Сильмариллион - Джон Толкин

Но отвечал Тургон:

- Недолго еще будет сокрыт Гондолин, а, будучи обнаружен, неиз­бежно падет.

И молвил тогда Хуор:

– Но если он продержится хоть немного, из рода твоего явится наде­жда для эльфов и людей. Говорю тебе это, владыка, в предсмертный свой час; хоть сейчас мы

расстанемся навеки, и никогда не увидеть мне больше белых стен твоего града, от тебя и от меня взойдет новая звезда. Прощай!

Маэглин же, сын сестры Тургона. стоявший рядом, слышал эти слова и запомнил их; но не сказал ничего.

Тогда Тургон последовал совету Хурина и Хуора, и, собрав всех, кто уцелел из воинства Гондолина, а также всех воинов Фингона, каких можно было собрать, отступил к Теснине Сириона; его военачальники, Эктелион и Глорфиндэль, прикрывали войско справа и слева, так что ни один враг не мог обойти их. Люди Дор-Ломина, как хотели того Хурин и Хуор, шли в арьергарде, ибо не желали покидать северные земли и решили, раз уж не суждено вернуться в свои жилища, сражаться здесь насмерть. Так искуп­лено было предательство Ульдора; и изо всех подвигов, свершенных праот­цами людей ради эльдаров, более всего славен последний бой людей Дор-Ломина.

И так Тургон, прикрываемый Хурином и Хуором, переправился через Сирион, исчез в горах и скрылся от глаз Моргота. Братья же собрали во­круг себя остатки людей из рода Хадора и шаг за шагом отступали, пока не достигли топи Серех, и путь преградил им Ривиль. Там они стали и не усту­пали более.

Тогда все войска Ангбанда обрушились на них и запрудили реку те­лами своих мертвецов, и окружили остатки воинства Хифлума, как прилив окружает скалу. Там, когда в шестой раз закатилось солнце и удлинилась тень Эред Вэтрина, пал Хуор, сраженный в глаз отравленной стрелой, а ря­дом с ним легли все доблестные воины рода Хадора; и орки отрубили их головы и сложили из них курган, золотом блиставший в лучах заката.

Дольше всех продержался лишь Хурин. Он отшвырнул свой щит и бился двуручной секирой; и предание гласит, что секира дымилась от чер­ной крови троллей-телохраните­лей Готмога, пока не истлела; и всякий раз, убивая, Хурин кричал: "Аурэ энтулува! День настанет вновь!" Семижды де­сять раз звучал этот клич, но в конце концов Хурин, по велению Моргота, был схвачен живым, ибо орки вцепились в него, и руки их не падали даже когда он обрубал их, и орков все прибывало, так что Хурин наконец рухнул, погребенный под ними, тогда Готмог связал его и, осыпая насмешками, уволок в Ангбанд.

Так, когда солнце закатилось за море, окончилась битва Нирнаэф Ар­ноэдиад. Ночь пала на Хифлум, и с запада налетела буря.

Велико было торжество Моргота, и все исполнилось так, как он и за­мышлял, ибо люди убивали людей и предавали эльфов, и страх и ненависть разделили тех, кто мог бы объединиться против него. С того дня эльфы ох­ладели ко всем людям, не считая только Трех Родов Аданов.

Владений Фингола более не существовало; сыновья же Феанора бро­дили, как листья, несомые ветром, войска их были рассеяны, союз рас­пался, и они жили в лесах у подножия Эред Луина, смешавшись с Зелеными Эльфами Оссирианда, лишенные былой славы и былого величия. В Бре­филе, под защитой лесов, все еще обитали немно­гочисленные халадины, и вождем их был Хандир, сын Хальдира, но в Хифлум не вернулся никто, ни из воинства Фингона, ни из витязей Хадора; не дошли и вести о судьбе их вождей. Зато Моргот послал туда верных ему вастаков, отказав им в бога­тых землях Белерианда, которых они домогались; он загнал их в Хифлум и запретил покидать его. Такова была награда им за то, что предали Маэдроса – грабить и изводить стариков, детей и женщин племени Хадора. Уцелевшие эльдары Хифлума были угнаны в северные копи и трудились там в рабстве; немногим удалось избежать его и скрыться в горах и чащах.

