Пасынок судьбы - Владислав Русанов

Слова няньки сперва восприняли с недоверием. Не рехнулась ли старая? От душевного расстройства — пожар среди ночи, паника, грязные полуодетые мужики с ведрами бегают, исчезновение любимой воспитанницы, к которой привыкла и сроднилась, тем более что своих детей у няньки не имелось. Но потом кто-то обнаружил перекушенную ножку от балдахина, укрывавшего некогда постель королевны. Она не сгорела, поскольку валялась под окном замка.

Найденную деревяшку, наверное, подержали в руках все рыцари, гостившие у Доброжира. Даже Годимиру дали посмотреть, хоть и далеко не все признали его рыцарем. Но пан Божидар рыкнул: «Один-единственный драконоборец в замке! А ну, закрыли рты, кому лишних хлопот не хочется!» При этом он так выразительно сжал кулаки, что рыцари помоложе куда-то срочно разбежались — очевидно, по своим, очень важным делам, а те, кто был постарше, только руками развели — мол, да пускай смотрит, кто бы возражал?

Деревянный брус, толщиной почти в ладонь, в самом деле был перекушен. Уж в чем, в чем, а в этом словинец знал толк. Не перерублен мечом, не сломан, не перепилен острым ножом, не перегрызен, как это сделала бы крупная собака, например, а именно перекушен. Одним махом, одним нажатием огромной челюсти. Сохранились следы по меньшей мере двух клыков.

Тут уж самые недоверчивые сдались.

Против таких свидетельств не попрешь.

Сны королевны — раз.

Перекушенный брус — два.

Чародейский огонь, не поддающийся тушению водой, — три.

Ну и, ясное дело, исчезновение ее высочества…

Отцу, лишившемуся любимой дочери, не позавидуешь. Но король Доброжир держал себя в руках. Не срывал зло на челяди и стражниках. Только постарел сразу лет на десять. Морщины, прежде свидетельствующие скорее об умудренности, теперь стали глубокими и подчеркивали возраст. Мешки под глазами — следствие бессонной ночи — посливели и набрякли. И седины прибавилось… Вроде бы. Но, вполне возможно, рыцарям показалось. Многие видят то, что хотят увидеть.

Его величество, король ошмянский Доброжир герба Трилистник, собрал гостей — островецкого короля с мечником, рыцарей, их спутников более низкого звания.

Перво-наперво Доброжир объявил об отмене турнира.

Кто бы возражал? Смешно сражаться во славу панны, когда сама панна находится в опасности. А может быть, ее и нет уже в живых? Тем более турнир становится бессмысленным.

Во-вторых, его величество призвал рыцарей отправиться на поиски королевны Аделии. В лучших традициях давно забытых преданий. Разыскать дракона, уничтожить мерзкого гада и освободить наследницу ошмянского престола. Так и сказал король:

— Кто привезет мою дочь живой, пускай и не в добром здравии — если надо, и тут подлечим, самых лучших лекарей доставим, — тот получит ее руку, звание королевича, а также в придачу половину королевства, то бишь все земли между Ошмянами и Щарой. Такова моя воля, произнесенная в присутствии цвета рыцарства, и да будет она нерушима…

Очень многие рыцари, тут уж руку на отсечение дать можно, сразу подумали про то, что дочка-то и наследница у Доброжира одна. Так или не так? А коли так, то вскорости к землям между Ошмянами и Щарой можно прирезать земли южнее Ошмян — вплоть до самых Запретных гор, и на запад до границы с королевством Кременя Беспалого. Очень даже соблазнительно.

Поэтому все паны помоложе восприняли речь короля весьма радостно. Вскочили. Зашумели одобрительно. Принялись себя в грудь кулаками стучать. Тут же, над столом, клятвы полетели, одна другой заковыристей и невыполнимей. Господи! Тех рыцарей-то было… Дюжина. Ну, чуть больше. А шуму подняли, как артель пьяных лесорубов. А все от корыстолюбия и желания прибрать к рукам пусть маленькое, но богатое королевство.

После Годимир долго корил себя. Ну разве можно думать о людях так плохо? Тем более, не о простолюдинах, а о гербовых панах. Неужто все столь корыстолюбивы? Наверняка кто-то еще от чистого сердца собрался в дорогу, а не один лишь он.

Его, Годимира из Чечевичей, в корыстолюбии обвинить было нельзя. А вот в честолюбии — запросто. Ведь не секрет, что найди он дракона, освободи королевну, и рыцарские шпоры обеспечены. Тут и к бабке-ворожке не ходи.

А ведь, если подумать, надежды на успех у Годимира имелось поболее, чем у других-прочих рыцарей. Ни один из собравшихся здесь не читал столько книг о повадках драконов, не готовил себя к противоборству с крылатым кровожадным чудовищем. Тем более, что пан Божидар весьма прозрачно на это намекнул. Да что там намекнул? Прямо так и сказал, когда говорил после короля, поясняя его слова и попутно высказывая собственное мнение относительно постигшей королевство беды.

Так, мол, и так, сказал. Повезло, что заглянул совершенно случайно драконоборец, рыцарь, знающий толк в борьбе с нечистью. Хорошо бы, конечно, если бы Годимир, прежде чем отправляться убивать дракона, разобрался бы со странным происшествием во дворе замка, имевшем место минувшей ночью… Но ничего не попишешь. Жизнь и свобода королевны Аделии важнее.

И, в подтверждение своих слов, пан Божидар надел словинцу на шею рынграф, изображавший Грозю Убийцу Драконов на коне и с любимой дубиной в руках. Согласно легендам, великий герой, основатель королевства полещуков, не шибко праздновал мечи, копья и прочее стальное оружие, а убивал чудовищ вырванным с корнем стволом молодого дубка. Что ж, может быть, кикимору или волколака дубиной убить можно, Годимир не стал бы спорить, но чешуйчатого дракона или верткую выверну… Это вряд ли. Но, несмотря на свои сомнения, рынграф из рук ошмянского каштеляна рыцарь принял. Чинно поблагодарил, пообещал оправдать доверие. Хотел поклясться рыцарской честью, но перехватил насмешливый взгляд пана Стойгнева и сбился.

Зато внезапно накатившая злость (неизвестно на кого именно — на себя или на пана герба Ланцюг) заставила его спросить напрямую:

— А как же Господний суд? Как я должен ехать выручать панну Аделию без коня, копья, щита? Или мне, как Грозя, на дракона с дубьем кидаться, а лучше с голыми кулаками?

Пан Божидар засопел, покраснел, бросил косой взгляд в сторону Желеслава.

— Да уж никак теперь, — сказал и дернул себя за ус. — Посуди сам, пан Годимир, разве до Господних судов сейчас?

— Господний суд никогда не к месту не бывает, — буркнул пан Тишило, подходя поближе. Он, похоже, что-то хотел сказать Годимиру.

С другой стороны немедленно появилось суровое лицо пана Стойгнева. Это двое так и ходили кругами друг вокруг друга. Словно дворовые псы, сорвавшиеся с цепи, которые решили вдруг выяснить, кто из них сильнее, кто достоин водить свору пустобрехов, а кто нет.

— Невместно оруженосцу ответа у короля требовать! — нравоучительно произнес пан Ланцюг. — То даже не всякому рыцарю пристойно…