Наследник поручика гвардии - Юрий Шестера

Петр Михайлович чувствовал себя несколько стесненно среди респектабельной и незнакомой ему публики. Поэтому, как можно непринужденнее обмениваясь мнениями с моложавым сослуживцем, который тоже был холост, он с любопытством наблюдал за окружающими.

Его внимание привлекла совсем еще юная девушка, стоявшая рядом с привлекательной женщиной, видимо, ее матерью, тоже внимательно смотревшей по сторонам. Неожиданно их взгляды встретились, и Петр Михайлович вздрогнул, пораженный блеском голубых глаз. Та тут же смущенно отвела взор.

Когда капельмейстер громко объявил «Мазурка!», Петр Михайлович, одернув мундир, решительно направился в сторону дам, привлекших его внимание. В Морском корпусе обучению танцам уделялось значительное внимание, и у него не было ни малейшего сомнения в своем умении по этой части.

Пока он подходил к ним, старшая дама, почувствовав намерения молодого офицера, уже успела опытным и ревнивым взглядом оценить его достоинства. Высокий, с прекрасной военной выправкой и аристократичными чертами лица… А крест Георгия на его шее? Она в течение многих лет была женой офицера и знала, что боевые награды, да еще в его возрасте, просто так не дают. К ее большому удовлетворению, он и по годам в отличие от других флотских офицеров, находившихся в зале, более всего подходил в кавалеры ее дочери для этого зажигательного танца.

Петр Михайлович галантно исполнил полупоклон, спрашивая разрешения у старшей дамы пригласить на танец девушку. Дама благосклонно кивнула головой, с легкой, но многоговорящей улыбкой посмотрев на дочь. Девушка, пытаясь скрыть волнение, изящно исполнила короткий реверанс и подала ему руку.

Танец захватил их обоих. Улучив удобный момент, когда они сошлись, держа друг друга за руки, он негромко представился: «Меня зовут Петр Михайлович», и его партнерша, бросив на него признательный взгляд, так же тихо ответила: «Александра Васильевна». Знакомство состоялось…

После того как смолкла музыка и они возвращались, возбужденные танцем и знакомством друг с другом, Петр Михайлович неожиданно замедлил шаг — рядом с матерью Александры стоял контр-адмирал, вместе с ней с улыбкой смотревший в их сторону. Девушка, перехватив настороженный взгляд кавалера, устремленный на адмирала, мило улыбнулась и успокаивающе произнесла:

— Это мой папа. Очень хороший и добрый человек…

— Благодарю вас, ваше превосходительство, за огромное удовольствие, доставленное танцем с вашей дочерью! — сказал Петр Михайлович, когда они с Александрой подошли к ее родителям.

— Зовут меня Василием Митрофановичем, а мою супругу — Ольгой Петровной. Неужто вы, Петр Михайлович, не успели получить столь ценную «агентурную» информацию от нашей дочери во время танца? — добродушно рассмеялся адмирал. — Или, как я полагаю, вам обоим было не до этого? — он испытующе глянул на смутившуюся Александру.

Петр Михайлович был поражен. Оказывается, адмирал знал его имя и отчество — полнейшая неожиданность! В то же время Чуркин понял, что тот является заместителем председателя комитета и, скорее всего, знакомился с его личным делом после ходатайства вице-адмирала Посьета.

— Извините, Василий Митрофанович, но я заметил вас стоящим рядом с Ольгой Петровной только после окончания танца и успел лишь узнать, что вы, по выражению Александры Васильевны, «очень хороший и добрый человек».

Адмирал пристально посмотрел на него, а затем на дочь.

— Для меня это высшая характеристика. Как для отца, разумеется, — уточнил он и снова рассмеялся: — Но, не дай бог, если допустите какое-либо упущение по службе! Тогда, уверяю вас, сразу же измените свое мнение о моей доброте.

— Хватит, Василий Митрофанович, пользоваться своим служебным положением и пугать кавалера нашей дочери! — шутливо упрекнула Ольга Петровна супруга, озорно сверкнув глазами. — А то она, чего доброго, засидится у нас в невестах.

— Мама! — вспыхнула Александра.

— Я уже почти двадцать лет, как мама. И я просто шучу, — обиделась та.

— В каждой шутке есть доля истины, Ольга Петровна, — поддержал дочь Василий Митрофанович и извиняющимся взглядом посмотрел на Чуркина, как бы говоря так хорошо знакомое Петру Михайловичу: «Ну что поделаешь? Женщина…»

В это время капельмейстер объявил следующий танец, и Петр Михайлович вопросительно посмотрел на Александру. Та, сразу же забыв о мимолетной размолвке с матерью, с радостью протянула ему руку…

Петр Михайлович находился в расстроенных чувствах. Он смотрел на себя как бы со стороны, глазами офицеров-сослуживцев: «Надо же! Не успел появиться в комитете, как сразу же “приударил” за дочкой товарища его председателя. Карьерист, желающий за счет высокого положения ее папаши устроиться на руководящую должность!». Конечно, «Георгий» дает ему некоторое преимущество, но ведь не настолько же! Чуркин раз за разом проигрывал сложившуюся ситуацию, и от самоедства ему становилось всё тошнее. Разве мог он объяснить им, что не имел ни малейшего представления об отце миловидной девушки, приглашая ее на мазурку?

Но когда он вспоминал об Александре, все эти переживания сразу же отступали на второй план. Петр Михайлович не мог забыть обворожительного взгляда ее голубых глаз, легкого дрожания руки во время танца, выдававшего волнение, и страстно желал видеть ее снова и снова. В то же время он понимал, что сделать это практически невозможно. Оставалось надеяться лишь на очередной бал, который состоится невесть когда… Противоборство этих противоречивых чувств доводило его до исступления.

Василий Митрофанович был встревожен. Всегда жизнерадостная и непосредственная в поведении его дочь замкнулась в себе, постоянно думая о чем-то своем, недоступном для его понимания. И он обеспокоенно поделился своей тревогой с Ольгой Петровной.

Та, чувствуя свое женское превосходство по части сердечных переживаний, только мило улыбнулась:

— Да влюбилась наша Саша! Какой же ты непонятливый у меня, Васечка.

— В кого?! — оторопело спросил тот, никак не ожидая такой непростительной, с его точки зрения, опрометчивости со стороны своей дочери. — Неужто в Петра Михайловича?

Ольга Петровна откровенно рассмеялась:

— А в кого же еще?! Саша что, по-твоему, только и делает, что проводит время в обществе других кавалеров? — оскорбилась она даже возможности подозрения ее дочери в нравственной нечистоте.

— Но ведь они же встретились лишь раз, да и то на балу, в нашем с тобой присутствии! — никак не мог понять «коварства» дочери Василий Митрофанович.