Рус (СИ) - Чернобровкин Александр Васильевич

- Что же ты, Хасколд, совсем забыл своего великого конунга Рёрика, выход ему не присылаешь?! – с грозной иронией поинтересовался Хелги Стрела. – Или забыл, кому служишь, решил, что выше всех?!

- Если бы Рерик приказал, я бы прислал, - произнес в оправдание Хасколд Леворульный.

- Ты обязан был присылать без приказа его сыну Ингвару, - показал дядя на племянника, стоявшего на носу ладьи рядом со своей матерью, и, поскольку тянуть время нельзя было, произнес приговор: – За это смерь тебе! – и махнул рукой своим воинам.

Стычка была короткой. Хасколда Леворульного и его свиту, которая была почти вся без доспехов и вооружена только мечами, покололи копьями. Голову недалекого правителя Самватаса отрубили, накололи на наконечник и подняли древко повыше, чтобы видна была издалека.

Как только началась заваруха, горожане прыснули в разные стороны, большинство - вверх по крутому склону, а воины сплотились и приготовились к бою. К ним подбежали те, кто шел сзади. Их уже было чуть больше, чем нас, а вскоре могла прибыть подмога из Киева, где заколотили набат.

Вот тут и вступил в дело я. Не вынимая саблю из ножен, приблизился к отряду, поздоровался.

- Узнали меня? – спросил шутливо.

- В чем дело, Лин? Что это за люди, почему напали на нас? – задал вопрос Хафлиди, стоявший в первой шеренге, который был одним из тех, кто предлагал мне устроить в Самватасе смену власти.

- На вас никто не нападал. Это Хелги Стрела, шурин Рерика Священника, по приказу своего родственника расправился с Хасколдом Леворульным, позабывшем, кому служит, - ответил я.

Надеюсь, великий конунг простит мне маленькую ложь, ведь для его сына стараюсь.

- Отныне Самватасом и окрестными землями будет править его сын Ингвар, а мы будем помогать ему, пока не повзрослеет, и дальше, если призовет, - продолжил я. – Опасаться вам нечего. Всё будет по-старому и даже лучше: каждый, кто будет верно служить Ингвару, получит большой надел земли.

Захапав огромную территорию, Хасколд Леворульный не захотел выделить своим воинам по земельному участку, чтобы все жили в Киеве на правах его воинов, а не стали свободными бондами. Так было легче управлять отрядом и удерживать власть. Хоть был и небольшого ума, но понимал, что воины, не зависимые от не самого удачливого сэконунга, могут принять неожиданные для него решения. В первые два года, пока нас было мало, это казалось разумным. Потом пошли разговоры, что вокруг много свободной земли, и не помешало бы наделить ею воинов. Богатая военная добыча, захваченная благодаря мне, помогала сэконунгу приглушать эти требования. В этом году в поход не ходили. Как догадываюсь, Хасколд Леворульный боялся, что его место займут, пока будет бороздить Черное море.

Услышанное явно понравилось всем, но боялись подвоха.

- Не верите мне?! Я когда-нибудь подводил вас или не сдержал слово, обманул кого-то?! – с нотками возмущения бросил я.

- Тебе-то мы верим… - молвил Хафлиди.

- Хелги, воины ждут твою клятву! – позвал я.

Клятвопреступление у скандинавов сейчас более мерзкий грех, чем обычное вранье, искуплению не подлежит. Нарушивший клятву объявлялся вне закона, и каждый мог убить его, не боясь кровной мести. Более того, родственники старались сделать это сами, чтобы смыть позор со всего клана.

Хелги Стрела встал рядом со мной, поднял над головой свой меч и громко и четко произнес:

- Клянусь Одином, что никто больше не погибнет! Принявшие власть Ингвара получат земельные наделы! Те, кто не захочет остаться, смогут уплыть!

Викинг, покидая отряд, не мог уехать по суше. Даже если до ближайшего водоема были десятки километров, воин все равно «уплывал».

Покинуло Самватас всего шестнадцать скандинавов, причем по-любому уплыли бы в конце лета, потому что поход за добычей не состоялся, а просто так сидеть вдали от родных мест не хотели. Остальные или были рады избавлению от Хасколда Леворульного и получению земельного надела, или отнеслись к тому и другому равнодушно. К последним по большей части относились поляне, которым разборки за власть были пофиг, а жить, как скандинавы, на хуторах, отдельно от общины, не умели и не хотели.

