Русская история: мифы и факты. От рождения славян до покорения Сибири - Кирилл Резников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подъехал Иван Васильевич к старичку: «Вот, говорит, тебе бочка золота». Старичок говорит: «Ну, царь русский, Иван ты Васильевич и Грозный! Сам ты ввёл измену в Русь православную, и никогда ты её с этого времени не искоренишь, и ни другой кто либо; причиною всего этого ты сам, Царь. ...Я спас тебя и жизнь твою; ты обещал мне за это бочку золота, а вместо золота платишь песком». Царь видит, что человек это не простой, и слёзно просил взять любую бочку золота. Старичок отвечает: «В золоте твоем я не нуждаюсь, и жить буду без твоего золота, а нужна была правда; ты сам изменил правде, и измена эта, опять повторяю, на веки веков останется на Руси, и ни ты, и ни другой кто не может искоренить ее: всему этому злу причиною Грозный Царь Иван Васильевич. Прощай, царь, поезжай вперед и царствуй!» И не стало перед царем ни старичка, ни церкви. Понял Иван Васильевич, что говорил с ним Господь Бог.
Сказка сложилась в Северо-Западной Руси, сильно разорённой при Грозном. Народ там объяснял боярскую измену тем, что царь сам оказался способен на обман старика крестьянина, больше заботясь о войске, чем о простых людях. Заметны географические различия в трактовке образа Ивана Грозного в сказках. На Северо-Западе встречаются критические сказки, а в областях, прилежащие к Казанскому ханству (русских и мордовских), образ царя самый положительный, в былях и сказках рассказывается о казанском походе Ивана Васильевича и как местные жители ему помогали. Удивляться не приходится, ведь эти области страдали от постоянных набегов татар.
В XVII в. отношение к Грозному в сказках повсеместно улучшилось. Царь нередко выступает в них защитником бедных против бояр. Таковы сказки про горшеню, о лапотнике, о воре Барме. Причина очевидна — XVII в. стал веком закрепощения крестьянства, Смуты, крестьянских, казачьих и городских восстаний. Погром Новгорода Иваном Грозным был страшен, но далеко уступал по масштабам тому, что творилось во времена тишайшего Алексея Михайловича, когда запылали скиты сжигающих себя старообрядцев, насильно обращаемых в Никонову веру, а при подавлении восстания Разина в одном лишь Арзамасе казнили до 11 тысяч человек. В этот тяжкий для простых людей век Иван Васильевич приобрел в народной памяти черты грозного и справедливого царя, заступника простых людей.
7.3. Образ Ивана Грозного. XVIII — XIX вв.
Отношение к Грозному в XVIII в. В век Петра I и Екатерины II внимание общества было приковано к славному настоящему, прошлое же вспоминали мало. Исключение составлял сам Пётр. Во время торжеств в Москве по поводу мира со Швецией (1721) герцог Голштинский, будущий зять Петра, построил триумфальную арку, где с одной стороны был изображен Пётр I, а с другой — Иван IV. Не всем из знати это понравилось. Пётр же обнял герцога, поцеловал и сказал: 4Эта выдумка и это изображение самые лучшие изо всех иллюминаций, какие только я во всей Москве видел. Ваша светлость представили тут собственные мои мысли. Этот Государь — мой предшественник и пример. Я всегда принимал его за образец в благоразумии и в храбрости, но не мог ещё с ним сравняться. Только глупцы, которые не знают обстоятельств его времени, свойства его народа и великих его заслуг, называют его тираном».
При Екатерине II возрос интерес к истории и к Ивану IV. М.М. Херасков пишет «Россиаду» (1779), где Иван Грозный предстает могучим царем и идеальным властителем. Об излишествах правления Ивана Васильевича Херасков наслышан, но отводит как малозначащие: «История затмевает сияние его славы некоторыми ужасными повествованиями, до пылкого его нрава относящимися, — верить ли столь не свойственным великому духу повествованиям, оставляю историкам на размышление. Впрочем, безмерные царские строгости, по которым он Грозным проименован, ни до намерения моего, ни до времени, содержащем в себе целый круг моего сочинения, вовсе не касаются». Начинаются и серьезные исследования российской истории. И.Н. Болтин, A.M. Мусин-Пушкин, М.М. Щербатов собирают летописи и старинные книги. Пишут они и исторические труды. Но все же это было время накопления.
Иван Грозный в искусстве XIX в. «История государства Российского», принятая как национальная история, появилась вместе с 12 томами труда Карамзина, вышедшими в первой трети XIX в.
