Там, где кружат аспиды - Олеся Верева

Догоды. Прогуливался он с Похвистом меж деревьев, а про неё и думать забыл. Похвист всё время свободное с братом проводил, будто бы разлуку наверстать пытался. И правильно это было, и понимала Лёля чувства братьев, Навью разделённых, да только жгло её изнутри чувство настолько неприятное, что сил не было расстроено губы не надувать. Даже Аука перелетал с ветки на ветки над их головами, а её никто на прогулку не позвал.

— Ревнуешь? — с доброй усмешкой присела рядом Ульяна.

— А как это? — заинтересованно спросила Лёля, радуясь возможности оторваться от тяжёлых мыслей.

— Ну, — русалка задумалась, посмотрев на резные балки потолка терема. — Я вот Похвиста ревную. Ко всему. Словно завидую тому, что с ним без меня случается. Ревную к тебе, потому что любит он тебя любовью самой искренней и не скрывает этого, ревную к его ветрам, ведь они с ним всегда, а я на расстоянии. Даже к Ауке ревную. Может он Похвиста божедурьем называть, а тот и не шелохнётся. А я… Я своё с ним уже отшутила. — Грустные, устремлённые ввысь глаза Ульяны заволокла невидимая поволока воспоминаний. — Помнишь, как ругались мы с ним при первой встрече? Как ветряным богом его звала?

— А почему сейчас не зовёшь? — Лёлю увлёк рассказ подруги.

— Мы ту грань перешли, до которой чувства за смехом прячутся. Ты ведь уже взрослая, Лёлюшка. — Теперь Ульяна перевела взор на гуляющих по саду парней. — Знаешь, что после свадьбы в паре происходит. А мы с Похвистом хоть и без благословения брачного, но как муж и жена были. И не единожды. Всё друг другу отдали, что могли, оттого сами себе сердца и разбили. Только знаешь, я раньше его винила, что позабавился он со мной и бросил, а потом перестала.

— Отчего же?

— Велесу благодаря. Старец поведал, что любит меня бог наш заносчивый. Любит крепко, но виду не подаёт. Не ведомо мне, что на душе Похвиста происходит, но теперь это знание я в себе ношу, словно клад драгоценный. — Ульяна улыбнулась сладко-сладко, и Лёля вспомнила её поначалу удивлённое, а затем трогательно-счастливое лицо, когда русалка на причале беседу с Велесом вела. — Должно быть, стыдится он любви своей к нечисти, семья никогда его не поймёт. А я понимаю, потому и смирилась. Я просто… Просто буду любить его столько, сколько смогу.

— Он про тебя то же сказал, — призналась Лёля. — Сказал, оберегать тебя до конца дней твоих будет. Даже если просто ветра дуновением, а не оставит.

— Вот такая у нас неправильная, искалеченная любовь, Лёлюшка. Любим мы друг друга, а законы мироздания Родова против нас. — Ульяна оторвалась от окна и с печалью во взгляде посмотрела на Лёлю. — Но твоя любовь другой будет, не волнуйся. Твой-то не такой непутёвый, как мой. Очень уж он хорошим мальчиком оказался. И растёт так быстро.

— А чего это он мой? — Лёля, пытаясь замаскировать волнение, подхватила кружево на рукаве своего нового наряда и сделала вид, что уж больно её обмётка ткани по краю заинтересовала. — И куда ему ещё расти, и так вон большим каким вымахал.

— Так он пять лет жизни потерял. Себя на его место поставь. Уснула бы ты девицей тринадцатилетней, а проснулась девушкой в самом расцвете своей красы. Не тревожно ли тебе было бы?

— Думаешь, тяжело ему?

— Да сейчас уж полегче, — вздохнула Ульяна.

С тех пор как они вернули Догоду, минуло три дня. Морена уговорила гостей в тереме её богатом и просторном остаться, чтобы Чернобога дождаться, огорошить новостью приятной. Так Лёля с мужем Морены знакомство свела. Сестра говорила, что доводилось им уже раньше в Нави встречаться, да и о Чернобоге воспоминания у Лёли украли. Потому очень удивилась она, когда увидела мужчину молодого, высокого, с лицом узким, но приятным, и при этом, имени вопреки, совершенно белого. Длинные белые волосы почти до поясницы, белые ресницы над прозрачно-синими глазами, брови белые, между которыми задумчивая морщинка пряталась. И разглаживалась она, только когда Морена подходила и ласково мужа под руку брала.

— Он теперь мужчина, — продолжила Ульяна. — И сам начинает это понимать. Уж поверь, мы, водяницы, русалки и мавки, чувствуем дух мужской, природа наша такова. С каждым днём всё меньше и меньше от мальчишки в нём остаётся. Так что не ревнуй его к Похвисту, не надо. К кому сейчас Догоде за уроками жизненными идти, как не к брату старшему? — Ульяна вновь с улыбкой повернулась к окну, не дождавшись Лёлиного ответа. — И всё-таки, славный он. Точно день летний ясный.

— А в Яви-то как теплее с его появлением станет! Его ведь так ждут! — воскликнула Лёля, прижимая руки к груди.

— Ох, и не говори! Наведут тогда люди явьские шороху в реках и озёрах. Каждый от зноя охладиться захочет, а мы только к покою привыкать стали, — усмехнулась русалка.

Лёля хмыкнула, но ничего не сказала. И она, и Ульяна молча смотрели на своих любимых. Оба Стрибожьих внука ходили туда-сюда бесцельно, вели разговоры, что три дня не кончались. Братья даже ночевали в одной комнате и, наверное, почти не спали, а обсуждали всё, случившееся за последние пять лет. Со стыдом Лёля поняла, что её снова снедает та самая упомянутая Ульяной ревность. Ну как же так, неужели Похвист не даст ей побыть с Догодой хотя бы немного? Пусть денёк один, половину денька даже, для того, чтобы она лучше смогла Догоду запомнить перед тем, как навсегда покинет он её, в Нави оставив.

В саду появились и Морена с Чернобогом. Шли они рядышком, плечами соприкасаясь, а Лёля думала о том, что одна она в семье в девках засиделась. Сестёр-то быстро разобрали, а она сама только Кощею страшнючему сдалась. Спросить, что ли, у Морены, далече ли отсюда царство жениха её злосчастного? А то ещё встретятся ненароком. Интересно, помнит ли он про неё или позабыл давно?

В голове назойливо крутилась мысль, такая же неуловимая, как коварно жужжащая муха, которая вроде и рядом, а попробуй её поймай. Что-то, с Ульяной связанное. Лёля нахмурилась, глядя на тонкий профиль напротив. Спросить она хотела что-то у русалки, да запамятовала, когда в доме сестры оказалась.

— Эх, пойду я, — нарушила тишину Ульяна и поднялась с лавки. — Я же Морену искала, да вот она. Обещала мне сестра твоя гобелен показать, что сама вышила. Говорит, всю Навь на нём увидеть можно, от края до края. Пойдёшь со мной на чудо это полюбоваться?

— Какими вы приятельницами близкими стали, водой не разлить, — пробубнила Лёля, на коленки свои уставившись. — Не