Бунт Хаус (ЛП) - Харт Калли

Рэн улыбается, но выражение лица у него невеселое. Он должен это чувствовать. Это электричество между нами, должно быть, пожирает его заживо, как оно пожирает меня. Он снимает свои спортивные штаны, и, как я и ожидала, его член выпрыгивает из толстого материала, гордо стоя, когда он выходит из штанов. Проходит мгновение, и я впиваюсь ногтями в ладони, так близко к тому, чтобы разорвать кожу, а Рэн стоит абсолютно неподвижно, позволяя мне рассмотреть себя.

Член массивный. И реально чертовски большой. Я не ожидала ничего меньшего. Рэн излучает безумные вибрации большого члена двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Я просто не ожидала, что он будет настолько большим. Тяжелая головка его члена качается, и мне кажется, что я погружаюсь в кровать подо мной, исчезаю в ней, поглощенная одеялом и всей этой горой подушек.

Рэн делает шаг вперед, обхватив свою плоть ладонью.

— Ты уверена насчет кофе?

Он так широко улыбается, что у меня чуть глаза не закатываются. Боже всемогущий, он чертовски красив. В ту ночь, когда разразилась гроза, я украдкой бросала на него взгляды, но не позволила себе рассмотреть его так, как позволяю себе сейчас. Его пресс нелепо рельефен, грудные мышцы гордо торчат из мускулистой груди. И четко очерченная V-образная мышца, ведет взгляд вниз, вниз, между его ног, направляя меня прямо к его эрегированному члену... я не могу, бл*дь, отвести взгляд. Поэтому вместо этого я смотрю вниз. Яйца между его бедер большие, тяжелые и распухшие. Рэн замечает, куда я смотрю, и опускает руку, сжимая их рукой, слегка вздрагивая, когда я издаю хриплый всхлип, который смущает меня до чертиков.

— Так вот зачем ты пришла сюда, малышка Эль? Ты знала, что это произойдет? Ты думала о моем члене всю дорогу вниз с горы?

Я сглатываю, пытаясь понять, что происходит внутри меня прямо сейчас. Я никогда еще не была так противоречива. Здесь слишком много мыслей, потребностей и желаний, и все они ссорятся друг с другом, кричат друг на друга, умоляя, чтобы их услышали. Мои эмоции похожи на одну из бурных картин Рэна —вихрящаяся масса цвета, света и тьмы, смешанных вместе, размытых и сюрреалистичных.

Неужели это происходит на самом деле? Я реально нахожусь здесь? Или это лихорадочный, восхитительный кошмар, от которого я сейчас проснусь, задыхаясь и обливаясь потом?

— Нет, — шепчу я. — Я не позволяла себе думать... об этом. — Такая мысль была бы слишком опасна. Если бы я хоть на минуту позволила себе подумать, что это может случиться, я бы уже бежала обратно на холм, как будто сам дьявол был у меня за спиной.

Умные девушки не связываются с дьяволом.

Девушки, у которых умная голова на плечах, избегают подобных неприятностей.

Раньше я точно знала, кто я такая — та, кто сделает правильный выбор, столкнувшись с искушением. Я только сейчас понимаю, что никогда раньше по-настоящему не испытывала искушения. В Тель-Авиве мне было легко уйти от вечеринок, выпивки и милых мальчиков. Мой отец сделал это очень легким для меня. Обещание жаркого и взрывного поцелуя с парнем, который мне нравился, не могло сравниться с бесконечным миром дерьма, в котором я окажусь, если мой отец узнает. Но Рэн... черт, я никогда ничего не хотела так сильно, как Рэна. И не важно, насколько это глупо, я бы рискнула всем, чтобы заполучить его.

Он хватает свой член, ощупью сжимая себя обеими руками, его глаза затуманены и расфокусированы, когда он приближается к кровати.

— Поскольку ты совершенно ясно дала понять, что не склонна умолять, мне нужно, чтобы ты сказала, чего ты хочешь от этой ситуации.

Мое сердце спотыкается и падает с края сорокафутовой скалы, унося с собой желудок.

— Вероятно, больше, чем ты можешь дать, — признаюсь я робким голосом.

Похоже, это его заинтриговало.

— Ты говоришь не о моем теле. Ты говоришь о чем-то другом.

Я разваливаюсь на части. Я так чертовски сильно жажду его, что даже не знаю, чего хочу больше.

