно впитываю её в себя.

Они же видели меня только вот таким, в деловом костюме. Может, именно это пугает Ясю? Может, поэтому она так яростно сопротивляется? Боится, что заставлю жить так, как удобно мне. Она же как-то говорила, что больше не хочет подчиняться. Хочет свободы.

Кладу рисунок к себе в папку к докуметам. В том, что это я, не сомневаюсь и секунды. Куплю рамку и повешу в кабинете. Заглядываю в ящик стола, беру паспорт. Нет. Кладу его обратно. Потом заберу. Перед вылетом. У меня ещё почти месяц. Не таскать же его с собой.

Малышка засыпает в машине, и я поднимаю её в квартиру на руках. А утром мы едем в больницу. По дороге заезжаем ко мне в офис. Награждаю Эрика бумагами, выдаю ему указания, словно ордена на грудь развешиваю. Он и так практически спит на работе, но не отказывает. Тяжело ему сейчас дома находиться. От него девушка ушла. Не говорит, почему, но окунулся с головой в работу. Пусть лучше работает, чем по барам его ловить.

В больнице нас ждёт прекрасная новость. Вероника, немного вялая, но улыбающаяся, сидит на кровати и рассматривает картинки в книжке. Их перевели в другую палату. Более удобную и комфортную. Ну, и нам разрешили приходить в любое время. Расценки негуманные, но так мне спокойнее.

Настя и Роберт вихрем пролетают мимо меня, рассаживаются на кровати и принимаются обнимать малышку. Та вроде и радуется, но очень заметно, что сил пока маловато.

– Папа, – выдыхает за моей спиной Ясмина и присоединяется к всеобщим обнимашкам, а я почему -то чувствую себя неловко.

Подумать только… Всемогущий Алекс Риверс вспоминает, каково это – ощущать что-то, кроме усталости от работы, беспросветной тоски и жёсткой агрессии. Раньше я мог раскрыться только перед Лорой и своими родителями. Теперь же становлюсь мягкотелым вот тут, с девочками. Задумываюсь о своём и не успеваю уследить, когда разговор переходит на ну о-о-о-очень интересную тему.

– Ясенька, доченька. Переезжай к нам. Мужчину тебе хорошего найдем, с детьми опять же поможем. У нас и садик хороший, и школа. Мама со следующего года директором там будет. Учиться пойдёшь, – мужчина смотрит на детей, которые вместе вспоминают сказку по картинкам в книжке, но разговаривает с дочерью. Он тоже переживает. Может даже сильнее, чем все остальные.

– Давай потом это обсудим, – она оглядывается на меня, ей неудобен этот разговор сейчас. При мне. А я подхожу к своей девочке и обнимаю со спины. Уступить? Не знаю, что такое. Только моя. По моему холодному взгляду Роберт Августович, возможно, понимает всё, а может, и нет. Иначе зачем он так ухмыляется и задевает ещё сильнее.