Темная сторона Сети (сборник) - Олег Кожин

— Он звонил мне вчера ночью.

При этих словах Антон почувствовал, как чьи-то ледяные пальцы пробежали по спине.

— Он говорил, что любит меня и что всегда любил, с самого детства. И что ты только портишь мне жизнь.

Антон разжал объятия и отступил на шаг.

Он вспомнил странную улыбку, с которой встречал его Рома. И это: «А почему Соня не пришла?»

— И что, ты думаешь, я ему ответила?

Антон не хотел знать.

— Ничего. Я просто молчала, а он говорил и говорил. Что хочет слышать меня, говорил, что умрет, а я молчала. Он говорил, что все от него отворачиваются, а я тогда не понимала, каково это. Я просто молчала и не знала, что ему сказать.

Антон даже не пытался ничего ответить, перед глазами поплыло, и он прикрылся тыльной стороной ладони.

— Вот и ты молчишь. Как и все. Да почему вы все отворачиваетесь! — крикнула она и побежала.

Антон сумел догнать ее только у самого подъезда и, схватив за рукав, развернул к себе. Быть может, слишком жестко.

«Отворачиваетесь». Перед глазами поочередно мелькали то затылок страшилища на видео, то прячущие лица прохожие, то улыбка Ромы.

— Погоди! Ты его смотрела? То видео? Смотрела?

Он сам не понял откуда взялся этот вопрос. Ему даже не нужен был ответ, он и так знал. Соня вдруг успокоилась, посмотрела куда-то вдаль, через плечо Антона, и тихо сказала:

— Да пошел ты!

Антон выпустил ее рукав, и она скрылась в подъезде, оставив его на крыльце.

Все это было каким-то кошмаром.

«Нужно просто поспать, и все пройдет», — сказал он себе.

Дорогой он всматривался в прохожих, которые все так же прятались от ветра. «Они тоже отворачиваются», — подумал он, и вдруг странная мысль посетила его. А видел ли он вообще сегодня хоть чье-то лицо? Ну Сонино — это точно, а кроме? Лицо мамы? Кажется, нет. Полицейского? Тот все бегал по кабинету или закрывался бумагой, будто боялся, что Антон его узнает. Еще кто-нибудь? Он не помнил. В наступающих зыбких сумерках прохожие казались небрежными, полустертыми набросками. Без лиц.

Дома было темно, только кухню освещал маленький зеленый светильник, что висел над раковиной. Антон сначала даже подумал, что квартира пуста, но, заглянув краем глаза на кухню, к своему удивлению, заметил у раковины неподвижно застывшую маму. Судя по всему, она даже не заметила его возвращения.

«Ну и хорошо», — подумал он. Разговаривать с ней сейчас совсем не хотелось. Он тихонько прокрался в свою комнату и, не раздеваясь, забрался под одеяло. Вернулся озноб. Суставы крутило, застучали зубы. Он свернулся клубком под одеялом и впервые за последние, наверное, десять лет заплакал.

Ему было жалко Рому, а еще больше жалко себя, одиноко лежащего в пустой комнате. Он вспомнил Соню и это ее «Да пошел ты!» и понял, что остается совсем один.

Тем временем окончательно стемнело, и в темноте стало чудиться, будто кто-то вошел в комнату, встал в углу и ждет, пока Антон заснет. В горле пересохло, рука опять стала зудеть, и, сколько бы Антон ее ни чесал, легче не становилось. «Нужно перевязать ее чем-нибудь, — подумал он. — И попить».

Он прислушался. Ни звука. В надежде на то, что мама ушла с кухни, он с трудом встал и, шатаясь, побрел на кухню.

Мама стояла все там же, все в той же позе.

Антон пошел к столу, налил себе воды из кувшина и залпом осушил стакан.

Мама не шелохнулась. Ее тихая неподвижность вдруг напугала Антона, как иногда пугает в магазине человек, который вдруг оказывается манекеном.

— Мам, — позвал он.

Внезапно плечи ее затряслись, она вскинула правую руку и проскребла ногтями по дверце шкафа.

Антон отступил в дверной проем.

Она оборачивалась.

Антон бросился в темноту коридора и, опираясь о стену, проковылял в свою комнату.

— Даже не пришел! — крикнула мама ему вслед. — У тебя друг умер, а ты даже не пришел! — Послышались сдавленные рыдания. — Видел бы ты его. Такой маленький. Ребенок совсем, а ты его бросил!

Антон натянул одеяло на голову.

Немного погодя, мама вошла к нему и встала у кровати черным столбом.

— Ты хоть на похороны придешь? — спросила она уже спокойнее.

— Да, — ответил он из-под одеяла. — А во сколько?

— В одиннадцать.

— Хорошо.

Едва она ушла, в темноте опять заскреблось. Будто мыши рвали обои. Антон выглянул из своего укрытия и понял, что в комнате уже не совсем темно — из щели в закрытом ноутбуке струился грязноватый свет. Антон поднялся, чтобы выключить эту штуковину, открыл крышку и закричал бы, если бы горло не свело внезапным спазмом.

Уродец все еще был там и все еще драл ногтями обои и тряс своей огромной головой. Только обои были другими — не в цветочек, как раньше, а в темных ромбах. Совсем как в комнате Антона.

Антон смахнул ноутбук со стола, и тот грохнулся на пол, но экран не погас. И проклятый уродец внутри все скреб и скреб. Только когда запись сменилась темнотой, Антон решился подойти к ноутбуку и вынуть из него аккумулятор.

«Три», — подумал он.

«Нет-нет. Не три. Я ведь не смотрел. Этот раз не считается».

В тишине все еще слышалось поскребывание. Включив свет, Антон осмотрелся. Он был один, вот только на стенах появились царапины. Вертикальные, горизонтальные, косые, они не выглядели свежими, а словно были здесь уже давно, просто никто не обращал на них внимания.

«Наверное, так оно и есть, — подумал Антон, почесывая руку. — Я просто не замечал их раньше».

В глубине души он знал, что лжет себе, но это было объяснение, и оно его полностью устраивало. Немного успокоившись, Антон поднял ноутбук, поставил его на стол и аккуратно положил рядом аккумулятор.

— Я не  смотрел! — сказал он громко, после чего, не выключая свет, наконец уснул.

Во сне он знал, что Рома мертвый, но почему-то радовался его приходу.

— Привет! — сказал он, но Рома не ответил, а молча глядел на него из кресла.

Наверное, сердится, решил Антон и протянул ему руку. Казалось неприличным не поздравить друга с тем, что тот живой, несмотря на то что умер. Мало у кого так получалось. Рома откатился на кресле глубже в тень, так что остались видны только его синие с черными ногтями пальцы, сжимающие подлокотники.

Антон шагнул к нему, и гость еще немного отодвинулся. Нужно включить свет, подумал Антон, иначе Рома так и будет прятаться в темноте. Свет зажегся, слабо осветив комнату. Это загорелся экран ноутбука, и тот, скребущий, был там.

«Нет! — хотел сказать Антон. — Его нельзя смотреть».

Он бросился к ноутбуку, чтобы остановить ролик, но тут увидел наконец лицо Ромы.