Крепостной Пушкина 2 - Ираклий Берг

Государь решительно вышел вперёд. Подойдя к нарушителям, он бросил непроницаемый взгляд на Степана и помог подняться (скорее поднял) пострадавшего корнета. Подоспевшие лакеи убрали кровь с паркета, а юношу сопроводили куда-то в соседнее помещение.

Государь вздохнул. Оглядев всех присутствующих (Степан заметил, что даже пожилые игроки в своём углу отложили карты), он громко объявил:

— Довольно. Теперь играем в прятки и на этом сегодня всё!

«Вот это выдержка! Вот это понимаю — шоу должно продолжаться! — подумал сын Афанасиевич, — но почему не в вышибалы? Или в кто дальше плюнет? Англичане бы были очарованы».

— Немедленно за мной в соседнюю залу — шепнула Долли когда все вновь направились к буфету. — Я должна сообщить вам, что вы глупец.

— Должен сообщить вам, ваше сиятельство, что я таков какой есть.

— О, мы обсудим и это. Но сейчас вас ждут. Поверьте мне — это важно.

— Кто меня ждет? Дружки этого щенка?

— Не сходите с ума и не вздумайте подходить к буфету. — от Долли повеяло вдруг таким холодом и такой властностью, что Степан малость опешил. — Неужели вы думаете, что этот несчастный юноша осмелился вести себя подобным образом на глазах императора по собственному желанию? Идите за мною, вы поистине глупец. Идите.

Степан невольно кивнул под силой её напора. Оглядевшись и увидев, что до него никому нет дела, он неспешно косолапя направился за Фикельмон.

Глава 23

Командор ордена. Часть первая.

Пока участники благородной потехи расходились по углам комнат (для пряток была выделена анфилада из шести помещений, притушен свет и выданы плащи тёмных цветов, в которые могла завернуться и дама с учётом конструкции платья), Степан едва поспевал за Долли. Та повела его куда-то далеко, не обращая внимания на попадавшихся по пути лакеев, спустилась вниз по лестнице на первый этаж, прошла-пробежала по нему и поднялась вновь на второй.

«Как она так носится в корсете? — дивился её невольный спутник. — Другая задохнулась бы уже. И для чего мы ходим кругами? Разве мы не вернёмся примерно туда же откуда начали этот забег?»

Наконец графиня остановилась перед одной из боковых дверей.

— Сюда. Степан. Стой. Мне надо отдышаться.

— Но для чего такая спешка, ваше сиятельство? — отметил он очередной переход графини на обращение «ты».

Фикельмон не отвечала, тяжело дыша. Степан послушно ждал.

— Там, за этой дверью, нас ждёт человек. Тебя и меня. Человек очень важный, Степан. Очень. Ты должен показать, что доверие оказано не напрасно.

— Доверие? Мне? Очередные загадки, дорогая графиня.

— Ты должен ему понравиться. Уже понравился, иначе не стоял бы здесь. Но личная встреча важна. Потом всё поймёшь, а сейчас слушай меня.

— Хорошо. Как скажете. — Долли и глазом не моргнула на оскорбительное «дорогая графиня», из чего сын Афанасиевич заключил, что дело и впрямь серьёзно. «Ладно, — подумалось ему, — возможно, количество загадок перейдёт в качество разгадок. Очередной важный человек. Что с того? Я с государем чай из блюдца пил, какие ещё важные люди тут могут быть? Посмотрим».

— Будь спокоен, но не робок. Понятлив, но не услужлив. Умен, но не говори много. — выпаливала Долли инструктаж. — Смотри прямо, но не дерзко.

«Они там Петра Великого воскресили что ли? — Степан приходил во всё большее недоумение. — Что за тень отца Гамлета за этой дверью?»

— Пошли. — взялась графиня за ручку двери.

Комната представляла собой одну из небольших гостиных, как сообразил Степан, действительно примыкаюших к анфиладе. Примечательного в ней не было ничего, комната как комната, по убранству достойная дворца. Не более. Разве что стол посередине казался лишним, но его явно принесли специально и на время. Потому сразу всё его внимание сосредоточилось на тучном человеке, восседающим за этим столом.

Человек был в годах, чтобы не сказать стар. Человек был могуч, таким от него веяло ощущением. Человек обладал великолепным аппетитом, на что указывало пять или шесть блюд перед ним расположенных очевидно не для антуража.

— Простите, проголодался. — человек отбросил объеденную кость, изящно вытер рот салфеткой и величественным жестом предложил садиться.

— Отодвиньте даме стул. — гневно прошептала Долли.

Степан обмер и с присущей ему грацией помог графине.

— Нет-нет, это русский. Это чистый русский. — произнёс человек со снисходительной жалостью в голосе. — Многое вы о нем говорили, графиня, но меня не обмануть. Я сразу увидел в нем русского.

— Простите, с кем имею честь? — Степан узнал в вельможе одного из тех, кто отказался участвовать в активной части недавних игр и находился за карточным столом.

— Имею честь! — человек ухватил новую гусиную ножку и впился в неё зубами. — Вы говорите требовательно, словно князь, но даже не являетесь дворянином. Отчего так?

— Не могу знать, ваше сиятельство.

— Вы знаете меня?

— Никак нет. Но моя спутница является сиятельством. Интуиция подсказывает, что вы не можете быть кем-то меньшим, так что пока вы не проясните моё невежество и не откроетесь, позвольте называть вас сиятельством. Я не слишком дерзок? — повернулся он к графине.

— Ничуть-ничуть. — улыбнулся человек, успевший уничтожить гусиную ногу и намечавший себе новую жертву. Ей оказалось блюдо с рябчиками.

— А ведь пост.

— Ваша правда, молодой человек. И это прекрасно, замечательно, что сейчас пост. В пост, доложу вам по секрету, всё намного вкуснее.

Подтверждая свои слова, человек весело захрустел тонкими птичьими косточками. Степан подумал и решил присоединиться.

— Вы позволите?

— О, безусловно. — человек являл само радушие. — Не по-христиански отказывать в пище страждущему.

— Благодарю вас.

— Когда я был молод, много моложе вас, меня учили науке логики. Это великая наука! Среди прочего, она привела меня к полному отказу от ограничений в еде.

— Должно быть, у вас были прекрасные учителя. — закинул удочку Степан, надеясь на говорливость странного собеседника.

— Великолепные. Не хуже этого вина. То были иезуиты.

— Иезуиты?

— Да, я окончил весьма сложную школу. Порой я скучаю по тем временам. Вся жизнь впереди — это ли не счастье?

— Вы и сейчас недурно выглядите. — возразил Степан, глядя как ученик иезуитов уничтожает уже следующее блюдо.

— Ныне я старик. Такова воля Божья и его милости. Я жив и вижу как развивается жизнь. Чего ещё желать на восьмом десятке?

— Вы итальянец? Мне сразу показалось так по вашему акценту.

— Верно. Но уже полвека как пути мои связаны с Россией.

— Кто же вы, простите за назойливость?

— Раз вы не являетесь дворянином, юноша, значит вы не имеете права настаивать на том, чтобы я представился. — важно заявил человек оттопырив нижнюю губу на габсбургский манер, и сразу рассмеялся. — Какая глупость, не правда ли? Как будто люди