Уходи с ним - Аньес Ледиг

А я не могу остаться и не последовать за ним. Он – моя весна, и у меня не хватает мужества противостоять зиме. В одиночку противостоять старости, постепенно деградировать, чтобы в конце концов уподобиться этим женщинам, которые ни на что не похожи: они вывернулись внутрь, как снятый носок, словно хотят вновь обратиться в скопище изначальных молекул. Это начинается со рта, куда больше не лезет вставная челюсть, с ввалившихся губ, потом спина сгибается все больше и больше, а все члены скрючиваются, пока ты не принимаешь позу зародыша, чтобы вернуться туда, откуда появилась. Кожа спадает с костей, как белье, которое развесили сушиться на веревке. И чувство собственного достоинства, которое угасает, как и прочие пять чувств. Нет, правда, я так не могу.

Этой ночью мы уйдем, унося с собой наше достоинство, потому что мы оба дорожим им, и никто не сумеет отнять его у нас. Я знаю, ты поймешь, потому что чувствуешь, что так для меня лучше. Если тебе будет меня не хватать, пошли мне радугу любви – ведь ты так хорошо научилась это делать. Научишься посылать двойную, Селестине и мне, мы же будем недалеко друг от друга и примем ее вместе.

Я знаю, чувствую, я смакую твой новый уход. Ромео чудесный мальчик. Он здесь, твой ангел, уходи с ним, прошу тебя. Пусть даже сейчас тебе это не очевидно. Даже если тебе кажется, что еще слишком рано, и хочется побыть в отдалении от мужчин. Прими его, мягко, постепенно и ты научишься любить его. Ты к нему крепко привязалась и в первый раз, так что почва благодатная.

У меня к тебе одна просьба. Незаполненный пробел. То, что я так и не смогла сделать, но хотела всей душой. Если сможешь, если захочешь, очень прошу, съезди в Брест, на мост самоубийц, и брось с моста горсть розовых лепестков как символ всех душ, которых принял Пьер, и одну белую розу – для него. На вокзальном перроне он всегда дарил мне белые розы, потому что знал, как я их люблю.

И еще об одном я хотела тебя попросить – я знаю, что со своей стороны Жан попросил об этом Ромео и Ванессу: мы хотели бы, чтобы нас сожгли вместе, а потом чтобы пепел развеяли по ветру в том месте, которое вы по общему согласию выберете.

Жан ждет меня, все готово. Как говорят молодые: и нечего бояться[43]. Только что один из нас выживет. Но мы все сделали, чтобы этого избежать.

Я не покидаю тебя, моя милая Джульетта, я только временно оставалась на этой земле, все мы здесь только временно, и неплохо бы об этом помнить, чтобы не утерять должного смирения. Я не покидаю тебя, потому что уношу тебя с собой в душе и в сердце, ведь я люблю тебя, как редко случается любить.

Я уверена: жизни учишься всю свою жизнь. Думаю, даже умирая, все еще учишься жизни.

Обещай мне всегда уважать себя и требовать уважения от других, жить в радости и избегать того, что не приносит тебе добра. Попроси Ромео защищать тебя, он сумеет, а тебе это нужно. Но защищай себя и сама. Чувствительным людям всегда нужен надежный щит.

Поцелуй Ванессу и позаботься о ней. Я смогла узнать ее получше, эту хрупкую маленькую гусеницу, и ее метаморфоза была поистине потрясающей. Этой девочке просто было нужно, чтобы ее любил другой мужчина, не только ее брат. Нам всем необходима уверенность, что нас любят по-настоящему, признавая наши достоинства и не глядя на недостатки. Это позволяет расцвести без страха и без оглядки на чужие суждения.

Вам предстоит еще столько всего пережить и испытать. Мы проживем это вместе с вами – издалека, но вместе.

Люблю тебя,

В воде и на ветру

Когда Ромео сказал мне в машине, что мы должны вернуться оба, потому что Малу тоже умерла, я не поняла, как такое возможно. Неужели любовь может вынудить смерть забрать обоих, чтобы избавить их от разлуки? И тогда он объяснил, что Жан и Малу оказались сильнее смерти, потому что сами приняли решение перед ее лицом.

На обратной дороге мы почти не разговаривали. У него в машине было множество записей Жака Бреля, и мы их прослушали минимум два раза. Я сосредоточилась на словах, замечательных словах, которые так чудесно говорили о жизни, о смерти, о любви. О главных человеческих вопросах, по сути. Все проблемы этого мира вертятся вокруг них. Я не плакала, я не хотела плакать, пока не пойму, что произошло. Я только знала, что в доме престарелых для меня оставлено письмо. А еще я только что растворила свою тоску в необъятности озера, так что на целый корпус опередила следующее горе.

Когда мы вечером доехали до дома престарелых, директриса рассказала нам, что их нашли обнявшимися, в постели Жана, лица прикрыты почти по самый лоб большой периной Малу. Когда перину откинули, то заметили на их губах легкую улыбку. Рядом стоял почти пустой стакан с водой и несколько таблеток снотворного, которые так и остались нетронутыми. Наверно, они и так проглотили достаточно. Перина была дополнительной предосторожностью – на всякий случай. Медсестра, которая нашла их, потом говорила нам, что, когда первый шок прошел, они показались ей очень красивыми. Одеты они были легко. Майка и хлопковые брюки на Жане, а на Малу – белая льняная ночная рубашка с вышивкой. Они лежали лицом друг к другу. Жан обвил ногами ноги Малу, она положила ладонь ему на щеку, обняв его обеими руками. Он был свежевыбрит, она красиво причесалась и подкрасилась, от них хорошо пахло. А еще эта улыбка. Глаза закрыты, но на губах улыбка.

Они безумно любили друг друга. Они сделали свой выбор. У них была красивая смерть.

Мы не стали надолго задерживаться. Их обоих уже перенесли в траурный зал, но туда нас могли пустить только завтра.

А пока что я не знала, где мне спать. Ромео этим вопросом даже не задавался. Он припарковался у своего дома и понес туда мои вещи. Ванесса плакала в объятиях Гийома на диване в гостиной. Кроме Ромео, дедуля оставался для нее последним осколком семьи. Теперь их только двое. Она тяжело это восприняла. Гийом, как мог, пытался смягчить удар, поглаживая ее по волосам.

Ромео отвел меня в комнату Ванессы и молча присел рядом на кровать, пока я читала письмо Малу. Потом, через несколько минут после того, как я сложила письмо, посмотрел на меня и сказал, что я могу пока устроиться у него в комнате, а сам он поспит в гостиной. Во всяком случае, все мои вещи, подобранные на улице, здесь – в некотором беспорядке, но здесь.

Шесть месяцев спустя я все еще живу у них. Ромео снова перебрался в свою комнату, хотя я из нее не выезжала. Потребовалось немало времени – и ему, и мне.

Он из тех, кто только на десятом свидании осмеливается взять за руку, и то дрожа.