Талисман Белой Волчицы - Ирина Мельникова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выпустил столб дыма, помолчал, вспоминая:
— Пол-Европы сапогами истоптал, все Балканы вдоль и поперек на пузе исползал. И с башибузуками[38] дрался не на жизнь, а на смерть. У них ведь закон такой: грабь, убивай, насилуй «райя», так они славян называли, «стадом», значитца, и тебе ровно ничего не будет. Сколько я в разных селах и городах баш-кала — башень из голов людских повидал — не счесть.
В Долине Роз турки такую резню устроили, что кровь ручьями по улицам бежала… Но потом мы им показали! Самого Осман-пашу в плен взяли под Плевной и сорок тысяч басурман! А после под Шипкой и остальную их армию разгромили. Там меня ранило, легко, правда. Генерал Скобелев самолично мне медаль вручил и расцеловал троекратно.
Арина появилась на пороге, уселась по другую сторону и, зябко кутаясь в пуховую шаль, прижалась к его плечу.
Егор повернул голову к Алексею, глаза его странно блестели в темноте:
— У Ариши, слышь, мужик под Плевной погиб, добрый казак был. Я ему сам глаза закрыл и пообещал о женке его заботиться… — Егор замолчал, а через несколько минут произнес:
— Мы тут с Аришей до речки прогуляемся, посмотрим, не сбежала ли куда, а вы спать устраивайтесь. Степанида уже постелю вам спроворила. Завтра рано вставать. — Он обнял Арину за плечи, и она ответила ему счастливой улыбкой.
— Да я, пожалуй, на сеновале лягу, — Алексей посмотрел на небо, — ночь сегодня теплая. — И попросил:
— Арина, дайте мне какое-нибудь одеяло или шубу.
— Возьмите тулуп в сенках, а подушку Степанида даст, — вместо женщины ответил Егор и справился:
— Может, все-таки в комнатах ляжете? А то неудобно как-то!
— Не беспокойся, я в детстве частенько ночевал на сеновале, когда у деда на конезаводе гостил.
— Ну и лады! — улыбнулся Егор. — Под тулупом даже захотите замерзнуть — не замерзнете!
— Только там собачонка, Жулька с кутятами себе угол присмотрела, — подала голос Арина, — если что — гоните ее от себя, не жалейте! А то живо кутят вам под бок перетащит!
— Да уж как-нибудь отобьюсь! — улыбнулся ей в ответ Алексей и направился на сеновал.
Оглянувшись, он увидел спины Егора и Арины. Они шли через огород к баньке. И он опять улыбнулся им вслед.
Но в груди вдруг всколыхнулась подзабытая в суете последних дней болячка. Перед глазами всплыло лицо Маши. Такой он видел ее в последний раз в доме Михаила. Сколько в ее глазах было неприкрытого осуждения и даже презрения…
Алексей вздохнул и, натянув на себя тулуп, погрузился головой в роскошную пуховую подушку.
Тревожные мысли его не отпускали.
Все ли он делает как нужно? Верный ли путь выбрал?
Не ошибается ли? И не случилось ли так, что он уже провалил свое первое задание, пропустив что-то существенное и жизненно необходимое для расследования? Он вздохнул. Да и прав ли он был, когда толкнул себя на подобные испытания, отказавшись от размеренной и спокойной жизни?
Но никто ему не отвечал и тем более не собирался растолковывать, как ему поступать дальше. Жизнь уже не раз доказала, что предпочтительнее и важнее до всего доходить своим умом. И только в одном он был уверен окончательно и бесповоротно: что никогда не расстанется с этими краями, с этой суровой, но вместе с тем светлой землей, той, что подарила ему встречу и дружбу со столь чистыми и ясными душой людьми…
Алексей, уже засыпая, вспомнил вдруг отца Протасия.
Что же было в старце такое особенное, что насторожило его и даже встревожило? В его ли поведении, в походке или в разговоре? Но мысли путались, сбивались — затуманенный усталостью мозг отказывался помогать, а через мгновение и вовсе увлек его в мир сновидений.
Глава 33
— Вставай, вставай, Алексей Дмитрии, — весело прогудел над его ухом голос Егора. — Что-то разоспались мы сегодня. Кто на перине, а кто и на мякине!
Алексей поднял голову с подушки. Урядник возвышался над ним уже при полном параде: в мундире и с шашкой на боку.
Солнечные лучи пробивались сквозь щели в стенах. Во дворе шумно квохтали куры, мычала корова, скрипел колодезный ворот и брякала цепь, поднимая воду из сруба.
— Что, поздно уже? — справился Алексей, откидывая тулуп.
— Да нет, в самый раз! Степанида блины завела, к столу зовет…
Блины подали на стол со сметаной и с осетровой икрой.
Пышные и горячие, они сами просились в рот, и Алексей не отказал себе в удовольствии полакомиться ими на славу.
