Вольнодумцы - Максим Адольфович Замшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К родителям он сегодня не пойдёт. Завтра. Договаривались на завтра. Нет причин нарушать. Хотя совет отца ему бы сейчас пригодился, если бы тот хоть когда-нибудь давал ему советы по службе.
Но между ними было заведено по-другому.
Пётр Викентьевич подчёркнуто дистанцировался от всего, что связано с полицией.
Дома не сиделось. Он накинул куртку, надел ботинки, спустился во двор.
Хотелось громко крикнуть: генерал Крючков – свинья! Но это было бы неправдой.
Неожиданно к нему подбежали два пацана: один повыше ростом, другой – пониже. Тот, что постарше, спросил:
– Не разменяете тысячу? Бабушка просит.
Елисеев порылся в кармане, сокрушённо покачал головой.
Малыши тем не менее не уходили, пока со скамейки не раздался крик:
– Володя! Максим! Ну-ка быстро сюда!
Малышей как ветром сдуло.
Раньше ему представлялось, что в субботу в городе должно происходить что-то особенно весёлое.
Редко так бывает, но ему одновременно позвонили два абонента. Шульман и компьютерщик, что возился с ноутбуком Вики.
Сначала он ответит компьютерщику.
* * *
Артём Шалимов остановился на мосту. Вчера он не проходил тут, и сейчас вид его заворожил. По правую руку Фонтанка уходила вдаль ровно, наслаждаясь разными цветами фасадов, стремясь к чуть расплывчатым в дальней дымке синим куполам разлапистого Троицкого собора, а по левую изгибалась, как длинное тело красивой змеи, таила за этим изгибом что-то мощное, имперское. Вспомнил историю, что в Аничков дворец во времена фаворита Елизаветы Алексея Разумовского не заходили, а заплывали. Отсюда «с корабля на бал». У него – ни бала, ни корабля.
Улица Ломоносова ещё не открыла все свои бары, но в воздухе уже витало напряжение ближайшего вечера, когда люди будут искать отдохновения, собеседника, партнёра, краткого фальшивого счастья, дурного всепоглощающего экстаза.
Вчерашние приключения с Аней и Светой зудели в нём, как созревающий нарыв. «Хорошо ещё не так много денег вчера на них потратил!» – успокаивал себя Артём.
У Пяти углов один бар уже работал. Молодые официанты весело передвигались по залу, лихо обслуживая редких пока ещё посетителей. Артём отметил в памяти это место, но сейчас стоило ещё немного пройтись.
Улица Рубинштейна светилась, как румяная барышня, только что получившая предложение руки и сердца. В бары зазывали, нарядный народ курсировал туда-сюда, в подворотнях кучно курили. Артём примеривал себя к этому раннему вечеру и пока не особо совпадал с ним.
Около памятника Довлатову собрался народ. Артём прислушался, потом приблизился. Чернявый малый в очках выкрикивал стихи пьяным голосом. Что-то знакомое в его чертах… Бог ты мой!
Это же Марс-Кавказ.
Поэт с крика перешёл на ор.
Пара девиц из толпы зашлась в трансе.
А Артём остро захотел написать Майе. Ведь именно Марс-Кавказ своеобразным образом свёл их. И вот теперь вспомнился тот день, потом другие дни с ней. Воспоминания превозмогали обиды. Он же мужчина! Пусть первый шаг будет за ним.
Он быстро набрал сообщение в Ватсапе:
«Привет!»
Ждал ли он скорого ответа? Возможно. Ждал ли ответа грубого? Вряд ли.
На то, что она сразу прочтёт и никак не отреагирует, явно не рассчитывал.
Но…
Он не сходил с места. Всматривался в экран телефона.
Марс-Кавказ неистово забивал в зимний воздух гвозди слов.
Майя не отвечала.
Ну что ж! Тогда в бар!
Благо ушёл недалеко.
Зачем он поспешил? Теперь Майя заподозрит в нём слабость.
Ну и пусть…
Он слабый. Ему трудно в ссоре с ней.
Рубинштейна, Загородный, Разъезжая – они, будто вены гигантского человека, подрагивали машинами, пешеходами; светофоры на время давали этой городской крови другое направление, но вскоре опять возвращали прежние потоки, бурные, неостановимые.
Бармен, подошедший к нему с видом упоительного внимания, вызывал доверие. У такого закажешь выпивку, даже если не собираешься пьянствовать.
– Что вы мне посоветуете?
Парень растерялся от такого вопроса, и все его многочисленные татуировки тоже, казалось, растерялись.
– Да у нас много всего. Вам покрепче? Или наоборот? Вы же про алкоголь?
– Покрепче. – Артём решил, что лучше будет выпить чуть-чуть, но крепкого, чтоб внутри сразу потеплело. Он когда-то знавал одну даму, которая пила только коньяк и не больше пятидесяти граммов в день. Пьяниц при этом она люто ненавидела.
– Тогда текилы возьмите.
– Тащи!
– Золотую, серебряную, пятьдесят, сто?
– Золотую, пятьдесят.
Ранняя барная истома уже прогуливалась рядом с его столиком.
Мягкий свет, непринуждённость, лёгкость, надежда, что с каждой рюмкой будет всё лучше и лучше.
Он стремился вспомнить как можно больше из своей жизни. Артём никогда не задумывался над тем, что в их квартире нигде не было фотографий Вениамина. Да, тогда фотографировались нечасто, но всё же фотографировались. Не может быть, чтоб от брата совсем не осталось снимков! Значит, родители сознательно вытравляли память о нём. Почему? Не хотели травмировать? А если бы он задал им вопрос? Но он не задавал. Видимо, в детстве смерть брата причинила ему такую травму, что воспоминания о ней заблокированы до сих пор. Ведь он помнит Веню, помнит, как тот выглядел, как играл с ним, но всё это словно погрузилось в глубокую тьму. А ведь от него ничего не утаили. Он же спрашивал, где его брат, и ему – он сейчас слышал голос отца из тех времён с немыслимой отчётливостью – открыли, что Вени больше нет, он погиб. А потом ни слова? Это выглядело очень странно, очень. Нелогично. Вдруг мелькнуло перед ним видение: он, маленький, в кабинете врача, горько рыдает, его трясёт, а мужчина в белом халате внушает ему что-то спокойное, белое. Откуда это воспоминание? Он читал в книгах, особенно в остросюжетных, о разных формах гипноза, о лакунах в прошлом, об амнезии. Но он-то здесь при чём? Он абсолютно нормальный человек.
Текилу выпил залпом и сразу заказал ещё.
Ему, судя по всему, психолог сейчас нужнее полицейского.
Вопросы падали на него, как ядра.
У отца, матери и Веры точно имелась веская причина никогда не упоминать при нём о его старшем брате Вениамине.
Вера! Вера! Как он невнимателен к ней!
Он взял сотовый, написал ей в Ватсап:
«Привет! Извини, была страшная запарка на работе. Как ты?»
«Начала лечение. Чувствую себя неплохо. Через две недели, наверное, поеду в госпиталь Кюри, в Париж. Сашка пока не решил с деньгами, но время ещё есть. Я верю в него».
«Я обязательно приеду скоро».
«Хорошо».
Всё спокойно, связь
