Тайна рейса МН-17 - Сергей Царев

— Насколько я понимаю, хакерская операция началась не в этом году?

— Она началась в 2007 году. Первый успех случился только через два года, мы проникли в компьютерную сеть головного офиса «Хуавэй» в Шэньчжэне и получили доступ к телефонным переговорам и электронной почте компании. Самыми ценными оказались письма «китайского Стива Джобса», основателя «Хуавэй» Жэнь Чжэнфэя. Мы проникли в святая святых китайских разработчиков — исходные коды программного обеспечения «Хуавэй». Это позволило решить одну из главных задач операции: найти уязвимости в ПО, поставляемое «Хуавэем» как союзникам, так и противникам Америки. Но надо признаться, что и они, китайцы, в долгу не остаются. Возможно, «Хуавей» стояла и за деятельностью самой известной группы китайских кибервзломщиков — Подразделения 61398, за которым Пентагон и наши спецслужбы следят с особой тщательностью.

— Вот и вспомнили нашего друга, генерала, — заметил Полковник. — Давно видел его?

— После той встречи на вилле не приходилось его видеть. Мой сотрудник недавно его видел, сказал, что он неважно выглядел.

— У него были какие-то проблемы в семье. Один раз я его видел в столь удручающем настроении, что испугался за его психологическое состояние, — признался Полковник.

— Не все в порядке и в Пентагоне. В последнее время много негативной публикации. В феврале разгорелся скандал с ракетами-перехватчиками системы противоракетной обороны, созданными компанией Raytheon.

— Они были разработчиками зенитного ракетного комплекса «Патриот» и крылатых ракет «Томагавк»?

— Эта компания, только с перехватчиками произошел прокол. Даже Фрэнк Кендалл, замглавы Пентагона, ответственный за закупку вооружений, вынужден был признать брак и попросить пятьсот шестьдесят миллионов долларов на доработку ракет-перехватчиков. При этом Кендалл подчеркнул, что проблема несовершенства современной техники заключается не в отсутствии финансирования, а в спешке, с которой ракеты-перехватчики были внедрены, и потому не были испытаны должным образом.

— Разворачиваемая гонка вооружений не пойдет на пользу, — высказал свое мнение Полковник. — Мне кажется, что наши военно-промышленные гиганты не только завышают стоимости разработок, но и химичат с качеством, предполагая, что война с Россией и Китаем не состоится, а со слабым противником все сойдет.

— В армии много проблем, нашему генералу действительно не позавидуешь. В Пентагоне проблемы всплывают, как по графику. Вся эта катавасия началась с наркотиков. Власти установили, что одиннадцать ракетчиков на шести базах США в разных регионах были вовлечены в хранение и употребление наркотиков. Я был на пресс-конференции в Пентагоне, когда министр ВВС Дебора Ли Джеймс и начальник штаба ВВС генерал Марк Уэлш сообщили, что трое из них несли боевое дежурство на базах в штатах Вайоминг и Монтана, где размещены «Минитмены» с ядерными боеголовками.

— Представляешь, офицер под действием наркотика запускает ядерную ракету. Правда, мир на грани случайного мирового конфликта. Хорошо, что запуск ракеты контролируется.

— Но проблема есть. Я хочу обратить внимание на твои слова. Ты заметил, что «проблемы всплывают по графику». Не кажется ли тебе, что все эти проблемы всплывают по чьей-то воле и указанию? — высказал Полковник.

— Есть такое ощущение. Как ты думаешь, кто за этим стоит?

— Кто-то, кто хочет осадить военных. Возможно, Белый дом или Госдеп, они низвели роль военных до простых исполнителей, отстранив их от реального стратегического планирования. Вот это может касаться нашего генерала. Насколько я помню, он мечтал найти спокойное место и там отслужить остаток своего срока. Видно, тогда уже он знал или догадывался о предстоящих наездах.

Упоминание об устранении военных от реального стратегического планирования задело адмирала за живое, и он поменял тему разговора:

— Нас, военных, только ленивый не ругает. Во всем виноваты мы, а доблестные дипломаты столько дров нарубили, что ни пройти ни проехать. Более десяти лет Вашингтон не использовал дипломатию для решения конфликтных ситуаций. Развязывает военные конфликты, потом объявляет виновными нас, военных, списывают все провалы на армию.

— Недавно наш бывший коллега Филип Джиральди опубликовал серьезную статью в The American Conservative.

— Я тоже читал, согласен почти со всем, — признался адмирал. — Нельзя Россию загонять в угол. Россия — это одна из немногих мировых держав, способная нанести настоящий ответный ядерный удар по США.