— Ты сама не знаешь, о чем просишь, — говорит он, и его слова темны и полны гравия, обещая невыразимую боль. — Во мне столько всего, что человек может вынести, прежде чем станет больно, малышка Эль, и нет, я говорю не о своем члене. — Он безжалостно ухмыляется. — Мое сердце-граната. Там, где оно заперто в своей клетке, ему безопаснее. Вытащишь его оттуда, и, по сути, выдернешь чеку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— И что произойдет потом? — Я вся дрожу.

Рэн подходит к изножью кровати. Отпускает свою напряженную эрекцию и кладет руки на мои лодыжки, крепко сжимая их пальцами.

— Ну, не знаю. Никто никогда не пытался.

Он тащит меня к себе за ноги и объявляет своей добычей.

Глава 23.

РЭН

РОЖДЕСТВЕНСКОЕ УТРО.

Рэн Джейкоби, нежный шестилетний мальчик, сидел рядом со своей сестрой-близнецом и нетерпеливо ждал, когда он откроет свои подарки. В семь, восемь, девять и десять лет он делал то же самое, и сердце его бешено колотилось, не в силах сдержать восторга от того, какие прелести он мог бы найти среди груды красочно завернутых и украшенных лентами подарков, ожидавших его.

Все эти рождественские праздники вместе взятые даже близко не подходят к тому волнению, которое я испытываю сейчас, когда тяну Элоди по матрасу к себе. Я больше не наивный маленький мальчик, наполненный юношеским предвкушением из-за коробки Лего. Нет, теперь я гораздо больше заинтересован в том, чтобы разрушить вещи, чем собрать их вместе, и Элоди обещает быть самым ценным подарком из всех.

Та часть меня, которая взяла ее фотографию со стола Харкорт — та самая часть меня, которая наслаждалась перспективой разбить ее сердце и заставить плакать — поднимает свою уродливую голову, отдавая всевозможные мерзкие приказы. Мой член напрягается сильнее, и кровь с ревом бежит по венам, неудержимая, смертельная приливная волна... но я сжимаю кулак вокруг этой темной тени, прогоняя ее из своего сознания. Рэн, живший три недели назад, наверняка уже спланировал бы, какие жестокие, холодные слова он собирался сказать Элоди, как только насытился ею сегодня вечером, но теперь я перестал бороться, все перевернулось с ног на голову, и я не знаю, что, черт возьми, буду делать, когда все закончится.

Но я точно не стану разбивать ее вдребезги. Я заставлю ее развалиться на куски в моих объятиях, и буду смотреть, как она раскалывается на части, когда достигнет оргазма. После этого, кто знает, что, черт возьми, будет дальше. Любая догадка имеет место быть.

Ее ресницы трепещут, как крылья бабочки, когда она смотрит на меня, ее зимние голубые глаза полны желания и возбуждения. Ее язык высовывается, смачивая нижнюю губу, и я сдерживаю рык при виде этого.

— Ответь мне, Эль, чего ты хочешь? Как далеко ты хочешь, чтобы это зашло?

Миссис Хопкинс, наша незадачливая учительница статистики, вытянувшая короткую соломинку в тот день, когда студентам Вульф-Холла предстояло произнести целую лекцию о согласии, могла бы чертовски гордиться мной сейчас.

— Мальчики, я знаю, что вы все еще слишком молоды, чтобы думать о сексе (ха-ха-ха, черт возьми), но вы всегда должны быть уверены, что ваша партнерша согласна на ваши ухаживания. Если вы не услышите от нее ясного «да», то всегда лучше предположить, что это «нет».

Но ее гордость была бы неуместна. Я не спрашиваю согласия Элоди. Она уже сделала это, как только объявила, что идет в мою гребаную комнату перед Паксом и Дэшем. Нет, я просто хочу знать, насколько развратным моя драгоценная маленькая Эль позволит мне быть.

Она извивается, ее грудь быстро поднимается и опускается, пальцы ног прижимаются к моему плоскому животу. Господи, как же мне хочется ее укусить! Я хочу, бл*дь, поглотить ее. Я хочу взять все эти красивые светлые волосы и обернуть их вокруг моего кулака, пока я вгоняю свой член в ее рот так глубоко, как только возможно. Ее глаза закрываются, как будто у нее есть окно в мой порочный, развращенный ум, и то, что она видит там, делает её распущенной.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})