Кэти Малхолланд том 2 - Кэтрин Куксон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но почему он никогда не возвращался сюда? Было вполне понятно, что у него не возникало желания встречаться с отцом, но неужели он не скучал по матери, по этой миловидной женщине с добрыми печальными глазами, чья комната пахла лавандой и фиалками? И почему он посчитал необходимым скрывать ее существование от своего сына и внуков? Вряд ли эта женщина стала бы раскрывать его семье тайну кровного родства между ним и его женой.
В письмах прабабушки, найденных отцом в архивах деда, не было и намека на это родство или на какие-либо скандальные истории, происшедшие в семье. Это были письма настоящей леди, в них мать осведомлялась о здоровье сына, сообщала ему, что сама чувствует себя превосходно, делилась каждодневными новостями — сообщала, к примеру, что дядюшка Леонард скончался, а тетушка Гертруда навещала ее на прошлой неделе; писала о погоде — сегодня на дворе стоит чудесный день, а вот вчера шел дождь; писала о своих времяпрепровождениях, о том, что сейчас читает Браунинга и что ей очень нравится Браунинг, — но ни в одном письме она не упомянула о своем муже и ни в одном письме не поинтересовалась о жене сына.
Уже перед самым отъездом Дэниел Второй отвел сына в сторону и сказал: «Что бы тебе ни случилось узнать, не пиши об этом в письме. Расскажешь обо всем, когда вернешься. Понял?» И Дэниэл Третий прекрасно понимал опасения отца.
Теперь он понимал и многое другое. Он понимал, к примеру, почему его бабушка всегда держалась обособленно от остальных членов семьи и почему дедушка относился к ней с почти преувеличенной заботой. Дедушка всегда обращался с бабушкой так, словно она — хрупкая и бесценная фарфоровая статуэтка, которую он боялся разбить. Он вспомнил, как во время семейных собраний дедушка с бабушкой всегда сидели в стороне от других, как королевская чета, наблюдающая за придворными, — так однажды выразился его брат. И все эти годы они строго хранили тайну существования дома в Англии и человека, который приходился отцом им обоим.
У дедушки с бабушкой был всего лишь один ребенок — его отец, но у отца было шестеро детей, четверо мальчиков и две девочки. Дэниел был третьим сыном, а после него родилась Виктория. Виктория… Быть может, Виктория была наказанием, посланным детям за грехи родителей?
Врачи сказали его матери, что такой ребенок, как Виктория, может родиться в любой семье. Но если мать узнает о кровном родстве, связывающем родителей мужа, она непременно объяснит рождение слабоумной дочери именно этим. Быть может, его отец уже подозревал что-то в этом роде и думал о Виктории, когда попросил его не сообщать в письмах о том, что он узнает в Англии, боясь, что письма будут прочитаны матерью. Потому что, если мать узнает правду, она возложит всю вину за Викторию на отца, и тому уже никогда не знать покоя.
Его мать происходила из семьи Мэзон-Крауфордов, семьи с незапятнанной репутацией. С отпрысками этого почтенного семейства никогда не случалось скандальных историй, и рождение Виктории было тяжелым ударом для матери. Хотя вряд ли к Виктории можно было применить слово «скандал» — рождение таких детей рассматривается обычно скорее как выражение воли Господней, а не как позорное происшествие. Да, но почему Всевышний наградил таким ребенком хорошую, добропорядочную семью, которая ничем не согрешила перед Ним? Значит, грехи предков все-таки имели к этому отношение?
Для матери и для ее семьи рождение Виктории было загадкой, и таковым оно должно остаться и впредь. У Мэзон-Крауфордов было, по крайней мере, одно утешение — если это наследственность, то она передалась не по их линии, потому что в их роду, насколько это было известно, никогда не было слабоумных. Что же касалось Дэниела Второго, о его предках не было известно ничего. В семье привыкли считать, что родители Дэниела Первого и Сары погибли в железнодорожной катастрофе, путешествуя вместе, еще до того, как Дэниел и Сара поженились. Разумеется, Мэзон-Крауфорды, хоть и придавали большое значение родословной, но, опасаясь напоминанием о трагедии растревожить уже пережитую боль, не стали расспрашивать Сару и Дэниела-старшего.
Дэниел спустился с холма и вернулся к дому со стороны парадного входа. Пройдя по подъездной аллее, он обошел дом и вошел на кухню, где его уже ждал обед.
— Я понимаю, сэр, это просто неприлично — предлагать вам обед на кухне, — извинилась перед ним Мэгги, которая заканчивала накрывать на кухонный стол.
— Что вы, что вы, я вам и так очень признателен за то, что вы вообще кормите меня обедом, — поспешил успокоить ее он. — А есть на кухне я привык, мы дома всегда едим на кухне.
Последнее было неправдой. До сегодняшнего утра Дэниел ни разу в жизни не ел на кухне — его мать, аристократка до мозга костей, никогда бы этого не допустила, да и слуги были бы шокированы его присутствием на кухне. Но сейчас его личное обаяние и простота в общении сделали свое дело — Мэгги и Вилли искренне поверили его словам.
После обеда Дэниел пил кофе в маленькой гостиной, которая раньше была комнатой миссис Дэвис, экономки, и слушал Мэгги, передающую ему рассказы Фанни Крафт. Он вздрогнул от неожиданности, когда донеслись крики с верхнего этажа. Старик кричал так громко, что его вопли были слышны даже внизу, несмотря на толстые стены.
— О, не обращайте внимания, сэр, — сказала Мэгги. — Он вовсе не страдает. Он кричит от злости, потому что привязан и не может швырнуть чем-нибудь в моего мужа. А сегодня на него нашла особая ярость, потому что он опять вспомнил об этой женщине, Малхолланд.
— Он что, так сильно ее ненавидит? — Дэниел слегка наморщил лоб.
— О, когда он о ней вспоминает, в него словно вселяется дьявол, — спокойно ответила Мэгги. — Он часами проклинает ее и никак не может остановиться. Я всегда говорю Вилли: удивительно, что она его не слышит. Может, она его и слышит. Такая сильная ненависть, должно быть, чувствуется и на расстоянии.
Дэниел улыбнулся.
— Что ж, вряд ли его ненависть может побеспокоить ее там, где она сейчас, — заметил он.
— О, вы ошибаетесь, сэр, она еще не умерла.
— Не умерла? — Дэниел чуть не выронил чашку. — Вы хотите сказать, эта женщина, Малхолланд, мать моей бабушки, еще жива?
— Да, сэр, она жива. Я, правда, сама узнала об этом не так давно из местной газеты. О ней написали статью — понимаете, в наших краях она известная личность. Но я думаю, она еще не долго протянет — она ведь уже очень стара.
— Она живет поблизости?
— В Шилдсе, сэр. Кажется, в Вестоэ. Да, я думаю, в Вестоэ — это район города, где живут все богатые люди.
Сверху донесся громкий вопль, и Мэгги поспешно встала.