Смерть внезапна и страшна - Энн Перри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мы с женой преданы друг другу, мистер Рэтбоун, – продолжил врач. – У нас семеро детей. И мне вполне хватает семейной жизни. А человеческая плоть привлекает меня в первую очередь своей анатомией и физиологией, своими болезнями и их исцелением. Я не испытываю никаких антипатий к сиделкам. – Удивление снова вернулось в его взгляд на короткий миг. – Откровенно говоря, если бы вы знали сестру Бэрримор, то подобная мысль вам даже в голову не пришла бы. Внешне она, бесспорно, была привлекательной, но амбиции и отсутствие мягкости мешали ей быть женственной.
Юрист закусил губу. Следует надавить, невзирая на уже сложившиеся мнение.
– Неужели вы сомневаетесь в ее женственности, сэр Герберт? – спросил он. – Насколько мне известно, у нее были поклонники, даже весьма преданные; один из них дожидался ее много лет, несмотря на постоянные отказы.
Тонкие светлые брови Стэнхоупа приподнялись.
– В самом деле? Вы меня удивляете. Но на ваш вопрос отвечу так: в ряде вопросов она была упряма, отталкивающе откровенна и самонадеянна, а дом и семья ее не интересовали. Она даже не старалась сделать себя притягательной для мужчин. – Медик наклонился вперед. – Прошу вас понять меня правильно: я не хочу ее критиковать! – Он качнул головой. – В госпитале сиделки не должны флиртовать ни со мной, ни с кем-то еще. Их дело – ухаживать за больными, выполнять приказы и отвечать известному уровню нравственности и трезвости. Пруденс Бэрримор была много выше их: она была весьма ограничена в своих аппетитах… трезвая, пунктуальная, преданная делу… я бы даже назвал ее одаренной. Смею сказать, что она была, пожалуй, лучшей из сестер милосердия, которых я знал, а я перевидал их не одну сотню.
– Словом, добропорядочная чуть ли не до тошноты молодая особа, – подвел итог адвокат.
– Именно так, – согласился Герберт, вновь откинувшись на спинку кресла. – Не из того сорта, с кем флиртуют мужчины, даже когда, в отличие от меня, имеют подобную склонность. – Он скорбно улыбнулся. – Поверьте мне, мистер Рэтбоун, если бы я решился на подобный поступок, то постарался бы избрать менее людное место для амурных занятий и уж во всяком случае не стал бы заводить интриги у себя в госпитале, который для меня важнее всего остального. Я не могу рисковать работой ради удовлетворения тривиальных потребностей.
Оливер в этом не сомневался. Как профессионал он достиг своей блестящей репутации, в том числе и благодаря своему умению определять, лжет человек или нет. Лжеца всегда выдают мелкие признаки, однако сейчас адвокат их не видел вообще.
– Так какое же объяснение вы дадите ее письмам? – спросил юрист ровным тоном. В голосе его не было вызова – лишь вопрос, на который он ожидал вполне приемлемого ответа.
Лицо сэра Стэнхоупа приняло самое скорбное выражение.
– Есть объяснение, однако оно смущает меня самого, мистер Рэтбоун. Мне бы не хотелось так говорить… подобные слова вообще не подобают джентльмену. – Он глубоко вздохнул. – Но я слышал, что в прошлом молодые женщины нередко, как бы сказать, влюблялись в… ну, скажем, выдающихся мужчин. – Он с любопытством взглянул на своего защитника. – Я думаю, вы сами знаете, о ком я… о молодых женщинах, которым вы помогли, им или их семьям. Естественные благодарность и восхищение приобретают… романтическое обличье. Сами вы можете даже не догадываться об этом, и лишь однажды случайное слово или взгляд открывают вам, что дама вынашивает в своем сердце какие-то касающиеся вас фантазии.
Оливер был слишком хорошо знаком с подобной ситуацией. Он помнил, как весьма приятное поначалу ощущение восхищения его собственной персоной превращалось в затруднительное положение, когда восторженная и романтически настроенная молодая женщина принимала его тщеславие за застенчивость, скрывающую истинный пыл. Воспоминания заставили его покраснеть даже теперь.
Сэр Герберт улыбнулся:
– Вижу, вы понимаете меня… Это весьма неприятная ситуация. И в нее можно попасть просто от слепоты, если излишняя увлеченность работой помешает вовремя разочаровать такую поклонницу, когда ее страсть находится еще в самом зачатке и твое молчание может быть понято превратно. – Глаза его не отпускали Рэтбоуна. – Боюсь, что то же самое произошло и с сестрой Бэрримор. Клянусь, я не имел ни малейшего представления об этом! Она была не из тех женщин, кто склонен к подобным эмоциям. – Он вздохнул. – Один Господь знает, что я сказал или сделал, а она сумела истолковать абсолютно неверным образом. Увы, женщины умеют понимать наши слова настолько невероятным образом… иной раз мужчинам подобное толкование даже в голову не придет.