Орки и волки бродили беспрепятственно по всему Северу и заходили все дальше на юг, в Белерианд, добираясь до самого Нан-Татрена, Края Ив, и границ Оссирианда; и не было спасения никому ни в лесу, ни в поле.

Дориаф, правда, уцелел, да и чертоги Наргофронда остались сокры­тыми; но Моргота они мало тревожили, то ли потому, что он почти ничего не знал о них, то ли потому, что в черных его замыслах час их еще не про­бил. Многие бежали сейчас в Гавани и нашли убежище в стенах твердынь Цирдана, а мореходы между тем, плавая вдоль побережья, донимали врага молниеносными вылазками. Однако на следующий год, с приходом зимы Моргот послал войска через Хифлум и Нэвраст; они спустились вниз по Бритону и Нэннингу, опустошили весь Фалас и взяли в осаду Бритомбар и Эгларест. С собою они привели кузнецов, копателей и огнеделов, а те сма­стерили осадные орудия, и, как доблестно ни сражались защитники, стены в конце концов рухнули. Гавани были разорены, башня Барад Нимрас обру­шена, а подданные Цирдана большей частью убиты либо уведены в рабство. Многие, однако, взошли на корабль и спаслись морем; и среди них Эрей­нион Гиль-Галад, сын Фингона, которого отец отослал в Гавани после Да­гор Браголлах. С Цирданом уплыли они на юг, на остров Балар и там нахо­дили убежище все, кто ни приплывал туда; держали они также клочок земли в устье Сириона, и множество быстрых и легких кораблей было спрятано там в зарослях и в прибрежных водах, где тростники густы, как леса.

Когда Тургон узнал об этом, он вновь послал гонцов к устью Сириона и попросил помощи у Цирдана Корабела. По его просьбе выстроил Цирдан семь быстрых кораблей, и они отплыли на запад; но не пришли вести на Ба­лар ни об одном из них, кроме последнего. Корабль этот долго скитался в море и, возвращаясь, погиб в буре у самых берегов Средиземья; но одного морехода Ульмо спас от гнева Оссэ, и волны выбросили его на берег в Нэврасте. Звался он Воронвэ и был одним из тех, кого Тургон отправил гонцами из Гондолина.

Теперь в мыслях Моргота постоянно был Тургон, ибо из всех его вра­гов уцелел именно тот, кого он более всего желал пленить, либо уничто­жить. Мысль эта тревожила Моргота и отравляла сладость победы, ибо Тургон из могущественного дома Финголфина был сейчас по праву коро­лем всех нолдоров; к тому же Моргот боялся и ненавидел потомков Фин­голфина, ибо им покровительствовал Ульмо, его враг, а еще из-за ран, что нанес ему своим мечом Финголфин. Из всех его родичей более всего опа­сался Моргот Тургона, ибо приметил его еще в Валиноре, и, когда бы тот ни оказывался рядом, тень падала на сердце Моргота, предостерегая, что в некие, пока еще сокрытые времена Тургон станет причиной его падения.

И вот к Морготу привели Хурина, ибо Моргот знал о его дружбе с вла­дыкой Гондолина; но Хурин не подчинился ему, а лишь насмехался. Тогда проклял Моргот Хурина и Морвен и все их потомство, и прирек им темный и горестный жребий, и, выведя Хурина из темницы, усадил его в каменное кресло на одной из вершин Тангородрима. Волей Моргота он был прикован к этому креслу; и Моргот вновь проклял его и молвил так: "Сиди же и лю­буйся краями, где лихо и отчаяние падут на тех, кто любим тобою. Ты ос­мелился насмехаться надо мной и подвергать сомнению могущество Мель­кора, Властелина судеб Арды. Так узри же взором моим, услышь моим слу­хом; и не сойти тебе с этого места, пока все не придет к горестному своему концу."