Избранное. Романы и повести. 13 книг - Василий Иванович Ардаматский

письмо мое к Вам омрачено вестью о болезни Вашего сына. Для нас эта тяжесть успела уже изгладиться — вначале мы не знали степени серьезности болезни и, получив первые сведения, ожидали худшего.

Конечно, нам неприятно, что мы не смогли уберечь Вашего сына, но он сам в данном случае считает себя справедливо наказанным — постель для него наихудшая пытка.

Резюме — Вашему сыну повезло еще раз, и Вы должны при встрече сделать ему жесткое внушение.

Теперь о новых положениях в нашем торговом деле. В течение 2-х последних недель мне удалось утихомирить многих буянов. Но это меры временные. Необходимы коренные перестройки, необходимы твердые рулевые, определенная цель (конечная) и план на ближайшее будущее.

Еще более необходима точная обрисовка нашего политлица (в целом). Персонально мы ясны, но широкая масса (низы) требует чистки и ретушевки.

Ни застоев в работе, ни нервности допускать нельзя — второго у нас нет, но первое есть. (Если бы не было застоя, искусственно нами вызванного, было бы гораздо хуже.)

Быстрое проведение в жизнь Вашего решения, т. е. руководство нашей работой на месте, хотя бы в течение одного-двух месяцев, мы считаем блестящим выходом из положения (мы — это я, Ваш сын и еще несколько человек, знающих Ваше отношение к нам), ибо, повторяю, ресурсы и надежды на солидное торговое будущее с каждым днем улучшаются. Я придумал эту фразу и знаю ее правоту. Дальнейшие выводы для Вас излишни, Вы, я уверен в этом, видите их лучше меня.

Итак, жму еще раз мысленно Вашу руку (надеюсь, что мысленно в последний раз).

А.П. и И.Т. доложат о наших торговых делах.

Всегда и всюду Ваш (подпись).

1924 г.

Из письменного доклада И. Т. Фомичева — Б. В. Савинкову

…Сообразуясь с Вашими пожеланиями и с собственным разумением своей ответственности перед нашим священным движением, я, не считаясь с довольно большим риском, совершил инспекционно-осведомительскую поездку по России с конечным направлением на юг, которая к концу была омрачена и фактически прервана трагическим происшествием с П. Отлично понимая и разделяя Ваше волнение, начну с последнего.

Опрос осведомленных лиц показал, что ошибки в выборе для экса поезда не было, т. к. вооруженные военные и гражданские люди могли оказаться в любом поезде. Расстановку сил также следует признать правильной: 6 человек во главе с надежным и опытным человеком от С.-Гирея ехали в поезде, а 23 человека, все на конях, во главе с П. ждали поезд в условленном и, замечу, хорошо выбранном месте.

Первая ошибка допускается группой, ехавшей в поезде, — к моменту остановки поезда на условленном месте эти люди оказываются в пяти вагонах от вагона, в котором находился артельщик с деньгами, предназначенными как предмет экса. Пока они пробивались к вагону с артельщиком, уже поднялась тревога, в результате чего они были встречены выстрелами, еще не достигнув цели… В это время был убит человек С.-Гирея, и группа, оставшаяся без вожака, фактически распалась, а двое бежали. Между тем люди, руководимые П., оказались в положении, когда они не могли вести уверенный огонь, т. к. боялись поразить своих. Тогда П. проявил присущую ему храбрость: оставив коня, он вошел в поезд и по вагонам, с одним наганом в руке, пошел к месту, где шла перестрелка, чтобы принять руководство боем. Остальные его люди разбились на три части, две из которых направились в начало и конец поезда, а третья осталась в районе вагона-цели, ожидая сигнала П. атаковать цель.

Однако П., еще не доходя до вагона с артельщиком, был дважды тяжело ранен — в ногу в области паха и в грудь. Но у него хватило сил выбраться из вагона и свалиться на насыпь, что было замечено людьми его группы, которые немедля бросились к нему, подобрали, и четверо, взяв его на коня, повезли от места событий. Одновременно с этим машинист паровоза, который не был взят под контроль (ошибка П.), дал гудок и повел поезд к Ростову. Оставшиеся в живых люди из группы, находившиеся в поезде, еле успели выпрыгнуть, оставив одного убитого в поезде…

Трудно мне описать словами мою тревогу и боль, и единственно, что несколько меня успокоило, это теперь уже уверенность, что П. выздоровеет и вернется в строй.

Примечание автора романа: 

Приводить этот доклад полностью я не нашел нужным. В нем двадцать одна страница густого машинописного текста и очень много повторений и всяких пустопорожних и неинтересных рассуждений Фомичева о внутреннем положении Советской России, о борьбе с большевиками и т. п.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Дзержинский был прав — Савинков нервничал оттого, что не имел новых известий из России. Почти каждый день звонил по телефону в Варшаву, спрашивал, нет ли чего-нибудь нового. Когда он слышал все то же «пока все по-старому», его охватывала дикая ярость, и он торопливо прощался со своим далеким собеседником, иногда все же успевая прорычать в трубку что-нибудь вроде «безобразие», «саботажники». Потом ему бывало стыдно своей ярости, он отлично понимал, что от Философова и Шевченко ничего не зависит и что у него нет никаких оснований подозревать в саботаже Павловского, Фомичева или Шешеню. Он понимал, что нервы у него не в порядке, и оттого нервничал еще больше. А именно это и имел в виду Дзержинский, когда, предлагая устроить в операции паузу, говорил, что будет весьма полезно для дела, если Савинков вдоволь повисит на собственных нервах.

В пору больших тревог Савинков начинал бояться одиночества. А сейчас тревога не оставляла его ни на минуту. Ночью он просыпался от острого тревожного чувства опасности и потом