– Но для дела было бы лучше, если бы вы смогли припомнить конкретную ситуацию.
Лицо хирурга сморщилось.
– Увы, вспомнить подобный случай очень сложно, – проговорил он задумчиво. – Кто помнит все свои слова? Не стану опровергать – я множество раз общался с ней… Покойная великолепно знала медицинское дело, и я разговаривал с ней гораздо чаще, чем с не столь способными женщинами. – Он резко качнул головой. – Однако наши отношения были строго профессиональными, мистер Рэтбоун. Мы не заводили светского знакомства. Мне никогда не приходило в голову следить за ее лицом… проверять, правильно ли она понимает меня. Например, я разговаривал с ней, повернувшись к ней спиной, на ходу или попросту между делом. Я не испытывал никакого личного интереса к этой женщине.
Оливер, не прерывая хирурга, следил за его лицом.
Сэр Герберт повел плечами:
– Молодые женщины вообще склонны к фантазиям, в особенности если определенный возраст застает их, когда они еще не замужем. – Мимолетная улыбка, выражавшая смесь сочувствия и симпатии, легла на его губы и снова исчезла. – Плохо, когда женщина устремляет все свои помыслы к карьере. Подобная участь полностью противоречит естественным эмоциям этого пола, тем более когда женщина предпочитает ухаживать за больными, заниматься делом тонким и нелегким. – Врач откровенно глядел на лицо защитника. – Все, что выпало на ее долю, должно быть, сделало мисс Бэрримор особенно чувствительной к душевным ранам… Увы, мечты – традиционный способ преодоления обстоятельств, которые в иной ситуации могли бы делаться непереносимыми.
Оливер понимал, что слышит абсолютно правдоподобную версию, и все же ему чудилось в ней известное высокомерие… Неизвестно почему, но адвокат не совсем доверял ей. Он просто не мог представить себе женщину, менее склонную к нереальным романтическим мечтам, чем Эстер Лэттерли, которая, как следовало из слов Герберта, находилась точно в тех же обстоятельствах, что и Пруденс. Если бы это было так, ему бы, пожалуй, было легче с ней ладить. Однако, тогда он не испытывал бы к Эстер симпатии и восхищения… Рэтбоун с усилием воли сдержал ответ, просившийся на язык, и вернулся к первоначальной цели разговора:
– А не можете ли вы вспомнить какую-нибудь конкретную ситуацию, когда мисс Бэрримор не поняла какого-нибудь из ваших замечаний? Было бы очень полезно для дела, если бы вы предложили суду какой-нибудь пример.
– Понимаю, но, увы, не могу припомнить слов или поступков, которые эта женщина могла бы счесть за личный интерес к ней. – Стэнхоуп глядел на юриста с беспокойством и как будто бы с явной невиновностью на лице.
Рэтбоун поднялся на ноги:
– Для сегодняшнего визита достаточно. Не унывайте, сэр Герберт. У нас есть еще время, чтобы выяснить обстоятельства жизни мисс Бэрримор, узнать ее возможных врагов и соперников. Прошу вас хорошенько вспомнить все случаи, когда вы работали вместе в последние месяцы. Попытайтесь найти в памяти что-то полезное. На суде мы должны располагать какими-нибудь подробностями, одного отрицания своей вины мало. – Он улыбнулся. – Но не будем заранее волноваться, я располагаю великолепными сотрудниками, способными помочь нам. Вне сомнения, они обнаружат необходимые факты.
Заключенный тоже поднялся, заметно побледнев. Теперь, когда вопросы закончились и мыслям было за что ухватиться, на его лице проступило беспокойство. При всей вере в силу логики и мастерства адвоката тяжесть положения наконец одолела его. Если приговор окажется обвинительным, ему предстоит личная встреча с палачом и веревкой, и перспектива подобного события затмевала все остальное.
Он хотел было заговорить, но не сумел подобрать слов.
Рэтбоуну уже несчетное множество раз случалось стоять в камерах вроде этой перед мужчинами или женщинами, по-своему выражавшими свой страх. Некоторые не скрывали паники, другие прятали испуг под покровом гнева или гордости. Внешне сэр Герберт держался спокойно, но Оливер понимал ту тревогу, которая должна была теперь пожирать его изнутри. Однако помочь подзащитному ему было нечем. Что бы он сейчас ни сказал, как только большая дверь закроется за его спиной, хирург останется в одиночестве, и долгие тягучие часы будут переносить его от надежды к отчаянию, ободрять и повергать в ужас. Ему придется ждать, пока битву за его жизнь будет вести кто-то другой.