Ричард Длинные Руки – маркграф - Гай Орловский

– И противные, – согласился я. – Да, мы в глубине души всегда завидовали вашей гладкой и такой зеленой, как молодая трава, коже… И вообще вы хороши с такими короткими кривыми ногами, с такой объемистой грудью, с такой фигуристой задницей…

Она слушала с удовольствием, все больше расслабляясь. Глаза стали довольными, губы расплылись в торжествующую усмешку. Крепкое вино ударило в голову, хорошо, сейчас обессиливает мышцы, но главное – наполнит покоем и благодушием.

– Да, – прорычала таким мурлычущим голосом, словно передо мной сидел сытый тиранозавр, – мы сильный народ…

– И мудрый, – согласился я, – а главное – красивый!.. Все наши женщины хотели бы иметь вот такие… ого, какие тяжелые!.. Как здорово… На глазах растут, как круто… А эти штуки выдвигаются, как кольца подзорной трубы… Ух ты, еще выдвинулись!..

Она со снисходительным пренебрежением наблюдала, как я ощупываю ее, продолжая восторгаться совершенством троллей. На самом деле я ничуть не прикидывался, это же кайф, в такую жару могу не просто трогать, но и прижаться к холодному, как у только что вылезшей из воды лягушки, телу. Это же как здорово, когда эта лягушка размером с бегемота! Мы в тени, но воздух накален, даже глотку обжигает, а тут чувствуется, что не только кожа, но под нею и кровь холодная. Какое блаженство в такой жаркий день лапать и щупать прохладное тело, что ничуть не разогревается и не истекает вонючим потом под моими ладонями с жадно загребущими пальцами!

– Как здорово, – сказал я искренне, – в такую жару ты такая прохладненькая, лягушечка ты моя!

– Почему лягушечка? – прорычала она совсем пьяным голосом.

– У нас, – объяснил я, – иногда удавалось, если очень сильно повезет, жениться на лягушках. В основном короли старались. Царевны-лягушки, так они и назывались. Или принцессы-лягушки, если в других землях. Что делать, если в наших краях троллей нет? Вот и приходилось на такой мелочи… А ты вон какая крупная, сочная, прохладненькая…

Я прижимался к ней, она зычно взревывала, я понимал, что это ее довольное и снисходительное хихиканье, чувствует мой жар и мое желание спастись от зноя вот таким способом. Я совсем уж не то чтобы прижался к желанной прохладе, а буквально втиснулся в ее мощное тело, ставшее мягким, облапил и, продолжая нахваливать, сдвинул, заставив оторвать спину от дуба, и уложил на траву.

Ее исподлобистые глаза взглянули уже без всякой опаски, руки она свободно раскинула в стороны, в самом деле красиво вылепленные, толстые, мускулистые, а обе зеленоватые горы грудей легонько колыхаются от сдерживаемого смеха.

Ноги тоже раздвинула, бедра на загляденье толстые и мощные, фигурно вылепленные. Я поспешно сбросил штаны и лег сверху, словно на мягкий матрас, наполненный водой.

– Ой, какая же ты замечательно прохладненькая…

– А ты какой противно горячий…

– Сейчас я остыну, – пообещал я.

– Ладно…

– Вот щас, щас…

Троллиха вздрогнула запоздало и вяло, но я продолжал смотреть ей в глаза весело и успокаивающе, восторгался ею и снова восторгался, а потом опять восторгался. Она постепенно расслабилась, зеленые веки медленно опустились, закрывая злобненькие глазки. Мне даже показалось, что засыпает, потом в ее недрах начал нарастать жар, очень странное ощущение, когда кожа остается прохладной, даже холодной, но все-таки погружаюсь, как в кипящее масло.

Над головой чирикали птицы, в какой-то момент вроде бы подошел, обогнув дерево, и критически посмотрел сверху какой-то зверь, неодобрительно фыркнул и удалился. Ветви шелестят, по моей спине пробежал жук с воробья размером и тяжелый, будто из свинца. Потом я уже не слышал ни птиц, ни шелеста, а по мне могли бегать даже дикие лошади Пржевальского.

Волны еще встряхивали мое тело, когда я опомнился и спросил тихо:

– А ты?

Не поднимая век, она рыкнула, выставив клыки:

– Не смогу, ты… такой противный!.. Но не обращай внимания.

– Но…

– …как вы всегда делаете.

– Да это я так, – объяснил я, – из вежливости. Вежливость – эта такая вещь… вы о ней не слыхали. Да и мы, собственно, только слышали.

– Может быть, теперь слезешь?

– Не могу, – признался я. – Ты такая прелесть, что даже вот теперь… не могу слезть и отвернуться к стенке. И стенки нет, и ты такое прохладное чудо! Я до встречи с тобой чуть не вскипел, еще малость – взорвался бы от перегрева, а ты, моя лягушечка, спасла от жуткой смерти, ну просто чудо из чудес…

Она что-то пробормотала, дышит легко и расслабленно, мой вес ей не помеха, сильная женщина, лежу, не опираясь на колени и локти. Ее дыхание приподнимет меня и опускает, ну прямо сказка, я продолжал вжиматься в прохладу и мягкость, чувствуя как в самом деле уходит из крови жар, а из черепа – горячечные мысли. Ее толстые могучие мышцы расслабились, лежу будто на нежнейшей перине, наполненной прохладной водой…

Мои руки сами по себе начали мять ее могучее и огромное вымя, смаковать прочие прелести, и снова разгорелся жар, который я постарался погасить самым простым и примитивным способом. На этот раз мне показалось, что и троллиха отозвалась, хоть сдерживается изо всех сил, даже глаза прикрыла, чтобы не видеть омерзительную рожу человека, такую далекую от канонов красоты тролля.

Затем мы оба долго лежали молча, от нашего хриплого дыхания и довольного рева не только разбежались жуки, но и разлетелись птицы из кроны дерева. Наконец я заставил себя скатиться со все так же прохладного и лакомого, бухнулся в траву рядом и лежал, бездумно и довольно глядя на зеленые ветви. Там мелькнул рыжий зверек, донеслось тонкое верещанье, вниз полетела сосновая шишка, откуда он ее только и взял, ветви колыхнулись еще пару раз и успокоились.

Она с трудом повернула в мою сторону голову, вино уже сработало в полную силу, хихикнула грубым голосом, как мог бы хихикнуть слон:

– Я слышала, вам религия запрещает…

Я ухмыльнулся.

– Мало ли что – религия! Религия – еще не вера.

– А вера? – спросила она пьяным голосом и снова гулко хихикнула.

– Вера не запрещает, – ответил я. – Вере нет дела до таких мелочей, как, с кем и в какой позе.

– Но другие люди…

Я отмахнулся.

– То другие. А я особенный.

– Избранный?

Я помотал головой.

– Этих избранных хоть анусом кушай. Деревьев не хватит, чтобы перевешать. Особенный! Это значит, что в моем королевстве на паспорт не смотрят. Даже на морду, бывало, не смотрят… если есть на что смотреть еще.

– А у меня есть?

– Есть, – заверил я. – Даже не думал, что на свете могут быть вот такие… гм… Класс! Дай еще потрогаю, ну не могу утерпеть… Это же мечта всех мужчин, завидую троллям! Я же сказал, у нас даже на лягушках женятся, а лягушкам до тебя далеко… У них нет вот таких… ух ты, они стали еще больше!.. Никогда бы не подумал… И вот этого нет… Про вот такое вообще молчу, теперь каждую ночь будет сниться…