Семьи Хасколда Леворульного и его свиты передавили по-тихому. Уверен, что Хелги Стрела такой приказ не отдавал. Скандинавы, как никто, знали, что такое месть, поэтому старались зачистить всю семью и даже весь род. Трупы ночью отправили в последнее плавание по Днепру.

Хелги Стрела и его свита заняли дома убитых. Я вернулся в свой, где меня ждал сын, рожденный зимой Богумилой и получивший летом от меня имя В(а)ладимир и прозвище Киевлянин. Кстати, жена поведала, что Фридр обещал вышвырнуть ее со всеми родственниками из дома, если до конца лета я не вернусь. Могли и прямо в Днепр. Так что я вовремя приплыл.

Через неделю прибыла большая часть нашего каравана. Если среди воинов старого гарнизона и остались те, кто сожалел о гибели Хасколда Леворульного и не рад был новому великому конунгу-кагану, то теперь это не имело значения, потому что прибывших стало почти в два раза больше, чем старожилов. Само собой, на такое количество жителей главная крепость не была рассчитана в мирное время, поэтому многие поселились в роли ярлов и их дружинников в гардах на берегах Днепра, Десны и их притоков, или на хуторах неподалеку от Самватаса, или в Щекове и Хореве. В последнем на холме добавили деревянных истуканов, изготовленных, так сказать, по скандинавским мотивам. Жертвы, в том числе и человеческие, приносили сообща всем идолам, только называли их по-разному.

70

Хотя приближалась середина лета и был шанс нападения хазар на Самватас, Хелги Стрела решил отправиться в поход на Черное море. Во-первых, надо было продать меха, привезенные с севера и собранные Хасколдом Леворульным. Во-вторых, рассчитаться с хазарами за прошлогоднее нападение. В-третьих, нужны были победа и добыча, как доказательство, что Ингвар в лице своего дяди – великий конунг, баловень богов. Не исключаю и обычное любопытство.

До порогов добрались на ладьях. Там заранее уведомленный нами патша Ерми предоставил лошадей, верховых и вьючных, и запряженных в арбы волов для перевозки по суше товаров и снаряжения. Поскольку кутригуры считали нас союзниками, избавившими их от «опеки» хазар и мадьяр, плату брать отказались. Отдарим их на обратном пути.

Оставленные на острове лангскипы и трофейные галеры за две зимы основательно рассохлись. Восемь дней ушло на приведение их в мореходное состояние. С аборигенами, которые помогали нам с ремонтом, пообещали расплатиться солью по возвращению. Сказал бы мне кто-нибудь в двадцать первом веке, что обладатель килограммовой пачки поваренной соли, которая стоит сущие гроши, в девятом веке был бы богачом в этих краях, я бы засмеялся. Про владельца килограммовой упаковки перца, муската или имбиря и вовсе молчу. Впрочем, обитателям Приднепровья, нищебродам, пока неведомы заморские специи.

На этот раз мы шли по Черному морю вдоль берега, поэтому жители Херсона узнали о приближении флотилии за несколько дней и, как догадываюсь, успели приготовиться к длительной осаде. Видимо, решили, что мы не удовлетворились предыдущим нападением, захотим повторить по-полной программе – с разграблением города. Мне показалось, что они были малость разочарованы, когда я на лодке приплыл к ближней башне и передал префекту, зачем мы прибыли. Посовещавшись, херсонцы пришли к выводу, что войны начинаются и заканчиваются, а торговля вечна, но процесс прошел, так сказать, через стену. К нам спустили на веревках только пару рабов и невзрачного мужичонку с подслеповатыми глазами и маленькими сухими цепкими руками, который сноровисто перещупал каждую шкуру, беличью, кунью, лисью, волчью, медвежью, и отбраковал с полсотни. Свое дело он знал четко. Мы позже проверили и убедились, что все отклоненные были с изъяном. Не знаю, как херсонские купцы догадались, что мы спешим, что нам не до торга, но забрали все меха одним лотом, как дешевле, а потом, наверное, поделят, согласно статусу или по жребию. Все равно мы получили больше, чем если бы продали меха в Хамлыхе.