Егор не отставал от него. Ел да нахваливал, щурился довольно, но чувствовалось, что он нервничает, и болезненная гримаса кривила его лицо всякий раз, когда он встречался глазами с Ариной. Женщина сидела с заплаканным лицом, так ни к чему не притронувшись за столом. Степанида что-то ласково приговаривала, пододвигая ей то чашку с блинами, то блюдо с домашним варенцом. Но она поднимала на нее глаза и безучастно качала головой.
Наконец Егор не выдержал. Хлопнул ладонью по столу и прикрикнул на Арину:
— А ну прекрати реветь! Что ты, навеки со мной прощаешься? Я ведь обещал, расправлюсь с делами — непременно загляну!
Женщина закрыла лицо руками, плечи ее затряслись.
Егор обнял ее и беспомощно посмотрел на Алексея.
— Спасибо, хозяюшки! — Алексей поднялся из-за стола и обратился к уряднику:
— Я тебя, Егор Лукич, во дворе подожду.
Он вышел на крыльцо и вдохнул полной грудью свежий, пропитанный запахами близкой осени воздух. Следом вышла Степанида с небольшим «сидором» в руках.
— Возьмите, это хозяйка в дорогу вам собрала, — подала она ему мешок. — Мясца да сала копченого. И хлеб свеженький, прямо с поду. — Она доброжелательно улыбнулась. — Хотите, я сметанки положу да картохи отварю.
Лукич говорит, дорога у вас длинная. — И шепотом справилась:
— Может, на обратном пути еще заглянете? А то, вишь, как девка истосковалась. Почитай, месяц Егор к нам не заглядывал.
Алексей покачал головой.
— К сожалению, обещать не могу. Обратно мы более короткой дорогой поедем, чтобы к вечеру в слободу успеть.
Там у нас тоже дела!
— Все дела и заботы! — пригорюнилась Степанида и кивнула на окна. — А Арина словно свечка тает, тоской исходит. И мальчонка байстрюком растет. Чтоб ему, ироду, с копыт свернуться, поломал бабе судьбу! — неожиданно грозно выкрикнула она в сторону ворот и даже погрозила кулаком.
Но тут же сплюнула и несколько раз истово перекрестилась.
Алексей с недоумением уставился на нее. И Степанида, оглянувшись на окна, торопливо зашептала, приблизив к нему рябое лицо:
— Егорка ведь с войны гол как сокол вернулся. Ни кола ни двора. А с Ариной они сразу слюбились, как встретились, да батяня ее заартачился. Ариша хоть и вдова, но хозяйство у нее справное, а батя — казачий старшина. Как скажет — все его слушают. Ну и дал Егору от ворот поворот. Он три года холостым ходил, и так подход искал, и этак. На службу казенную устроился, лошадь ему дали, избенку, неказистую, правда, но он ее живо в порядок привел. Но Артемий, то есть отец Аришин, — ни в какую! Ну тогда Егор и оженился. Тоже вдову за себя взял, с двумя детьми, да совместную дочку еще родили. А Аришка в воду бросилась, еле откачали. — Она вновь перекрестилась. — С того времени Артемий рукой махнул. Меня, правда, приставил, за дочкой да внуком приглядывать, и Васятку посильнее остальных внуков любит. Ариша — младшая, а то все сыновья. Семеро их у него. А дочка, вишь, одна-единственная, и то судьба у нее не сложилась…
— Что ж не сложилась? — удивился Алексей. — Егор ее вон как любит, и сынишка у них славный.
— Да уж, жалеть он ее шибко жалеет. Пылинке не дает осесть, ветерку обдуть. Только не по закону это божьему.
И дите в грехе рождено! — Степанида вздохнула и деловито переспросила:
— Так сварить картохи или нет?
Но Алексей не успел ответить. На крыльце появился Егор. Следом шла Арина с Васяткой на руках. Глаза ее еще больше покраснели, но она прижимала к себе сынишку и даже пыталась улыбаться. Егор тоже держался подчеркнуто бодро. Уловив последние слова Степаниды, шутливо прикрикнул:
— Спохватилась, старая! Раньше про картоху надо было думать! А сейчас труба зовет, собираемся в поход! — и сбежал с крыльца.
За воротами их поджидал Прошка, держа обеих лошадей в поводу. Алексей вскочил на лошадь. Арина передала сынишку Степаниде, и та унесла его в дом. Егор что-то ласково говорил женщине, та кивала согласно головой. Затем обняла его и, накинув шаль на голову, бросилась во двор. Егор взобрался на коня, и они с места взяли в карьер. На повороте Алексей оглянулся. Арина стояла на высоком крыльце и, прижав шаль к губам, смотрела им вслед и плакала навзрыд.
У околицы Егор натянул поводья, останавливая коня.
И виновато посмотрел на Алексея.
— Давай погодим чуток, Алексей Дмитрич! Курну маненько! — Не сходя с лошади, он достал кисет, свернул цигарку. И прежде чем закурить, горестно вздохнул:
