Маникюр для покойника - Дарья Донцова

– Это что? – прошептал Сережка.

– Всего лишь арфа, – быстренько пояснила я и велела: – Заносите, мальчики, в гостиную.

Омоновцы послушно протопали в комнату, Кирюшка понесся за ними.

– Арфа? – спросила Юля. – Зачем?

– Как зачем? – завопил Кирка, закрывая за парнями входную дверь. – Лампа будет у меня на вечере играть!

– У меня сейчас окончательно съедет крыша, – прошептала Юлечка. – А при чем тут милиция?

– Ладно, – громко сказал Сережка, – пусть эти грязнули моются, а я пока сварганю чай, за столом и поговорим.

И тут в коридор выступила Виктория.

– Добрый день, Катерина, – ледяным голосом процедила она,

– поздновато домой являешься и в каком виде! Бомжиха, да и только!

– Здравствуй, Вика, – пробормотала Катя, стаскивая ботинки, – а ты, как всегда, прекрасно выглядишь, прическа новая, очень к лицу.

Виктория кинула быстрый взгляд в зеркало. Ее волосы теперь выглядели слегка экстравагантно, но не более того. Изумрудно-зеленый оттенок исчез, пряди приобрели темно-каштановый цвет. Впрочем, многочисленные кудри исчезли, голову украшала суперкороткая стрижка, такую носит Ирина Хакамада.

– По-моему, молодит, – удовлетворенно заметила дама и принялась долго, с ужасающими подробностями, очень громко рассказывать о своем посещении салона «Велла». Впрочем, ее никто не слушал. Катя ушла в ванную, Юля с Сережкой на кухню, а мы с Киркой отправились в гостиную.

– Как на этом играют? – спросил мальчишка.

– Поможешь достать из футляра – покажу.

Через десять минут я придвинула стул и привычно подняла руки. Интересно, сумею ли извлечь хоть какой-нибудь звук? Мои пальцы потеряли былую нежность, только мизинцы остались без порезов. А вот мизинцы-то как раз и не участвуют в игре на арфе.

При первых тонах Кирка возбужденно захлопал. Окрыленная, я принялась щипать арфу, струны слегка разболтались, но звучала она вполне прилично.

В комнату вошли Юля с Сережей, следом вбежали собаки. Я сосредоточенно дергала за струны. Внезапно в музыку вплелся посторонний звук. Прямо возле моих ног, закатив глаза, покачивалась Муля. Мопсиха раскрыла пасть и самозабвенно подпевала Сен-Сансу, через секунду к ней присоединились Ада и Рейчел. Из ванной доносился шумный плеск воды, из коридора – громкий голос Виктории, рассказывающей о победе над администраторшей «Веллы», собаки выли на разные голоса, арфа бренчала, дети стояли с раскрытыми ртами, и я была абсолютно, совершенно, до одури счастлива.

На следующий день, в десять утра, вымытые, причесанные, пахнущие духами, мы сидели в небольшом кабинете майора Костина. Владимир Иванович окинул нас быстрым взглядом и сказал:

– Ну, милые дамы, следует отметить – сегодня вы выглядите намного лучше, чем вчера, помолодели, посвежели, просто майские розы.

– Завтра мы будем еще лучше, – отрезала Катя и спросила: – Может, сразу к делу?

Костин рассмеялся:

– Вот-вот, именно такой я вас себе и представлял.

– Надеюсь, оправдала ожидания, – фыркнула Катя. – Кстати, что со Славой?

– Жить будет, – заверил Владимир, – вылечат, а потом предстанет перед судом.

– Кто он такой? – не удержалась я.

Костин вытащил сигареты:

– Не возражаете?

– Нет, – хором ответили мы с Катюшей и разом открыли свои сумочки.

– Скажите, Катерина Андреевна, – завел майор.

Я невольно вздрогнула, ну надо же, у нас не только фамилии, но и отчества одинаковые. Наверное, это судьба!

– Скажите, Катерина Андреевна, – завел майор, – вы верите в рок?

– Господи, – обозлилась Катя, – ну к чему подобные разговоры?

– К тому, – вздохнул майор, – что в этом деле все так странно переплелось.

– Вы нам расскажете, что к чему? – робко поинтересовалась я. – Страшно хочется узнать правду.

– С небольшим условием, – усмехнулся Костин, – мы произведем обмен информацией: вы честно ответите на мои вопросы, а я поделюсь своими соображениями, идет?

– Идет, – снова хором ответили мы и уставились на мужчину.

– Тогда слушайте, – сказал Костин. – Основная трудность в данном деле состояла в том, что оно не одно.

– Как это? – спросила Катя.

Костин покачал головой:

– Давайте забудем милую дамскую привычку прерывать собеседника на каждом слове. Выслушайте меня терпеливо, а уж потом вопросы. И начну я с Екатерины Андреевны. Сначала, чтобы полностью разобраться в ситуации, нам придется спросить себя, что за характер у Кати? Потому что вляпалась она в эту историю исключительно благодаря некоторым личностным особенностям.

– Тоже мне, Фрейд нашелся, – прошептала Катя. Но Володю оказалось не так легко сбить с толку.

– Значит, так, – завел он рассказ.

Жила-была в Москве девочка Катя. Папа у нее работал в НИИ, а мама преподавала русский язык и литературу в школе. Хорошие родители, добрые и любящие. Только отец рано умер, а мамуля целыми днями пропадала на работе. Так что Катюша с детства была предоставлена самой себе. Но она не горевала, с семи лет могла разогреть обед и убрать квартиру. Была у Кати мечта – выучиться и стать врачом, да не простым, а обязательно хирургом. Но путь к ее осуществлению оказался тернист. В первый год она не поступила и отправилась на курсы медсестер. В институт попала, только отработав год в Боткинской больнице, в реанимации. На руках уже был один ребенок, Сережка, а за плечами неудачный брак.

Потянулись годы учения, Катюша работала как одержимая, помогать ей было некому, мама к тому времени сильно заболела и превратилась в почти беспомощного инвалида. Катя разрывалась между институтом, домом и больницей, где лежала Анна Ивановна. Другой бы сломался и бросил учение, тем более что в руках уже была отличная специальность медсестры. Кто другой, но не Катя. Она выстояла, получила диплом, устроилась на работу в хорошее место, да еще ухитрялась периодически выходить замуж. Только с семейной жизнью ей катастрофически не везло, все браки рано или поздно заканчивались разводом. Правда, связи с бывшими мужьями она не теряла, наоборот, знакомилась с их новыми женами, детьми…

Основной радостью для Кати была работа, в больнице она торчала с утра до вечера, частенько прихватывая и ночь. Последние годы она стала довольно прилично зарабатывать, но никогда не делала разницы между платными и бесплатными пациентами. Казалось бы, такой ритм жизни должен был выработать у женщины вполне определенный характер: жесткий, даже жестокий, к тому же профессия хирурга не располагает к сентиментальности. Но Катюша оказалась жалостлива без меры. У нее просто щемило сердце, когда очередная бабулька, брошенная родственниками, рыдала в палате. Частенько такие старушки потом оказывались у нее дома, где жили месяцами в ожидании, пока у внуков проснется совесть. Катя могла привести с улицы вконец опустившуюся бомжиху и устроить ту в приют, дать денег в долг малоизвестному человеку и поехать ночью через весь город к подруге, у которой внезапно заболело сердце.

Больные обожали своего доктора, после операции становились ее друзьями и, если им требовалось в дальнейшем лечение, начинали ходить к хирургу запросто, без всякой оплаты. Катя никогда не брала денег со знакомых. И в эту жуткую историю, закончившуюся похищением, она попала благодаря своему характеру и больному Копылову Павлу Семеновичу.

Сначала ничто не предвещало неприятностей. Павел Семенович легко перенес операцию, трудности начались после, на седьмой день. Катя как раз сидела в ординаторской, когда туда влетела жена Копылова с воплем:

– Вы тут чаи гоняете, а Паша умирает!

Катя понеслась в палату. Одного взгляда опытному врачу хватило, чтобы понять: к операции на щитовидной железе нынешнее состояние Павла никакого отношения не имеет. У мужика развилась крайняя форма аллергии – отек Квинке. Когда после всех принятых мер Копылов порозовел и задышал нормально, Катя внимательно пересмотрела историю болезни. Там указывалась довольно редкая форма аллергии – на пищевую соду. Вызванная жена Копылова категорически отрицала даже возможность попадания соды к мужу.

– Слава богу, – тараторила женщина, – не первый год живем вместе, ничего содосодержащего не было.

– Может, приятели принесли? Печенье покупное или пасту отбеливающую «Блендамед»? Там сплошной натрий гидрокарбонат, – констатировала Катя, в глубине души прекрасно понимая, что от такого малого количества аллергена отек Квинке не разовьется. Ну съест Павел Семенович крекер-другой, ну чихнет пару раз, почешется, но чтоб до удушья!..

Однако жена стояла насмерть. Муж употребляет только зубной порошок, а прежде чем съесть продукт, внимательно изучает упаковку, да и не любит он кексы, печенье и готовые булочки.

Но утром ситуация повторилась вновь, как раз после обхода, затем вечером, где-то около шести. Павел Семенович явно брал соду, ел ее два раза в день, а потом утверждал, что не притрагивался к запрещенному порошку. Катя терялась в догадках и подумывала позвать на консультацию психиатра.