Глазами Карамзина культурные люди XIX в. смогли обозреть русскую историю. Зрелище было величественное. Пушкин писал Чаадаеву:«... я далеко не восторгаюсь всем, что вижу вокруг себя... но клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал».
Сам Пушкин затронул Ивана Грозного лишь косвенно — в «Борисе Годунове» и в «Капитанской дочке», но вряд ли его отношение к грозному царю отличалось от оценки в «Истории» Карамзина, высоко ценимой Пушкиным. Впрочем, в творчестве форма часто предъявляет свои требования к содержанию. Образ строгого, но справедливого царя в «Песне о царе Иване Васильевиче, опричнике и удалом купце Калашникове» (1838) был предопределен выбором М.В. Лермонтовым стиля народных песен о Грозном. В песнях Иван Васильевич сурово карает за неправду и может казнить сгоряча, но ему чуждо злодейство. Чаще он поступает великодушно. Всё это есть в «Песне» Лермонтова. Когда во время пира молодой опричник Керибеевич закручинился, царь разгневался:
Гей ты, верный наш слуга, Керибеевич,Аль ты думу затаил нечестивую?Али славе нашей завидуешь?Али служба тебе честная прискучила?Когда всходит месяц — звезды радуются,Что светлей им гулять по поднебесью;А которая в тучку прячется,Та стремглав на землю падает...Неприлично же тебе, Керибеевич,Царской радостью гнушатися...
Узнав же, что кручина Керибеевича связана с прекрасной Аленой Дмитревной, и не подозревая, что красавица в церкви Божией перевенчана, царь решает помочь добру молодцу но без принуждения девушки к замужеству:
И сказал смеясь Иван Васильевич:«Ну, мой верный слуга! я твоей беде,Твоему горю пособить постараюся.Вот возьми перстенек ты мой яхонтовыйДа возьми ожерелье жемчужное.Прежде свахе смышленой покланяйсяИ пошли дары драгоценныеТы своей Алене Дмитревне:Как полюбишься — празднуй свадебку,Не полюбишься — не прогневайся».
Ободренный Керибеевич пристает к Алене Дмитревне, начинает целовать-уговаривать. А соседушки смеются, кажут пальцами. Красавица прибежала домой без фаты, простоволосая. Муж её, молодой купец Степан Парамонович, по прозванию Калашников, посылает за меньшими братьями. Говорит им, что завтра пойдет на кулачный бой, биться до смерти с царским опричником.
...Над Москвой златоглавою золотая заря подымается.На Москве-реке бойцы собираются.Приезжает царь с дружиною.Клич велит кричать для бою одиночного.Вышел в круг удалой Керибеевич, ожидает противника.Ни один боец не тронулся.Тут выходит Степан Парамонович.
Керибеевич стал расспрашивать, какого он роду-племени. Говорит купец, что он Степан Калашников, не позорил он чужой жены и что биться им до смерти. В грудь ударил его Керибеевич, в грудь вдавился крест у Калашникова. Размахнулся Степан Парамонович и ударил в висок ненавистника. Тот упал на холодный снег. И, увидев то, Иван Васильевич повелел привести купца. Стал спрашивать, случайно убил или с умыслом. Отвечает Калашников: «Я убил его вольной волею. А за что, скажу Богу единому». Просил не оставить милостью малых детушек, молодую вдову и братьев меньших. Царь сказал в ответ:
Хорошо тебе, детинушка,Удалой боец, сын купеческий,Что ответ держал ты по совести.Молодую жену и сирот твоихИз казны моей я пожалую,Твоим братьям велю от сего же дняПо всему царству русскому широкомуТорговать безданно, беспошлинно,А ты сам ступай, детинушка,На высокое место лобное,Сложи свою буйную головушку.
Конец как в старинной народной песне: над могилой Степана Парамоновича крест кленовый поставили; и проходят мимо люди добрые: старик пройдет — перекрестится, молодец — приосанится, пройдет девица — пригорюнится. Но есть нюанс, и он из Карамзина; речь идет о посохе Ивана Васильевича:
...Вот об землю царь стукнул палкою,И дубовый пол на полчетвертиОн железным пробил оконечником.
В «Истории» Карамзина[134] царь «острым жезлом своим» пригвоздил ногу Ваське Шибанову, посланцу Курбского, «острым жезлом» смертельно ранил сына Ивана — «сильно ударил им царевича в голову». Тему с царским посохом развернул в своем творчестве А.К. Толстой. Иван Грозный, губитель лучших родов, подавлявший все благородное и взрастивший подлую опричнину, вызывал у него негодование. Возмущало его и общество, допустившее произвол тирана. В предисловии к «Князю Серебряному» Толстой пишет:
