Превращения Арсена Люпена - Морис Леблан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока он надевал костюм и завязывал галстук, она повторяла:
– Ты! Ты!..
– Боже мой, ну конечно я!
И, присев на кровать, Рауль бодро произнес:
– Прежде всего, дорогой друг, не брани князя Лаворнева. И не думай, что он снова позволил мне ускользнуть. Нет-нет, просто он и его друзья унесли матрас с завернутым в одеяло чучелом, набитым опилками. А сам я, как только ты перестала наблюдать за мной сквозь ставни, укрылся в саду и все это время находился там.
Жозефина Бальзамо сидела с безучастным видом, обессиленная, словно ее избили до полусмерти.
– Ай-ай-ай! Ты явно не в своей тарелке, – заметил Рауль. – Не желаешь ли рюмочку ликера, чтобы воспрянуть духом? Впрочем, Жозефина, я должен признаться, что понимаю твое разочарование и не хотел бы оказаться на твоем месте. Все дружки уехали… и надеяться не на кого… а тут рядом с тобой, в закрытой комнате, тот самый Рауль! Поневоле увидишь мир в черном свете! Злополучная Жозефина! Это крах всему!
Он наклонился и поднял с пола фотографию Клариссы:
– Какая она красивая, моя невеста, не правда ли? Я с удовольствием наблюдал, как ты только что любовалась ею. Ты знаешь, что через несколько дней мы поженимся?
Калиостро пробормотала:
– Она мертва.
– Верно, я слышал ваш разговор об этом, – сказал Рауль. – Парнишка, который был здесь, ударил ее, спящую, три раза – так?
– Да.
– Ножом?
– Три удара ножом прямо в сердце, – сказала она.
– О! Довольно было бы одного, – заметил Рауль.
Калиостро медленно повторяла, словно убеждая себя:
– Она мертва, мертва…
Он усмехнулся:
– Что поделать? Это происходит сплошь и рядом. Не менять же мне планы из-за такого пустяка. Живая или мертвая, но я на ней женюсь. Как-нибудь выкручусь… Вот ты же выкрутилась.
– Что ты имеешь в виду? – спросила Жозефина Бальзамо, которую встревожил его откровенно издевательский тон.
– А что, разве не так? В первый раз тебя утопил барон. Во второй раз ты взлетела на воздух вместе с яхтой «Светлячок». Ну и что с того? Ты же сегодня здесь. Так что если Кларисса и получила три удара ножом в сердце, это не причина не жениться на ней. Но скажи: уверена ли ты, что то, за что ты уже заплатила, действительно случилось?
– Ее заколол мой верный человек.
– Или просто сказал тебе, что заколол.
Она посмотрела ему в глаза:
– Зачем ему лгать?
– Черт побери! Да чтобы получить обещанные тобой десять тысяч!
– Доминик не может меня предать. Он не предаст меня даже за сто тысяч франков. К тому же он прекрасно знает, что далеко ему не уйти. Сейчас он ждет меня вместе с остальными.
– А ты уверена, что он ждет тебя, Жозина?
Она вздрогнула. Ей показалось, что земля уходит у нее из-под ног.
Рауль покачал головой:
– Подумать только, сколько промахов мы с тобой совершили по отношению друг к другу. Например, ты, моя добрая Жозефина… неужели ты так наивна, что могла подумать, будто я хоть на минуту поверю во взрыв «Светлячка», в гибель Пеллигрини – Калиостро и в галиматью, рассказанную князем Лаворневым? Как ты не догадалась, что для умного мальчика, прошедшего твою школу – и какую школу, Святая Дева! – подобная игра слишком примитивна?
Право, до чего же это удобная вещь – кораблекрушение! Совершено множество преступлений, руки по локоть в крови, полиция идет по пятам. Так давайте потопим старое судно, и все преступное прошлое и даже похищенное сокровище – все будет поглощено морем. Вас считают погибшей. Вы примеряете новую личину. И спустя некоторое время под другим именем снова начинаете убивать, мучить и проливать кровь. Ну уж дудки, моя милая! Когда я прочитал о том, что ты утонула вместе с яхтой, я сказал себе: «Теперь смотри в оба!» И потому я здесь!
Помолчав, Рауль продолжил:
– Послушай, Жозефина, твой визит сюда был предсказуем! И для этого тебе обязательно потребовался бы сообщник. И яхта князя Лаворнева однажды ночью должна была непременно появиться в здешних водах! Так что я принял меры предосторожности, и моей первой заботой было оглядеться: нет ли вокруг знакомых лиц? Угадать соучастника – это элементарно.
Я с первого же взгляда узнал Доминика, поскольку дважды видел его – о чем ты, верно, позабыла, – когда он ждал тебя в берлине у дома Брижитт Русслен, а потом еще и позднее, на старом маяке. Доминик – преданный слуга, но его страх перед жандармами и хорошая взбучка, которую я ему устроил, сделали его таким послушным, что вся его преданность теперь в моем полном распоряжении. И он доказал это, послав тебе фальшивые отчеты и подготовив с моей помощью ловушку, в которую ты и угодила. Его интерес – десять тысяч франков, которые ты вынула из своего кармана и больше никогда не увидишь, потому что твой верный слуга вернулся в замок под мою защиту.
Вот как обстоят дела, моя славная Жозефина. Конечно, я мог бы избавить нас обоих от этой маленькой комедии, просто гостеприимно встретив тебя здесь и радостно пожав твою руку. Но мне хотелось посмотреть, оставаясь за кулисами, как ты проведешь эту операцию и как воспримешь известие об «убийстве» Клариссы д’Этиг.
Жозина отступила назад. Рауль больше не шутил. Склонившись к ней, он говорил тихим голосом:
– Немного волнения… совсем чуть-чуть… вот и все, что ты испытала. Ты думала, что эта девочка умерла, умерла по твоему приказу, и это ничего не всколыхнуло в твоей душе! Смерть других ничего для тебя не значит. Ей двадцать лет, в ней свежесть, красота… и впереди у нее вся жизнь… Но ты так легко все разрушаешь… словно орех раскалываешь! Никаких душевных терзаний. Нет, ты, конечно, не радуешься… но и не плачешь. На самом деле ты даже не думаешь об этом. Я помню, что Боманьян назвал тебя дьявольским созданием; тогда эти слова меня возмутили. Однако же они справедливы. Ты носишь в себе ад. Ты – чудовище, о котором я не могу думать без содрогания. Но неужто тебе самой, Жозефина Бальзамо, никогда не бывает страшно?
Она стояла, опустив голову и привычным жестом прижав пальцы к вискам. Безжалостные слова Рауля не вызвали в ней того всплеска ярости и негодования, которого он ожидал.
