Забытый плен, или Роман с тенью - Татьяна Лунина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты прав, больше перебивать не буду. Слушаю тебя очень внимательно. Итак?
Василий Иванович основательно поработал с платком и, переместившись, наконец, взглядом на шефа, прогундосил:
– Помните того бедолагу с пробитой головой?
– Кого?
– Моего соседа по палате. Ну, когда у нас неувязка с Аркадием вышла и я загремел на больничную койку, припоминаете?
Конечно, он помнил. Еще бы забыть то чужое молчаливое безразличие в ответ на его «Добрый день!», собственное ожидание на лестничной площадке и любопытные взгляды прошмыгавших мимо медсестер.
– И что?
– Это был ее бойфренд, как теперь говорят, Вадим Стернов, известный ресторатор. – Василий привычно поднес к носу платок, через паузу уточнил: – Правда, на тот момент они уже не общались.
– Тогда какого черта она торчала в палате?
– А кто ж этих баб разберет? – философски заметил Голкин. – Не знаю, может, из жалости навещала. Да вы, наверное, слышали об этом деле, – оживился сыщик. – Фамилия Стернов – почти что бренд. У этого деятеля была целая ресторанная сеть: три – в Москве, два – в Питере, вроде в Сочи еще собирался открыть. Оформление, обслуга, кухня – все по высшему разряду. Я как-то заглядывал в «Ледяной дом» на Остоженке, мне понравилось. В свое время на мужика наезжали подольские, хотели влезть в его бизнес. Потом как будто приутихли, видно, договорились – в общем, обычная история. Но пару лет назад у бедняги опять возникли проблемы. Подольская шелупонь приглядела ресторанчик на Беговой, недалеко от ипподрома. Вы не были там, Андрей Ильич?
– Нет.
– До сих пор без предварительного заказа туда вечером попасть очень трудно. Таких пельменей я даже в Майске не ел, а у нас их умеют лепить, как нигде, уж вы поверьте.
– Меня не интересует ресторанный бизнес, и я не люблю вареное тесто с мясом.
– Подольские собирались влезть в долю, – невозмутимо продолжал Василий, – а когда договориться не получилось, проломили ресторатору голову, как и мне. Только я оказался удачливее, выжил. Видно, мой калган выдубили морозы, – ухмыльнулся северянин, – никакая гниль не берет.
– Это все?
Голкин равнодушно пожал плечами.
– Еще встречался с депутатом Козелом. Как я к нему просочился, лучше не спрашивайте, да и к делу это, честно говоря, не относится. Но этот тип, когда понял, о ком идет речь, чуть в штаны не наложил со страху, чем очень удивил, между прочим. А потом проблеял что-то невразумительное, вроде: видел однажды в антикварном салоне, где работал отец, и все. Облизнулся жалом, как кобра на мышь, нажал кнопку вызова, и тут же меня подхватили под белы руки его холуи да вывели из барского кабинета. – Голкин сдул невидимую пылинку с лацкана своего пиджака. – Хорошо, только вывели, а не выбили зубы. От наших избранников можно всего ожидать, – усмехнулся избиратель, потрогал указательным пальцем разбухший от соплей нос и небрежно добавил: – Но кое в чем этот Козел мне пригодился. – Выудил из нагрудного кармана визитку с прикрепленным к ней скрепкой листком и положил на край стола. При этом вид у него был триумфатора Цезаря, перешедшего Рубикон.
– Что это?
– Визитная карточка.
– А это? – Лебедев отцепил бумажку с названием улицы, номером дома и квартиры. Вопрос являлся риторическим. «Андрюшенька», проводивший совсем недавно в последний путь Розу Львовну, прекрасно помнил адрес Олевских. Только номер квартиры на голкинской писульке был другим.
– Адрес. Честно говоря, он уже у меня был, но я не привык доверять одному источнику. – Голкин вдруг часто задышал, затем прикрыл глаза и чихнул. Андрею Ильичу показалось, что под ним зашатался стул.
– Будь здоров.
В ответ прогремел чиховый залп, гриппозник потряс носовым платком, словно флагом завоевателя, – победно и жадно.
– Это адреш, – прошепелявил в мятые клетки Василий, торжественно протрубил соплями и закончил: – адрес Марии Корелли.
– Депутат сам тебе вручил визитную карточку? – В ответ чапаевский тезка, грустно вздохнув, по привычке уставился в потолок. Лебедев понял, что тут не обошлось без ловкости Васькиных рук. – Зачем мне визитка? Я и без твоей воровской помощи знаю его координаты.
– Не пойман – не вор.
– Ты лучше скажи, законник, как адрес добыл?
– Адрес точный, проверить легко, – уклонился тот от ответа.
– Спасибо, Василий Иванович, только в проверке нет нужды. Адрес действительно верный.
– Откуда вы знаете? – озадачился чапаевский тезка.
– На удачу, дорогой, монополии нет. А сейчас иди-ка ты лучше домой да как следует полечись. Нечего тут вирусы разносить.
– У меня не грипп, – вяло возразил помощник и чихнул в носовой платок.
– Все, – строго указал на дверь Лебедев, – хватит с нас одного больного. Всего доброго, Василий Иванович. Говорят, в таких случаях помогают чай с малиной и сон.
Голкин поднялся со стула, нерешительно потоптался.
– Андрей Ильич, я женюсь.
– Поздравляю! Тем более надо быть в форме, молодые жены дохляков не любят. Впрочем, у тебя теперь будет свой медик, так что никакие болезни не страшны. Ее ведь, кажется, Тамарой зовут? – вспомнил Андрей Ильич маленькую медичку, заботливо коловшую Васькин зад.
– А вам-то откуда известно?! – изумился жених. Затем виновато вздохнул и добавил: – Поговорить надо, Андрей Ильич. Я собираюсь вернуться в Майск.
– Что ты будешь там делать? В носу ковыряться, наблюдая, как бабы мужикам рога наставляют?
Василий подумал о неожиданно вспыхнувшей страсти к бумагомаранию и исписанных страницах, спрятанных в одном из ящиков письменного стола.
– Жизнь покажет.
– И слышать ничего не хочу! Выздоровеешь – поговорим, но предупреждаю: буду тебя отговаривать. А сейчас топай домой, лечись, ясно?
Помощник послушно кивнул и поплелся к двери, хрюкая в носовой платок.
Президент «Оле-фармы» подтянул «паркером» оставленный помощником белый листок, бездумно уставился на черные буквы с цифрами. Почерк у Василия был безукоризненным: четким, каллиграфическим, как раньше говорили. Андрей Ильич усмехнулся, лениво почеркал бумагу. Несколько ломаных линий, пара овалов, кружочки, заштрихованные уголки – вышел забавный дуэт. Если внимательно присмотреться, можно в этой пародии на рисунок разглядеть двоих: ангела с чертом. «Художник» досадливо скомкал «творение», бросил в корзину для использованных бумаг. Если б можно так выбросить мысли, жизнь стала бы много проще, спокойнее, тише. Как кладбище с крестами, которые только в бреду можно считать за плюсы. Лебедев подошел к окну. Мокро, темно, уныло. Судорожно подмигивает неоновая реклама, в ночной клуб напротив тянутся первые лоботрясы, у подъезда соседнего офиса курит охранник – какой-то компот из непогоды, безделья и жалких попыток уподобиться европейской столице. Внезапно раздался осторожный стук, в дверную щель заглянула секретарь.