Ожидатели августа - Аркадий Викторович Ипполитов

умереть сразу, а не экспериментировать. Среди первых листочков белели истина с правосудием, римляне похищали отчаянно машущих руками сабинянок, и это вообще-то спросил не я, а Иосиф Бродский.

Про одиночество

Для того чтобы посетить Нору Клеммель, надо собраться с духом. Нора, несмотря ни на что, обаятельна, умна, остра, но при всем при этом она – чудовищна, как только может быть чудовищна богемная девушка в возрасте графини Ростовой. Она пишет очень приличные композиции с артдекошными юношами и девушками в духе Тамары де Лемпицка и фильма «Строгий юноша», весьма декоративные, в меру эротичные, но особенно привлекательные тем, что они как бы иронизируют над тем, что в них восхищает, и в то же время иронизируют над иронией, к которой приходится прибегать, чтобы вас не поймали на восхищении тем, над чем принято иронизировать всем приличным людям, читавших Сьюзен Зонтаг, и читавших ее не просто так, для галочки, а весьма вдумчиво, и поэтому воспринимающих иронию Зонтаг весьма иронично, и так – до бесконечности, я уже сам запутался, – в общем, картины Норы очень даже ничего. Она при этом большой мастер находить модели обоего пола для своих произведений, так что ее мастерская просто кишит весьма соблазнительными юношами и девушками, готовыми для искусства на многое, хотя и не всегда на все, – это уже как получится, зависит от тебя самого и тех аргументов, которыми ты искусство можешь подкрепить. Принадлежа к типу тех еврейских красавиц, которым удачно удалось не растолстеть, она внешне слегка освободилась от возраста, хотя внутренне все же осталась у него в плену, – богемные девушки за сорок или уже окончательно доводят свой вамп до состояния вампуки, или украшают себя школьными бантами, – а Нора совмещала весьма художественно обе крайности, что придавало ей выразительности, поэтому она на юношей и девушек действовала безотказно. Когда она находила время их рисовать, для меня остается загадкой, я всегда заставал их за весьма однообразным занятием, – Нора вещала и острила, а они – млели. Потом все постепенно напивались до полного бесчувствия, что столь же соблазнительно, сколь и утомительно, поэтому я всегда уходил до начала самого интересного, тем более, что все равно мало что запоминается, а голова болит.

Вещала Нора замечательно, и сквозь ее сумбур время от времени пробивались настоящие перлы. Мое сердце она завоевала окончательно и бесповоротно тем, что однажды, когда я как-то неуклюже оправдывался, что не занес ей одно эссе, что обещал, она мне заявила: Ты что, думаешь, мне твое эссе нужно? Нет, мне просто твоя задница нравится. – Лучшего комплимента моему литературному таланту я не слышал никогда в жизни. Вообще ее суждения всегда отличались крайней разумностью, подчеркнутой острой приправой ахинеи, – так, про одного доморощенного Барта она сказала: он так долго шлифовал свои мозги, что стер их до основания, – замечание невероятной верности. Но еще большая верность чувствовалась в ее подлинном восхищении моим творчеством, хотя я уверен, что она никогда не прочла более двух страниц моих писаний. «Чтобы не отвлекаться от жизни», – но именно поэтому ее восхищение и остается подлинным. Я любил, люблю и буду любить Нору.

Любовь жизнь не облегчает, а усложняет. Нору я готов любить раз в три месяца, не чаще. Собравшись с силами, я решил доказать свои чувства подвигом нанесения визита, что произошло в то время, начало нового года, когда уже вся страна устает пить от обилия языческих, католических, православных и всяких других праздников, и начинает скучать по будням, как раб по кнуту, проститутка по панели, Сальватор Дали по чреву матери. Вся страна, но только не Нора.

Подловив момент завтрака, где-то около двух, я весьма четко договорился вместе отобедать и устремился к ней довольно рано, так, чтобы успеть к вменяемому времени, до обычной сходки моделей и их потребителей, – к 6 p. m. – но все равно опоздал. У нее, правда, никого не было, даже ее молодого любовника, но Нора уже успела вдеть. Программу я знаю наизусть, и – если любишь, терпи, – вот и терпел обычное остроумное злословие, сообщение о том, что до тридцати она была девственницей (если, правда, не считать рождение ребенка, она оговорилась для приличия), затем жалобы на творческий застой, слезы по поводу того, что все ее потребляют (чистая правда, кстати), требование, чтобы я сказал, что она хорошо выглядит, я сказал, что мне, трудно, что ли, дикий смех и блистательно сальный рассказ про ее новый роман с драгдилером. Одно только меня смущает, поведала мне Нора, – его год рождения, – 1983.

Этот год ее смущал отнюдь не тем, что, если бы они со своей дочерью поднапряглись и родили бы обе чуть раньше своего совершеннолетия, он мог бы вполне стать ее внуком, но тем, что он – Свинья, как ее муж и молодой любовник. Не слишком ли много свинства в одном доме, как ты думаешь?… они же меня сожрут…

Этого драгдилера я видел четыре месяца назад, и называть его надо скорее драгдилером, так как это не определение профессии, а ласковое прозвище. Нора познакомилась с ним в сортире ночного клуба, притащила рисовать, и я как раз застал сложный момент юношеской жизни на распутье, так в одно и то же время его обрабатывали и Нора, и ее друг, хозяин ресторана, предлагавший юноше работу официанта. Он был заинтересован и в том и в другом предложении, и был похож на нежного волчонка, еще ни разу в жизни не линявшего. Нежного, но голодного, впервые вышедшего на охоту.

– Не давай ему, пока он тебя главным менеджером не сделает, – Нора ободрительно хлопнула волчонка по заднице, разрешив его сомнения, так как он понял, что ласковому теленку двух маток сосать не возбраняется. Чело его разгладилось, и он устремился вперед – как я теперь узнал, весьма результативно. Работу тоже получил.

Романтика Нору успокоила, она подкрасила губы и вывела меня поужинать в соседний китайский ресторан. Несмотря на мои вялые протесты, заплатила, заставив меня испытать приятное чувство пожилого жиголо по вызову «все, кроме секса», и, поковырявшись в утке, совсем пришла в себя, приободрилась и уже новые радости ждали нас, так как ей позвонил некий американский коллекционер, «с которым я обязательно должна тебя познакомить». Отказаться не было никакой возможности, я это прекрасно понимал, во-первых, он – няма, у него полно мальчиков, во-вторых, он меня покупает, мне нужно с тобой появиться, в-третьих, у него роскошная квартира и отличная мебель, ты же любишь мебель, – уговорить меня было