Ярослава и Грач - Алёна Дмитриевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну хоть в чем-то я превзошла тебя, учитель мой…
— Яра.
— Что?
— Я люблю тебя.
— И я тебя люблю, Гриш. И я тебя.
А любить значит оставаться вместе*.
— Яр, так что насчет секса?
***
— Дочь, у меня только два вопроса. Первый: у вас все снова нормально? Я видела в глазок, как вы целовались на площадке.
— Да, твои методы как всегда работают. У нас все хорошо. На следующей неделе в театр идем. Второй раз в этом месяце.
— Отлично. Вопрос второй: почему у моего зятя синяк под глазом?
— А это, мама, я высекала искру. И знаешь, тоже успешно. Мам, а ты как думаешь, на витрине свадебного салона должны быть мужские манекены?
_________________________________________________
* К.П. Эстус «Бегущая с волками»
Пена дней. Пузырь седьмой.
День рождения Финиста по традиции отмечали в Тридевятом.
Только в этот раз отец Яры никого из друзей в гости звать не стал. Захотел праздника в узком семейном кругу. Узкий семейный круг включил в себя восемнадцать человек: сам Финист, Настя, трое старших братьев Яры, жена Светозара — Несмеяна, десять их детей из одиннадцати (старшая дочь Светозара была замужем и жила далеко), и сама Яра. Да не одна, а с Григорием.
Григорий был тут во второй раз, — в первый знакомился с ее семьей после их свадьбы, — но как и в прошлый раз сразу пришелся к месту. Он держался так, будто родился здесь, и вырос, и жил. Работал наравне с остальными мужчинами, и все у него получалось. И в местной одежде был совсем неотличим от жителей этого мира. Яра гордилась тем, что ее муж не ударил в грязь лицом: тут, в Тридевятом, сделать это было проще простого. Но он был не хуже отца и братьев. И она любовалась им. Кидала на него шаловливые взгляды, пока вместе с женщинами помогала готовить и накрывать на стол. И докидалась до того, что была отловлена и затащена в кладовую: чистый воздух Тридевятого и тяжелая физическая работа явно подействовали на ее мужа освежающе и взбодрили тело и дух.
— Хватятся, — выдохнула Яра между поцелуями.
Мама-то может все поймет и не пойдет искать, а вот отец не преминет спросить, куда она запропастилась.
— Еще минуту…
В кладовке было тесно, сумрачно и прохладно, пахло травами, чесноком и прочей снедью, в спину упиралась деревянная полка. Яра целовала мужа и думала о том, что вот сейчас они словно школьники, прячущиеся от родителей.
Это было весело и совсем чуть-чуть страшно.
Это было здорово.
Но через минуту Гриша, как и обещал, отстранился и стал поправлять на ней рубаху, косынку и сарафан.
Уф, теперь надо было надеяться, что ее не выдадут опухшие губы да горящий взгляд.
— Пошли сегодня спать на сеновал, — предложила Яра.
Замерла, ожидая ответ.
— А пошли! — усмехнулся Грач. — Только вот про спать не обещаю.
Яра поспешно и отрывисто еще раз поцеловала его в губы, и, собрав в кулак всю имеющуюся силу воли, выскочила из кладовой, чтобы снова окунуться в бурную предпраздничную деятельность.
Женщины на кухне пели, готовя. Некоторые песни Яра помнила с детства: мама тоже до сих пор пела за домашними делами. И это сближало и объединяло, они не просто работали бок о бок, они работали сообща, и с песней работа спорилась, и время текло быстрее. И все действовали складно и ладно, и Яра чувствовала себя винтиком в большом хорошо отлаженном механизме, и ей это нравилось, потому что она знала свою роль здесь и не была одинока.
Здесь, в Тридевятом, Яра всегда чувствовала себя комфортно. Здесь она была в безопасности среди людей, которые о ней заботились, которые ее любили. Рядом с родителями, с братьями, с семьей Светозара. Все они были очень разными, в некоторых моментах настолько, что сложно было признать в них близких родственников, но все они принимали друг друга вместе с этими различиями и не вменяли их друг другу в вину. Никто из них не был идеален и у каждого по отдельности были десятки проблем, но когда они собирались, им как-то удавалось забыть об этом и просто наслаждаться тем, что они вместе.
Они были единым целым и отлично дополняли друг друга. Они были семьей.
Иногда Яра кидала взгляд на мать. Та выглядела счастливой и спокойной. Морщинки вокруг глаз разбегались лучиками, освещая лицо. То и дело к ней подбегал кто-нибудь из внуков, и она улыбалась и потихоньку давала что-нибудь со стола, пока Несмеяна не видит. Из-под косынки выбилась прядь, побеленная сединой. Седеть мать начала с полгода назад, но краситься отказалась.
— Каждый возраст хорош. Не стану молодиться, — хмыкнула она.
По мнению Яры ее мать могла дать фору многим молодым, и ей показалось, что за этим «нет» скрывается что-то большое. И в какой-то момент она решилась и спросила.
— Твой отец тоже не молодеет, — вздохнула мама. — Знаешь, мы ведь не надеялись встретить старость вместе. А это здорово — дряхлеть рука об руку, одновременно. Так что все к лучшему.
Яра приняла этот ответ, хотя он и опечалил ее. Хотелось, чтобы родители оставались вечно молодыми. Как на фотографиях, на которых ей был годик, и два. После отец резко постарел…
А потом пришел момент, когда стол был накрыт, и все уселись за него, и начался настоящий пир. И были разговоры, и смех, и тосты, и каждый за столом был к месту. И так здорово было шутить и смеяться вместе со всеми. Братья беззлобно подтрунивали друг над другом. Дети поели и убежали, остались взрослые. Борислав схватился за гусли — он отменно играл, — и снова музыка, и снова песни. И пошли байки, не всегда приличные.
— Айда купаться! — воскликнул Борислав, когда все окончательно наелись.
И все согласились, и ринулись к реке. Кричали бегущие впереди малыши, Несмеяна рассеянно улыбалась, неся на руках своего младшего ребенка, маленькую годовалую Любаву. Яра видела, как подошел к ней Светозар, приобнял за плечи, спросил что-то. Несмеяна улыбнулась шире и осмысленней, покачала головой. Он кивнул и вернулся к отцу, рядом с которым шагали братья и Гриша.
Братья… С самого раннего детства Яра знала, что у нее есть целых три