— Не хотелось бы говорить о том, что когда-нибудь сбудется фантастическое видение Кондолизы Райс о грибовидном облаке над Вашингтоном. Хотя она говорила об ударе других стран, рвущихся к атомному оружию. Даже она не могла предположить, что ее коллеги так быстро испортят отношения с Россией, что ее видение неожиданно со значительно большей возможностью может реализоваться. Мы тратим свои силы и мечтаем разорить Россию, когда могли бы объединиться.

— Раз мы оба в курсе этой статьи, не будем себя расстраивать обсуждением произведения бывшего посла США в России Майкла Макфола, — предложил адмирал, — тем более что наш сотрудник достойно ему ответил.

Разговор плавно перешел на Россию, ее стремление войти в число глобальных мировых игроков. Но диалог не оказался длительным — мнения обоих совпадали.

— Давай выпьем. Знаешь, я получил удовольствие. Где еще я могу сказать о том, что думаю? Сказать так, как думаю? — задал риторический вопрос адмирал.

— Согласен, нам свои мысли и принципы излагать нельзя, — признался Полковник. — Мы слишком много знаем, поэтому наша оценка исходит из действительности, и она не всегда и полностью соответствует мейнстриму, навязываемому обществу властью и СМИ.

— Знаешь, чего я боюсь? В нашем стремлении доминировать над всем миром, победив Советский Союз, я боюсь, что мы скоро превратимся в аналог СССР с жесткой идеологией.

— Тогда мы, как советские люди, будем на кухне высказывать свои мнения, а на улице и работе говорить только то, что можно.

— Какую-то кошмарную картину мы с тобой нарисовали. При нашей армии и спецслужбах это нереально.

— Согласен, — подтвердил Полковник, — но и СССР обладал мощнейшей армией и нехилой спецслужбой, заметь.

— Знаешь, с чего нас занесло не на ту тему и не на ту сторону? — улыбаясь, спросил адмирал.

— Знаю, мало выпили. И это легко исправить.

Информация от Роджера поступала Саманте, редко напрямую Полковнику по закрытой линии связи. Саманта и Роджер обменивались письмами, в которых сохранились интонации их живого разговора. Полковник неоднократно присутствовал при их словесных дуэлях, испытывая удовольствие. Подобное ощущение возникало в детстве, когда он сквозь листву смотрел на небо, а солнечные лучи пробивалось через крону. Стоило чуть изменить положение головы, как мгновенно менялись солнечные узоры. Это напоминало простейший калейдоскоп. Вокруг все было то же самое, тот же мир, только тот калейдоскоп создавал ощущение радости и безмятежности. Так и их словесные дуэли — безвредные и по сути добрые — создавали ощущение безмятежности и детства.

Как-то Саманта, а это было на третий или четвертый день пребывания Роджера в Днепропетровске, заглянула в кабинет и сообщила:

— От Роджера письмо. Там несколько фраз, я думаю, относятся к работе и предназначены тебе. Я перешлю тебе.

— Давай, я жду.

Но она замешкалась, Полковник внимательно посмотрел на нее.

— Что-нибудь еще?

Саманта по-детски смутилась.

— Письмо не совсем деловое, его почему-то потянуло на отступления.

— Ты хочешь, чтобы я не обсуждал эти отступления?

Она ничего не ответила, только кивнула.

— Пересылай письмо, все остальное от тоски и одиночества.

Через несколько минут Полковник читал письмо и удивлялся Роджеру, раскрывшемуся совершенно с неожиданной стороны. Первую, описательно-романтическую, часть письма Полковник пробежал глазами, не очень вдаваясь в содержание. В этой части Роджер описывал тоску, охватившую его без каменных джунглей Нью-Йорка и кофе, приготовленного Самантой. Внаглую врет, подумал Полковник. Особенно на Роджера нагоняли тоску унылые обои и маленькая комната со скромной мебелью. Полковник не удержался и улыбнулся — хорошо, что не пишет, что находится в блиндаже, и вторые сутки не может выйти наружу по нужде из-за непрерывного обстрела. Потом последовал реверанс в сторону Саманты, что только надежда на ею приготовленную еду позволяет ему выжить в условиях отсутствия регулярного питания.

Дошел до ручки, подумал Полковник, истощился в процессе установления дружеских связей с украинскими женщинами — информацию об этом он припас, очевидно, для меня. На фоне глубокого истощения возникла стадия ностальгии по Нью-Йорку и усиленного питания, организованного Самантой. Такой диагноз поставил Полковник.