Знание и окраины империи. Казахские посредники и российское управление в степи, 1731–1917 - Ян Кэмпбелл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В Семиречье Белецкий оказался в трудном положении. Его деятельность в степи отличалась некоторой осторожностью в отношении местного населения; настаивая на переходе казахов к более интенсивным формам хозяйствования, он также осознавал необходимость выделить землю местному населению до изъятия излишков [Малтусынов 20066: 259, 261, 267]. Но теперь, оказавшись в сложных обстоятельствах, Белецкий колебался. В конфликте интересов поселенцев и местных жителей он твердо стоял на стороне первых. В докладе генерал-губернатору Н. И. Гродекову он утверждал, что колонизации противостоят те, кто ставит интересы пограничных земель выше интересов государства в целом, следуя лозунгам «Туркестан для туркестанцев» или «Семиречье для семиреков»; на самом же деле, будучи составной частью России, Семиречье должно быть в первую очередь «для русских»[447]. То ли из идейных соображений, то ли из чувства профессионального долга Велецкий сделал то, что считал нужным: он молниеносно рассчитал применимые земельные нормы в таком размере, который позволил бы изъять излишки земли для размещения на ней как можно большего числа поселенцев.
Не располагая необходимыми экономическими и географическими данными, на получение которых ушли бы годы, Велецкий шел напрямик. Поскольку фактор времени был крайне важен, он вместе со своим помощником, статистиком Воронковым, ограничился для расчета потребностей среднего и типичного казахского домохозяйства упрощенным методом – анкетным исследованием, которое провел лишь в нескольких предположительно репрезентативных населенных пунктах[448]. В отсутствие квалифицированных ученых-натуралистов и времени, чтобы найти их и привлечь к работе, он основывался на данных местного статистического управления и трудах таких исследователей, как П. П. Семенов-Тян-Шанский и И. В. Мушкетов: исходя из этих материалов можно было выделить естественно-исторические районы губернии и понять, где пастбища и почва были плодородными, а где скудными[449]. С. Н. Белецкий не скрывал от начальства, под каким давлением ему приходится работать и к каким это может привести последствиям; он не мог высказать даже тех крупиц правды, которые позволяли себе Щербина и его коллеги. Нормы, представленные им в 1907 году, варьировались от 40 до 82 десятин в зависимости от качества земли – намного ниже, чем в других степных губерниях, из-за более коротких кочевий и большего интереса кочевников Семиречья к земледелию[450]. Тем не менее в последующие два года Белецкий отстаивал свои позиции во всех конфликтах, основываясь на одном главном аргументе. С его точки зрения, если он и ошибся, то исключительно в сторону преувеличения; нормы, которые он представил, были максимальными, и по мере изучения населения и земли Семиречья их можно будет только снижать[451]. Таким образом, их можно было немедленно и без опасений применить для формирования поселенческих участков.
Сейчас, столетие спустя, кажется, что в своих служебных записках об этих «максимальных» нормах Белецкий только и делает, что протестует и оправдывается. Но у него были серьезные причины настаивать на своем авторитете и базовой применимости своих норм. Ни уездные начальники Семиреченской области, ни могущественная канцелярия Туркестанского генерал-губернатора не относились к переселению крестьян благосклонно; критикуя Белецкого и его деятельность, они, казалось, нашли эффективное средство замедлить или вообще прекратить переселение. Без норм все это начинание, задуманное в 1907 году, должно было бы провалиться.
Противодействие Белецкому велось в двух формах. Во-первых, некоторые уездные начальники пытались, используя свой многолетний опыт работы на местах, установить собственные нормы; новичок, подобный Белецкому, не мог надеяться, что знает землю так же хорошо, как они[452]. Но уже в ходе совещаний в начале 1908 года Воронков достаточно легко пресек эти дилетантские поползновения[453]. Труднее было отмахнуться от попыток чиновников канцелярии Гродекова противопоставить реальным нормам, которые рассчитал Велецкий, то, что я бы назвал «идеей нормирования». Глава канцелярии В. А. Мустафин поставил под сомнение непосредственно эпистемологическую базу работы Белецкого. По его утверждениям, Семенов-Тян-Шанский и Мушкетов, чьи труды послужили основой для естественно-исторического районирования, проведенного Белецким, в течение нескольких десятилетий даже не бывали в Семиречье, и организация массовой колонизации региона не входила в число их научных задач[454]. Скорее, примером серьезности и осторожности, с которыми следовало подходить к проблеме, могла служить Экспедиция по исследованию степных областей:
Если в основание работ по определению норм можно было бы принять научные исследованиия рекогносцировки и т. д., то ведь в Степном крае все это было, однако правительство нашло нужным командировать туда целую экспедицию Щербины, стоившую м.б. миллионы рублей и работавшую несколько лет. Тем более нельзя на таких легких данных строить судьбу кочевников Семиречья, резко отличающегося от Степного края[455].
Н. И. Гродеков, основываясь на рекомендациях своей канцелярии, беспокоился, что поспешность и неверная информация могут навредить казахам и что предложенные Белецким заниженные нормы означают принуждение к оседлости, а не ее поощрение[456]. Вместо того чтобы принять нормы, которые, что бы ни утверждал Велецкий, казались Гродекову слишком низкими, он рекомендовал искусственно повысить нормы на 25 % в соответствии с циркуляром Министерства земледелия от 1901 года[457]. Ряд совещаний в первые месяцы 1908 года, похоже, не изменил его мнения. Генерал-губернатор продолжал выступать за 25-процентное увеличение норм, и хотя в конце концов неохотно одобрил нормы Белецкого, ввел также ряд обременительных условий, которым должны были подчиняться чиновники по переселению, и объявил нормы временными, применимыми только к поселенцам, уже находившимся в области[458]. Все это очень огорчало Белецкого, считавшего, что это мешает ему выполнять свои служебные обязанности. Поэтому он составил ряд еще более резких записок официальным лицам Туркестана и Санкт-Петербурга, где протестовал против обструкционизма местных чиновников. К несчастью для Белецкого, юридически генерал-губернатор в Туркестане был высшей властью, непосредственно уполномоченной исполнять волю царя; преодолеть это препятствие было почти невозможно.
Так обстояло дело весной 1908 года. Чтобы разрубить этот гордиев узел, готовились значительные изменения, все в пользу Переселенческого управления и
