Анатомия призраков - Эндрю Тэйлор

Они встретили очень мало людей, да и тех обычно поодиночке – сутулых мужчин с грязными лицами, которые казались такой же естественной принадлежностью этого сырого пейзажа, как заросли тростника и солоноватая вода.

– Ха! – воскликнул Фрэнк после одной такой встречи. – Держу пари, они принимают нас за отца и сына.

Холдсворт не ответил. Джорджи, подумал он, милый мой сын.

Несмотря на жару, шагали они быстро и почти не разговаривали. Из-за монотонного пейзажа и прозрачного воздуха Холдсворт почувствовал себя жалкой песчинкой, затерянной в безбрежных небесах. Фрэнк, напротив, явно наслаждался. В одном месте, стоя на насыпи, которая тянулась вдоль дренажной канавы, он на мгновение замер, поднял руки и медленно покружился. Затем взглянул на Холдсворта, улыбнулся, как счастливый ребенок, и, не проронив ни слова, отправился дальше с той же скоростью, что и прежде.

Они вновь увидели Уайтбич в восьмом часу вечера. Когда они проходили мимо фермы мистера Смедли, собаки залаяли, загремели цепями и бросились к калитке, где уставились на незнакомцев бешеными желтыми глазами.

Малгрейв, предупрежденный лаем, вышел встречать во двор мельницы. Фрэнк небрежно поприветствовал его и пошел в коттедж, крикнув через плечо, что ему нужен таз горячей воды, пиво, хлеб и сыр.

Холдсворт задержался:

– Ну? Смогли вы купить все, что необходимо?

– Да, сэр. Сходить в город – нелегкое дело, скажу я вам. Впрочем, большую часть обратного пути меня везли на фермерской телеге.

– Вы заглянули в Иерусалим?

– Да, сэр. Миссис Карбери передала мне письмо для вас. – Он достал его из кармана и протянул Холдсворту.

– Кого-нибудь еще из знакомых вы видели?

– Только слуг из колледжа, сэр. Мистера Мепала в привратницкой и прочих.

– Надеюсь, вы не выдали им нашего местожительства?

Малгрейв выпрямился и изобразил оскорбленную гордость:

– Разумеется, нет, сэр.

Холдсворт отпустил слугу и сел на скамейку рядом с лошадиной кормушкой. Забыв об усталости, повертел письмо в руках. При виде собственного имени, написанного незнакомым почерком, он получил почти чувственное удовольствие. Сломал печать и разорвал конверт.

Колледж Иерусалима, 6 июня

Дражайший сэр, ее светлость отрядила меня навестить Вас, чтобы узнать, как мистер Олдершоу обосновался на новом месте. Я договорилась о поездке на завтра и надеюсь, что вы оба сочтете удобным принять меня около двух часов.

С наилучшими пожеланиями, искренне Ваша,

Э. Карбери

Почерк Элинор похож на ее лицо, подумал Холдсворт: слишком решительный и выразительный, чтобы его можно было назвать красивым в официальном или общепринятом смысле этого слова, но, несомненно, выдающийся. Он перечел письмо, хотя в этом не было необходимости, как будто надеялся выжать из нескольких фраз еще хотя бы каплю смысла.

Рыжий кот неслышно прошел по двору и описал восьмерку вокруг лодыжек Холдсворта. Джон поежился от прикосновения тела животного, его небрежной интимности. Подумал о ладони Элинор Карбери на калитке у моста.

Прикоснись ко мне. Прикоснись ко мне.

Глава 28

Элинор услышала шарканье тапочек доктора Карбери за дверью. Через мгновение ее муж, все еще в ночном колпаке и сорочке, медленно вошел в гостиную, опираясь на трость. Единственного взгляда на его лицо хватило, чтобы понять: ему выпала не самая спокойная ночь. Элинор немедленно подошла к нему и отвела к креслу. С тех пор как он сообщил ей о своем нездоровье, ее чувства пребывали в смятении. Она не понимала, что должна или может испытывать. Ей не нравилось быть замужем за ним, но это лучше, чем вовсе не быть замужем, и без него ей не на что будет рассчитывать, не считая ненадежной щедрости леди Анны. Но самое странное, она испытывала к нему жалость и даже некоторое уважение. Вот человек, который знает, что стоит на самом пороге смерти. Казалось, подобное положение скорее раздражает, нежели пугает его.

– Вы собираетесь сегодня утром на мельницу, насколько я понял? Надеюсь, что вы очень внимательно допросите мистера Холдсворта. Не знаю, доведется ли вам увидеть самого мистера Олдершоу… возможно, его пришлось запереть; вы должны позволить мистеру Холдсворту быть вашим проводником. – Он глядел на нее маленькими темными глазками, частично скрытыми складками кожи. – Я считаю, что в целом ему можно доверять. Как и мы, он имеет веские основания желать скорейшего выздоровления мистера Фрэнка. В какое время он ожидает вашего приезда?

– В два часа.

– Вы должны приехать раньше. В час или даже до того. Застаньте их врасплох, и вы увидите их подлинные лица. Ее светлости нужны самые точные сведения обо всем, и это верный способ их получить.

– Хорошо. Как скажете, сэр.

– А я хотел бы, чтобы ее светлость осталась довольна, – медленно произнес Карбери. – У меня к ней есть особая просьба.

Он умолк, дав Элинор время заключить, что эта просьба, несомненно, касается ее перспектив, когда она станет вдовой. Но жена отвлеклась, заметив, что муж дрожит. Она вскочила с кресла. Его губы тряслись, а огромная бочка груди слегка колыхалась, как будто внутри подскакивал маленький тяжелый предмет. Она открыла рот, чтобы спросить, что случилось, и в тот же миг поняла, что в вопросе нет нужды: доктор Карбери смеялся.

– Жаль, что вы его не видели, моя дорогая миссис Карбери… в смысле, мистера Ричардсона… поистине занимательное зрелище. Он не знал, что делать или говорить.

– О чем, сэр?

– О розингтонском членстве, разумеется. Я сообщил ему во время обеда, перед всеми собравшимися. Бедняга чуть не свалился со стула. – Карбери сложил ладони на своем огромном животе. – Более всего на свете он мечтает стать директором этого колледжа. Если ее светлость воспользуется своим влиянием против него, это будет чудесно. И Соресби тоже может пригодиться, поскольку, став членом совета, получит право голоса на выборах.

Он поморщился от приступа боли. Но постепенно та отступила. Доктор широко улыбнулся супруге, отчего его глаза совершенно исчезли в окружающих складках кожи.

– Моя дорогая миссис Карбери, – повторил он. – Жаль, вы не видели его лица. Очень жаль, что не видели.

Элинор улыбалась и кивала, как положено доброй жене, когда муж приглашает ее разделить свою радость. Ее умирающий муж больше беспокоился о судьбе врага, чем о будущем жены. На пороге смерти ненависть была могущественнее любви.

Проблема с запряженным пони фаэтоном заключалась в том, что на нем была всего одна скамья, которую Элинор приходилось делить с Беном. Слуга был крупным, вечно потным мужчиной, бедра которого норовили занять все сиденье. Избегать контакта с ним было нелегко, и уж совершенно невозможно – не думать о том, как его белые бедра подпрыгивали вверх-вниз